Газета День Литературы # 93 (2004 5) - Газета День Литературы

В Израиль — на съеденье к Арафату? —

целуйте меня в тохес*, господа!.."

Тут я прервал его:

"Постой, шлемазл**!

Понятно, что вчера ты крепко вмазал,

да и добавил нынче хорошо.

И всё же, сколько лет знаком с тобою, —

не думал я, чтоб даже под балдою

до этой мешанины ты дошел

в мозгах своих...

Ей-Богу, старый кореш,

ты, как с врагом, с самим собою споришь,

как будто сразу в котелке твоем

и рак, и щука с лебедем втроем!

А я с тобою спорить не желаю:

я не затем тебя опохмеляю,

чтоб некий диспут заводить с тобой.

В России ничего глупее спора

не сыщешь. Он всегда: сначала ссора,

а после — свара или мордобой...

Поэтому-то я с тобой не спорю.

У нас с тобой — одно большое горе.

Его зовут — Россия. Нет иной,

я верю, и тебе страны дороже,

коль здесь ты эти годы Смуты прожил,—

она тебе не "этою страной",

а Родиной осталась. Нет, не спорю...

Но — был бы ты хотя б слегка историк,

то знал бы: меж собой слова "скинхед"

и "черносотенец" — нельзя равнять. Ты б ведал,

что в Куликовской битве не "скинхедом",

а черносотенцем был Пересвет!

А впрочем, что тебе о Пересвете,

о древних и оболганных словах

народа моего... В истлевший прах

превращены святые корни эти

уже для большинства... Но в чём ты прав,

так это в том, что оба мы — в ответе

за всех своих сородичей. За глав

и рулевых — за всех, кто здрав

был сердцем и умом, душою светел,

и — кто свои деяния пометил

кроваво-черной памятью...

И мне

за русских палачей, за всех подонков,

в моем народе и в моей стране

рождавшихся,— перед судом потомков

и современников держать ответ.

И ты,

Эйнштейном, Пастернаком или Гейне

гордясь, произнося благоговейно

их имена — в ответе за Бернштейна,

за Лейбу Троцкого и за его мечты,

осуществленные в чекистских зонах,

где сорензоны, коганы и коны

всемирной революции законом

свинец врезали в русские черты,

крушили православные кресты.

За эти имена в ответе — ты...

...Наверное, и за Чубайсов тоже,

хотя понятно мне, что эти рожи

достали и тебя...

Но — эта власть,

та самая, что и тебе "не в масть",

она — из них, кто и бритоголовых

парней, и волосатых вдохновлял

громить южан; кто долларом и словом

в державе нашей учинил развал.

Она — из них, пугающих кошмаром

погромов, — даже вот таких, как ты:

неглупых, но отравленных угаром

тщеславной, древней вашей суеты...

А мне "бар-бир", как говорят татары,

мне всё едино — русский ли, еврей

до срока в гроб людей вгоняет старых

и превращает молодых в зверей!

Не в этом суть..."

Тут я замолк, увидев,

что Рабинович... нет, он не в обиде

застыл, но с мрачной, лютою тоской,

вот именно — с библейской — он угрюмо

смотрел куда-то вдаль перед собой,

и о совсем другом, похоже, думал...

Потом оцепененье он стряхнул

и, криво улыбнувшись, протянул

мне руку. Видно было, что от жажды

похмельной он избавился.... И мы

простились.

И — своей дорогой каждый

пошел искать спасенье от Чумы...

* Тохес (идиш) – задница.

** Шлемазл (идиш) – бедолага, несчастный

Георгий Степанченко НА ТО У НАС — “КАЛАШ”...

ХУЛИГАНСКАЯ

Райка Шухова, отрава,

Что ж ты, сука, всем даешь?

Что ж ты скурвилась, шалава,

За сережки да за брошь?

Выйдешь, стерва, горделиво

В чем-то розовом, как цвет...

Грива — на разлет! Игриво:

"Я красива или нет?"

Да красива ты, красива!

Взглянешь — глаз не отведешь!

Вся трепещешь, словно ива...

Ах, какая это дрожь!

От тебя мороз по коже,

От тебя огонь в крови...

Отчего ж ты, отчего же

Отдаешься без любви?

Что тебе майор усатый,

Лейтенантик молодой,

Санька, бывший друг заклятый —

Враг, пока еще живой!

Не беги к машине черной,

Стой, нажми на тормоза!

Стань такой, как прежде — гордой!

И не прячь, не прячь глаза...

Что тебе твои бандиты?

Что тебе твои дружки?

"Ну, заладил! Да иди ты...

Печь из грязи пирожки!"

И опять встряхнула гривой,

Повела, как встарь, плечом:

"Да, красива я, красива —

Только ты тут ни при чем!"

Красной сумочкой взмахнула,

Словно лебедь, поплыла,

Словно ласточка, вспорхнула —

И умчалась, как стрела.

Только ветер от машины,

Только брызги от колес,

Только шаркнувшие шины,

Только злая соль от слез.

И стою я на крылечке,

Полный злых и добрых сил,

И застыли все словечки —

те что недоговорил.

Как же быть мне, что мне делать,

Как мне с этим дальше жить?

Не могу я эту кралю,

Эту лярву позабыть!

Наточу я ножик тонкий,

Выпью водки полведра —

И зарежу я девчонку,

Чтоб ничьею не была!

БАНДИТСКАЯ ЭЛЕГИЯ

И сыт, и пьян, и ноздри в табаке,

И крашеная краля на руке,

А под рукою, чтоб не шарить спьяна —

Сталь вороненая убойного нагана.

На небе — ни звезды, и месяц в облаках...

Давно забыл, что значит слово "страх".

И ветка пусть стучит всю ночь в окно:

— Что? Знак дурной? Плевать — нам всё равно!

Заутра — бой. Да только не с хазаром,

Подползшим за невольничьим товаром.

Заутра — бой. Да только не с монголом,

Нахрапистым, бесстрашным и веселым.

А с кем же бой? С азером иль с чеченом,

Припершимся на Русь за клюквой с хреном,

За баксами, квартирами, рублями,

За шмотками, машинами, блядями.

На что сдались бигмаки им да пиццы?

Нет, чтоб пасти, как встарь, своих баранов —

На пули прут, и всё по барабану.

Где пограничники, и где у нас граница?

Ползут, плывут, а то летят, как птицы!

Нет КГБ на них, но есть бандиты —

И тем, кто лишний, нынче быть убиту.

Азер азеру — рознь. Чечен чечену — рознь.

Не каждого — в расход. Не каждого — на гвоздь.

Но если он глядит каким-то ханом, тля,