Актриса - Александр Минчин

— Я и не мечтаю, что вы меня опубликуете. Может, просто дадите совет, что-то порекомендуете.

— Скромность украшает даже американца. Если у вас хватило ума выжить в Америке, то писать книжки — это попроще. Конечно, ситуация сейчас печальная в издательском деле. У меня вон в плане стоит 320 названий. А издам я в этом году, дай Бог, сто. И то будет хорошо.

— На сколько же лет очередь?

— Издательский план закончен на три года вперед.

Видимо, выражение моего лица было достаточно живописно.

— Не пугайтесь. Есть разные ходы. Как говорится, для хорошей книги всегда находятся магические пути издания.

Он взял книгу с бело-голубой обложкой, посмотрел:

— «5 интервью», пять интервью, что-то знакомое название.

Я быстро достал журнал с моей первой имперской публикацией. И развернул на нужной странице. Он безразлично скользнул взглядом там, где было обо мне, задержался на красивом черно-белом портрете её. Но моей работы.

— Как поживает девушка в Америке?

— Проходит через кровавый развод с мужем.

— Красивая была актриса, очень красивая, — медленно сказал он. И вернул мне журнал. — Один едете в Лисс или с дамой?

— Приятельницей.

— Отечественной или заграничной?

— Здешней.

— Летите?

— Не дай Бог, поездом.

— О, это приятно, отдельное купе, вагонный роман, дорожное пиршество. Ночь без сна… Пир в ночи.

Кстати, о купе. Ассоциативное сознание, кажется, называется. Будьте осторожны, отечественные девушки очень изменились.

— В каком смысле?

— Не только в венерическом. Но и в практическом: все любят доллары.

— Я учту, — сказал я вежливо. Хотя Тае, мне казалось, это было до лампочки. Правильно ли мне казалось?

— Допивайте чай, Алексей Сирин, я вас вывезу в центр. Вот вам мои телефоны.

Мы обменялись визитными карточками.

На девятом облаке я спустился по широкой мраморной лестнице, слушая сентенции Джорджа. Конечно, ему не понравится то, что написал я. Но надежда окрыляла и вселяла.

Он, видимо, в юности был рентгенологом.

— Кстати, я не обещаю, что за пять дней успею что-либо прочитать. Но начну. Так что придется, скорее всего, звонить из Америки, если денег не жалко.

У выхода часовой отдал ему честь. У дверей стояла длинная черная машина, на которых раньше ездили члены правительства. Ему распахнули дверь.

— Комфорт — все-таки приятная, хотя и незначительная деталь в жизни индивидуума. — Он улыбнулся сам себе.

В машине Джордж опять стал прохладным, как будто и не было у нас задушевной беседы. Что навело меня на мысль об изменчивости человеческой натуры.

В центре, у колонн, он меня высадил, отрешенно попрощавшись. Видимо, поняв, что очаровал еще одного — собой, манерами, разговором. И незачем было напрягаться. Дальше.

Я достал из кармана сушку, машинально положенную туда в кабинете, и откусил. При нем мне было неудобно жевать.

Идя по центру, я взвешивал «pro» и «contra» и думал. Анализируя его каждую реакцию. И пока склонялось к тому, что первый раунд я не проиграл. Оставался самый главный, второй — будет ли он действительно читать? А потом — третий…

Вечером, за ужином, я с вдохновением рассказывал Тае о своей встрече с Издателем. Ее интересовали малейшие детали нашего разговора.

— Я что-то слышала о нем, но не могу вспомнить от кого. Я очень надеюсь, что он сам все прочтет, как и обещал.

Я опять пил водку, Тая пила джин. Со льдом и тоником. Куря американские сигареты.

— Вам, наверно, надоели литературные разговоры.

— Что вы, напротив, мне весьма интересно. Тем более, вас это так волнует. Я бы очень хотела вам помочь, но, к сожалению, не знаю никого в этом мире.

Тогда я не обратил внимания на ее слова. Тогда.

— Ешьте, Алексей, успокойте мою душу. Целый день мальчик носится голодным. Ваши поклонницы мне этого не простят…

— Показали бы, как они выглядят, мои поклонницы.

Она быстро встала.

— Я сейчас, если позволите, схожу на площадь, созову их всех и приведу!

— Садитесь. — Я рассмеялся.

