Актриса - Александр Минчин

— Что толку плакать?

— А что я могу еще делать, если вы мне не верите.

— Это все, что вас волнует?

— Да!

Меня тронуло ее трогательное восклицание. Я сентиментален, к сожалению.

— Лучше развеселиться.

— А заболевание?

— Оно вылечивается, я думаю. У вас есть знакомые доктора?

— Нет, у меня даже своего гинеколога нет. Они мне не нужны были никогда… — Она осеклась.

— Хоть лечиться будем вместе, — сказал я с легкой иронией.

— Может, это просто воспаление? Что-то не то съели?

Я посчитал.

— Сегодня пятый день, как мы пере… спали; инкубационный период от трех до шести, все точно совпадает. Клиническая картина, как в учебнике венерических заболеваний.

Я заметил, как на слове «переспали» она вздрогнула.

— А какое лечение есть?

— Флагил, французские таблетки. Нужно выпить 21. Раньше этот препарат стоил безумные деньги. Но есть ли он в вашем оазисе…

— Сейчас у нас много иностранных препаратов, а деньги я достану.

Я грустно усмехнулся:

— Да, деньги — это единственная проблема, которая существует у нас с вами. Забудем до завтра. Давайте выпьем лучше.

Она с удивлением вскинула влажные глаза:

— А разве от этого вам не будет хуже?

— Водка — наилучшая провокация, а еще вернее — с пивом, так что завтра наверняка буду знать, что у меня. И у вас! Самодиагностика.

Я налил себе большую порцию. Выпил, не ожидая, и пошел в туалет. Мысль о мочеиспускании была тягостна. Но я хотел точно знать. И я узнал. Потекло, как из рога изобилия.

Я сменил туалетную бумажку и укутал пациента в бумажную шаль.

— Пойдемте спать. Завтра предстоит веселый денек.

Она медленно поднялась. Мы разделись и легли.

Несколько мгновений продолжалось молчание. Я положил ей руку на грудь, потом коснулся бедра.

— Вы не разделись? — Она обычно ложилась голая.

— А вам… можно? — спросила тихо она.

— Если у вас это есть, то я от вас ничего нового не приобрету и вам ничего нового не подарю. К тому же второй лучший способ для провокации — половой акт.

— Как быстро все изменилось, как быстро, — грустно сказала она. — Теперь это — провокация.

«Это не моя вина, — подумал я, — не моя вина».

К утру, однако, все успокоилось. Моча была совершенно прозрачна. Вспомнив урологические уроки папы, я взял стеклянную банку и пописал в нее. Разболтал и стал смотреть. Плавало две-три тонко-белые нити, никаких хлопьев. До десяти была допустимая норма. Я не до конца успокоился. Видимо, приступ вульгарного уретрита, резкий. Столько пить!

Тая сидела на кухне и тщательно, сосредоточенно красила глаза.

— Как вы себя чувствуете? — с видимой тревогой спросила она.

— А я похож на больного? — пошутил я.

— У вас… вчера… — она подбирала слова, словно рассыпавшиеся бусы, бусинки.

— Все в порядке. Ложная тревога.

— Никаких выделений? Не болит?

Я отрицательно покачал головой.

— Слава Богу. Я очень переживала.

Она не сказала, я «чувствовала себя виноватой».

— Через пару минут я подам завтрак, я не думала, что встанете так рано, и не успела приготовиться.

Я не сказал, что ночью вставал три раза и стоял в позе краба над унитазом. «Раком».

Зазвонил телефон. Я машинально снял трубку.

— Сыночек, я достала тебе все, что ты просил: международное купе, мягкий вагон, экспресс «Лисс». Вот только с гостиницей пока проблема, в «Загрантуристе» мест нет. Ну, в худшем случае снимешь на месте, может, какой-нибудь домик.

— Спасибо, мамуля, большое.

— Ты сегодня появишься? Тебе же завтра уезжать!

— Обязательно. Немного позже.

— Спасибо, ваше величество.

Я повесил трубку.

— Мы едем завтра на море. Поезд уходит в два часа дня.

Глаза ее радостно зажглись.

— Все-таки я бы хотела, чтобы вы сдали анализы.

— Может, я заеду в посольство, у них есть американский врач.

— Сегодня в двенадцать дня — второй тур в училище. Вы меня просили узнать.

— Мы можем на него пойти?

— С вами — на край света.

— Всё шутите?

— Абсолютно серьезно. У вас сегодня нет встреч?

— Есть. В издательстве с забавным названием «Столичный рабочий».

— Они публикуют очень хорошие книги.

— Когда-то это было «крестьянское» издательство.

— За последние два года здесь все поменяло свой цвет.

