Узаконенная жестокость: Правда о средневековой войне - Шон Макглинн

В Мессине на Сицилии, по дороге в Святую Землю, неожиданные обстоятельства потребовали от Ричарда, как это часто случалось, немедленных действий; надев доспехи, он повел за собой войско, чтобы немедленно подчинить себе непокорный город, и «взял его быстрее, чем любой священник успел бы отслужить заутреню», как восторженно написал один из хронистов того времени. А как отреагировал Филипп на столь неожиданный всплеск насилия? Тот же источник рассказывает, что «французы, не ведая о том, что предпримет их король, бегали кругами, разыскивая его; а тот выскочил из залы, где проходил военный совет, и укрылся во дворце». Неудивительно, что «король Франции завидовал успехам короля английского». Даже арабы уловили разницу между двумя монархами, и один из арабских хронистов пишет: «Король Англии был весьма могущественным среди франков, это был человек большой храбрости и духа. Он участвовал во многих битвах и проявил великий энтузиазм в войне. Его королевство и положение уступали владениям французского короля, однако богатство, слава и отвага были намного выше». Таковы отголоски далекой эпохи, дошедшие до наших дней. Теперь, как и тогда, некоторые исследователи продолжают сравнивать Филиппа с Ричардом, однако воинская репутация французского короля просто меркнет на фоне славы английского.

Обезглавливание пленных мусульман под Акрой

В том же духе происходила и осада Акры. Филипп платил своим рыцарям по три золотые монеты в месяц, а Ричард — по четыре. В результате Филипп потерял часть своих людей (а заодно и лицо): они перешли к Ричарду, — тем самым французский король еще сильнее усугубил свое положение. Один хронист, пылкий сторонник Ричарда, писал, едва сдерживая эмоции: «Короля Ричарда восхваляли здесь все и вся. Было объявлено, что он превыше всех. „Вот человек, прибытия которого мы так долго ждали, — говорили они (крестоносцы). — Прибыл самый выдающийся король на свете, более искушенный в ратных делах, чем любой христианин“… Все надежды возлагались только на Ричарда».

Все это, должно быть, возмущало Филиппа, который, будучи мастером осад, усердно и терпеливо руководил осадой Акры. Источники подтверждают, что Филипп по прибытии в Акру сразу сел на лошадь и поскакал осматривать город и его укрепления, чтобы решить, с какой стороны лучше штурмовать, и выяснить, где наиболее слабые места в обороне. Филипп лично руководил строительством осадно-штурмовых башен, метательных машин (одну из которых нарекли «Злым Соседом»), засыпанием рвов и рытьем подкопов при подготовке к штурму. Один из штурмов, предпринятых французами, едва не привел к взятию города, и мусульманам пришлось очень туго; однако наибольший урон врагу нанесла тогда именно бомбардировка. Мусульманские, французские и английские источники в один голос уверяют, что осадные машины действовали очень эффективно; гарнизон вынужден был яростно оборонять бреши и проломы под бесконечным градом стрел и камней. Стены трескались и крошились, что еще сильнее усугубляло тяжелое положение обороняющихся. Французские подкопы тоже играли не последнюю роль, облегчая будущий штурм, который (из-за отсутствия занемогшего Ричарда) все же не достиг успеха.

В конце концов, гарнизон, испугавшись, что будет весь истреблен при удачном приступе, который наверняка последует за еще одной сокрушительной бомбардировкой, капитулировал. Продолжатель хроник Уильяма Тирского, одного из ведущих историков того времени, подвел лаконичный итог операции: «Осадные машины французского короля проломили городские стены настолько, что стало возможным прорваться внутрь и вступить в рукопашный бой, в то время как слава и подвиги английского короля внушали мусульманам такой ужас, что они совершенно упали духом, поняв, что пришел конец». Успех в Акре стал, таким образом, результатом совместных усилий, причем Филипп внес серьезный и впечатляющий вклад в победу. Когда во время осады пришла весть о подходе армии Саладина, Ричард ускакал воевать с мусульманами, а Филипп продолжал бомбардировку города. Филиппу не суждено было затмить великолепного Ричарда, но его роль как удачливого предводителя крестоносцев должна была возвысить его в глазах современников. То, что этого не произошло, во многом обусловлено, как указывалось выше, отношением к рыцарскому поведению и чести.