Сейчас она мне нравилась, стоящая передо мной. Описать ее все-таки трудно. Есть что-то неуловимое. Да я и не портретист. Высокая, статная, с гибкой спиной, огромными глазами, чуть навыкате, большой лоб — открыт, каштановые волосы — чуть назад. Кожа красивого цвета, натянутая. Зубы, как у всех в Империи, — лучше не описывать. Плечи ровные, пальцы красивые. Но все равно, что бы я ни писал, это очень приблизительный эскиз, неточный.

Надо было развлечься.

— Хотите, я вам расскажу историю про одного необыкновенного американского издателя?

Она с интересом тряхнула каштановой головой.

— Случилось это много романов тому назад.

— Мне уже нравится начало!

— В Нью-Йорке у меня гостила вдова очень известного вашего писателя, который умер накануне по абсолютному недоразумению, от несерьезной операции на почке. Второе по величине и престижу американское издательство переводило и готовило к публикации первую большую книгу его повестей и романов. Вдова сама по-английски не говорила, контракт был подписан еще покойным писателем на книжной ярмарке во Франкфурте. Американское издательство представлял главный редактор, вице-президент Майкл Корди. Он немного говорил по-имперски, так как когда-то служил в американской разведке, в отделе шифровки и радиоперехвата. По существующему международному договору — в вашей Империи гонорар должен получать был не сам писатель, а какая-то хитрая организация, название которой состояло из четырех букв. И которая потом перевыплачивала авторам зарубежные гонорары в переводе на местные тугрики. Но лишь минимальный процент и в течение очень долгого времени. Тянулось это века. Империя нуждалась в валюте и высасывала ее откуда могла. Для этого и были созданы всякие квазиорганизации.

— Что такое квази?

— Псевдоорганизация. У вдовы был маленький мальчик, его звали так же, как и умершего папу. Мальчика нужно было кормить, он не понимал еще сложностей и переплетений в мире, обмена валюты и прочего — ему нужно было молоко, булочки, яйца и творог. Естественно, вдова пыталась найти ходы, чтобы эти деньги, хотя гонорар-то был крохотный, ваши писатели всегда за гроши продавали свои произведения на Запад, за исключением Пары Ушлых Поэтов, попали к ней и маленькому сыну. Наследства, естественно, никакого не осталось. За права у имперских издательств билась еще дочь от первого брака писателя.

По просьбе вдовы я встретился с издателем и главным редактором Майклом Корди и изложил ему просьбу, рассказав о печальном, безденежном существовании наследников, ничего не унаследовавших.

На стенах висели великолепные черно-белые фотографии красивой белой женщины верхом на каурой лошади, а также пейзажи Африки. Он оказался сам фотографом, путешественником, писателем, а красивая женщина — женой. Я воздал комплименты всему, что мне понравилось, включая лошадь.

Здесь же находился его ассистент, так как дело касалось международного контракта и взаимоотношений с вашей забавной Империей. Я высказал ему просьбу вдовы. Ее идея заключалась в том, чтобы на мое имя, например, на счет в банке перевести эти доллары, а я потом каким-то способом, через дипломатические каналы, тайно передам ей гонорар мужа.

Корди сказал, что они большое издательство, а не маленькая частная конторка, связанное юридически международным договором. И просто так взять и заплатить частному лицу деньги не так просто. На что я возразил, что именно так они и делают с американскими, английскими, канадскими писателями, так как книги пишет частное лицо. Он засмеялся. И сказал, что писатель лично ему очень понравился, не говоря уже о таланте, что он, конечно, понимает, как трудно ребенку без отца, и постарается что-нибудь сделать, переговорив со своими адвокатами. И если хоть какую-нибудь лазейку можно найти, то, конечно, они с удовольствием отдадут деньги в руки наследников, чем в организацию на четыре буквы.

Я был обласкан и хорошо принят. Вежливо опрошен. Он спросил, чем я занимаюсь. Я сказал, что пишу. И показал ему на всякий случай мою книгу «Голубая больница». Он спросил, было ли это переведено на английский. Я сказал — да, но мой издатель умер от страшного рака тогда, когда книга должна была идти в набор. Корди сказал, что хорошо знал Карла, моего издателя, и восхищался его смелым небольшим издательством. И его мужественной, полуторагодовалой борьбой с раком.

Я раскрыл рот, терять было нечего, и сказал:

— Мистер Корди, а возможно, чтобы кто-то в вашем издательстве почитал мой роман. Хотя я и не мечтал бы…

— Конечно возможно, — с мягкой улыбкой ответил он. — Мы этим и занимаемся: читаем и издаем книги. Я сам с удовольствием почитаю, не волнуйтесь. Если у вас есть возможность — оставьте нам книжку.