Она отдает мне свою машину, и гонка начинается. В одиннадцать я в издательстве. В двенадцать встречаюсь с ней в училище. На прослушивании сидят совершенно другие люди, с гонором, которые отбирают для третьего тура. На котором уже будет сама ведущая курс. Белоруский одет приличней, но читает хуже, неуверенней, — видимо, напряжение начинает давить и на него. Его не хотят пропускать на третий тур. И если бы не настойчивая просьба Таи, которая чувствует мой давящий локоть и толкающее колено и рассказывает, как замечательно он читал на первом туре и сейчас просто волнуется. Его — после долгих раздумий — пропускают.

По лестнице я спускаюсь с ним и говорю:

— На третьем туре я уже буду в Америке. И вам придется выдать все, что вы умеете. Прослушивать будет сама профессор, набирающая мастерскую.

— А как сегодня?

— Очень плохо, — честно говорю я. — Расслабьтесь, забудьте, что приемная комиссия, не смотрите на них и победите!

— И тем не менее сегодня… — Он хочет сказать, что прошел.

Я перебиваю его:

— Удачи вам. — И вылетаю к машине.

Тая стоит со знакомыми актерами. Может, кто-нибудь из них?..

Она подходит и берет меня за руку.

— Вы не забыли, вам нужно в посольство?

«Нет, — говорю я про себя, — наверно, просто…»

В два пятнадцать я в посольстве — врач принимает в другом здании только до трех.

В три я в валютном магазине — закупаю провизию для путешествия.

В четыре — встреча с балериной, которой нужно передать фотографии в Нью-Йорк знаменитому балетному танцору. После спектакля я должен забрать Таю у театра.

Заехал я позже и в модный литературный журнал «Флаг». Известный многим заместитель главного редактора по прозе принял меня торопливо и через десять минут пообещал разобраться сразу с четырьмя моими книгами. После чего я откланялся, чтобы не переутомлять человека. По-моему, ему не нужны были ни я (да и кто я такой), ни мои книги, ни весь этот «литературный процесс». Через несколько дней, когда я вернулся, он сообщил, что для их журнала ничего не подходит. Как за пять дней он разобрался с четырьмя книгами, для меня до сих пор загадка. Наверно, как Корди…

Тая ждала меня у театра, одетая в белое платье.

— Как завершился театральный сезон?

— Никак. Обычно, — безразлично сказала она.

Мы заехали к ней. Выпили поздний чай.

Она вопросительно посмотрела на меня.

— Я не был у доктора, мне нечего вам сказать.

— Разденьтесь.

— Зачем? — спросил от неожиданности я.

— Я хочу вам поцеловать, где болит.

……………………………………………

— Вам нужно собираться, — выходя из душа, говорю я.

— У нас это проще, чем у вас, — шутит она.

К маме я успеваю ровно в полночь. «Бег жизни». Есть такая пьеса? Или название?

— Ты совсем похудел, что ж ты так мотаешься?

— Завтра начинается отдых.

— Надеюсь, до отхода поезда тебе никуда не надо на встречи?

— В четыре места, — негромко говорю я. — А чем ты занимаешься?

— Пытаюсь дозвониться в Лисс, чтобы сделать тебе номер в отеле.

Я достаю ей банки апельсинового сока и любимые крекеры.

— Ой, сыночек, спасибо большое.

— Это тебе спасибо.

Ночью я сплю поверхностно. Я не могу понять, то ли у меня действительно режет, то ли мне это кажется.

С утра я еду на кладбище. И на полчаса отключаюсь от всего мира.

От сует, забот, бега, проблем. Наверно, это моя пристань в мире… Рядом с папой. Поскорей бы…

В одиннадцать у меня переговоры с Артамоном по поводу тиража, авторских экземпляров, бумаги для фотографий.

— Алексей, у тебя нет сигаретки случайно?

Я достаю блок «Мальборо» и дарю ему.

— Это мне? Огромное, большое спасибо!

— Артамон, только сделайте все, как надо.

— По высшему разряду, я знаю. Это первый ребенок. — Он улыбается.

Я несусь за чемоданом к маме.

В двенадцать тридцать я встречаюсь у гостиницы на имперском проспекте со своим старым институтским товарищем, который дает мне красный паспорт. Теперь я «имярек». Так как с американским паспортом в Лиссе, кроме «Загрантуриста», меня никуда не пустят. (Потом оказалось, что и в «Загрантурист» меня не пустили.)

В час я залетаю за Таей. По пути на вокзал мы захватываем ее подругу. Я высаживаю Таю с торбами на вокзале и еду ставить машину в какой-то гараж. Так как подруга машину водить не умеет. Тогда зачем ей машина?! Я еду по тротуарам, чтобы успеть. Пробки дичайшие.