Вскоре после взятия города (и своей доли трофеев) Филипп прервал свое участие в походе и отправился на родину. Этот неожиданный отъезд привел крестоносцев в смятение. Современники писали о «презрении и ненависти» и «безмерном позоре», о «постыдном и вопиющем» поступке французского короля и даже об «пугливых кроликах». Этот отъезд катастрофическим образом сказался на репутации Филиппа; для многих он попросту свел на нет его весомый вклад в падение Акры. По словам Ричарда Девиза, английский король был «обременен королем французским, [Филипп] висел на нем, словно кошка, к хвосту которой привязали тяжелый молоток». Несмотря на то, что основные свои силы он оставил в Акре, окончательный провал крестового похода, целью которого был Иерусалим, был и на его совести.

Ни одно из объяснений поступка Филиппа не сыграло ему на руку. Лучшее, чем могли воспользоваться его сторонники, — это подозрение о переговорах Ричарда с Саладином, его болезнь и страх быть отравленным (Филипп в этом смысле был параноиком, страшно опасаясь любого намека на покушение). Недуг, которым он страдал, нашел отражение в источниках; но то, что он оставил грандиозное предприятие из-за выпадения волос и ногтей, едва ли могло помочь позитивному восприятию Филиппа в качестве военачальника. Зато когда заболел Ричард, он велел поднести себя на носилках к стенам города, чтобы произвести символический выстрел из арбалета и тем самым взбодрить своих воинов. Подобные эпизоды делали Ричарда Львиное Сердце героем, сравняться с которым не мог никто.

В качестве прочих объяснений неожиданного отъезда Филиппа II Французского приводились его ревность по отношению к Ричарду и неприятие его заносчивости. Истинная причина, признанная рядом историков, едва ли может считаться более уважительной; это был чисто политический шаг, продиктованный возможностями, которые открывались перед французским королем на родине, в то время пока Ричард находился в Святой Земле. Каким бы антирыцарским этот поступок ни выглядел, все же это было мудрое признание со стороны Филиппа, что Ричард как полководец намного лучше него; хотя до возвращения Ричарда Филипп добился кое-какого прогресса в военном отношении. Даже один из ярых сторонников Ричарда, оставивший воспоминания о третьем крестовом походе, вынужден был смягчиться: «И все же не стоит полностью очернять французского короля. Он приложил немало усилий при штурме города. Он оказывал помощь и поддержку огромному количеству людей, и само его присутствие способствовало более успешному завершению столь великого начинания».

Сильная сторона Филиппа заключалась в осознании собственных слабых сторон и признании силы соперника. Если бы Филипп пошел на поводу у традиции, проявил бы исконно рыцарский характер и сошелся бы в поединке с Ричардом, хронисты наверняка с восторгом и во весь голос пели бы славу ему, Ричарду и рыцарству в целом. В военном отношении для Франции это обернулось бы катастрофой, потому что со стороны это выглядело бы как единоборство страдающего ожирением пуделя с мускулистым английским питбультерьером. Заведомо неравный поединок длился бы недолго. Ричард понимал это и годами, на всем протяжении англо-французского конфликта, безжалостно дразнил Филиппа, вызывая того на бой.

Ричард Львиное Сердце стал воплощением воинствующего монарха: его слава и величие ослабляли решимость врагов, лишали их мужества; его лидерские качества вдохновляли подчиненные ему войска и привлекали на его сторону многих других людей. Все с точностью до наоборот выглядело в отношении Филиппа, которому мешал его менее агрессивный характер. Но было ли так на самом деле? Ясно, что послужной список Ричарда говорит сам за себя. Но каких бы преимуществ он ни добился на воинском поприще, все они сведены на нет в связи с его гибелью в бою при осаде Шалю-Шаброля неподалеку от Лимузена в 1199 году. Последствия для его королевства и всей империи оказались крайне пагубными — Ричарду наследовал безвольный и малосведущий младший брат Иоанн. Попытки заново оценить Иоанна в позитивном смысле, взяв за основу его эффективную бюрократию, и несколько обелить его незавидную репутацию, встретили твердый отпор у ведущих историков. Иоанн, за свои поражения получивший прозвище «Мягкий меч», был никудышным полководцем и плохим королем. Он обладал рядом малопривлекательных черт того же Филиппа Французского и, подобно ему, избегал непосредственного участия в сражении. Важное различие между ними заключалось в том, что Филипп вникал в военное дело, а также осознавал ценность таких качеств, как последовательность, решительные намерения и умение управлять людьми. Иоанн был всего этого лишен, и в результате терпел от Филиппа одно поражение за другим. За пять лет, в течение которых Иоанн находился у власти, начиная с 1199 года, Филиппу удалось воплотить в жизнь давнюю мечту французских королей — присоединить Нормандию. Но он не остановился на этом и добился выдающейся победы в битве при Бувине в 1214 году.