Что видела собака: Про первопроходцев, гениев второго плана, поздние таланты, а также другие истории - Малкольм Гладуэлл

«Лейвери понимает, скольким обязана статье Партингтон, и охотно это признает. "Я всегда ссылаюсь на ее имя, поскольку понимаю, в каком неоплатном долгу нахожусь перед щедростью Мэриан Партингтон… При написании подобных произведений следует быть предельно деликатным, ведь они затрагивают разбитые людские жизни, и нельзя допускать, чтобы эти люди узнали об этом случайно".

Получается, Лейвери не принимала в расчет не интеллектуальную собственность вообще; она не принимала в расчет мою интеллектуальную собственность. А все потому, что, по ее мнению, позаимствованное у меня относилось к иной категории — к «хроникам», как она выразилась. Она скопировала мое описание коллеги Дороти Льюис Джонатана Пинкуса, проводящего неврологическое обследование. Она скопировала описание губительного воздействия на нервную систему длительных периодов стресса. Она скопировала мою запись телевизионного интервью с Франклином. Она привела цитату, взятую мной из исследования о детях, подвергшихся насилию, а также использовала высказывание Льюис о природе зла. Она не копировала мои размышления, умозаключения или структуру, а взяла предложения вроде: «Функция коры головного мозга — и, в частности, частей коры, расположенных под лбом, известных как лобные доли, — преобразовывать импульсы мозга, формировать суждения, организовывать поведение и принятие решений, обучаться и придерживаться правил повседневной жизни». Крайне сложно приписывать себе заслугу авторства подобных предложений. Полагаю, это переработанная версия текста из какого-то учебника. Лейвери понимала, что не сослаться на Партингтон будет неправильно. Заимствование истории женщины, сестра которой стала жертвой серийного убийцы, — дело деликатное, поскольку эта история имеет эмоциональную значимость для автора. Как сказала Лейвери, она затрагивает разбитые людские жизни. Относятся ли к той же категории шаблонные описания физиологических функций?

Не меньшее значение имеет и то, как Лейвери использовала мои слова. Заимствование переходит границы, если используется для производного произведения. Одно дело писать историю семейства Кеннеди, как Дорис Керне Гудвин, и без указания на первоначальные источники заимствовать отрывки из другой истории Кеннеди. Но Лейвери не писала биографический очерк Дороти Льюис. Она писала пьесу на совершенно новую тему — что случится, если женщина встретит человека, убившего ее дочь. И воспользовалась моими описаниями профессиональной и личной жизни Льюис для придания противостоянию правдоподобности. Разве не в этом смысл творческого процесса? Проблема не в старых словах на службе новых идей. Творческий процесс разрушают новые слова на службе старых идей.

Это подводит нас ко второй проблеме плагиата. Он не просто проявление экстремизма. Он выпадает из общего вопроса о том, что препятствует творческому процессу, а что нет. Мы принимаем право одного писателя лепить точные копии произведений другого — вспомните, сколько детективов-клонов о серийных убийцах появилось после «Молчания ягнят». Тем не менее, когда Кэти Экер включила в свой сатирический роман описания сексуальных сцен из Харольда Роббинса, ее обвинили в плагиате и угрожали ей судебным иском. Когда я работал в газете, нам постоянно приходилось «перерабатывать» статьи из Times: создавать новый материал на основе чужих идей. Но вздумай мы позаимствовать хоть слово из статей Times — хотя бы даже самые стандартные фразы, — это было бы расценено как нарушение, влекущее за собой увольнение. Этика плагиата породила пестование незначительных различий: поскольку журналистика не может сознаться в своей производной сущности, ей приходится проявлять оригинальность на уровне предложения.

По словам Дороти Льюис, больше всего в «Застывших» ее задел роман Агнеты и ее коллеги Дэвида Нэбкуса. Льюис боялась, как бы люди не стали подозревать, будто и у нее роман с коллегой Джонатаном Пинкусом. «Это клевета, — заявила Льюис. — Меня легко узнать в этой пьесе. Мне многие звонили и говорили "Дороти, эта пьеса о тебе"„и если до сих пор все было правдой, значит, и роман — правда. Еще и поэтому я чувствую себя оскорбленной. Если ты заимствуешь чужую жизнь для своего персонажа, ты не должен придумывать роман и уж тем более делать его кульминационным моментом пьесы».

Нетрудно догадаться, какое потрясение испытала Льюис, сидя в зале и видя, как ее «героиня» совершает столь неблагоразумный поступок. Однако, по правде говоря, у Лейвери имелись все основания на то, чтобы придумать любовную связь Агнеты, потому что Агиета — не Дороти Льюис. Она — выдуманный персонаж, срисованный с Льюис, но действующий в вымышленных обстоятельствах. В реальной жизни Льюис поцеловала Теда Банди в щеку, и в некоторых версиях «Застывших» Агнета целует Ральфа. Но Льюис поцеловала Банди, потому что тот первым поцеловал ее, и ответить на поцелуй убийцы — это совсем не то же самое, что поцеловать его по своей инициативе. Когда мы впервые встречаемся с Агнетой, она выбегает из дома, а потом высказывает вслух свои кровожадные мысли в самолете. Дороти Льюис также торопится по делам, и ей также приходят в голову мысли об убийстве. Основная цель этой сцены — заставить нас в этот момент подумать, что Агнета сумасшедшая. Но о Льюис с уверенностью можно сказать, что с рассудком у нее все в порядке. Непоколебимой верой в себя и свою работу она убеждала людей пересмотреть свои представления о преступности. Льюис злится не столько потому, что Лейвери переписала иными словами историю ее жизни, но потому, что та изменила историю ее жизни. Недовольство Льюис вызвано не только плагиатом, но и искусством — использованием старых слов на службе новой идеи, — и ее чувства вполне можно понять, ведь преобразования, производимые искусством, могут быть не менее болезненными и неприятными, чем воровство, совершаемое плагиаторами. Но ведь искусство не является нарушением этических норм.

Читая рецензии на «Застывших», я обратил внимание на то, что критики то и дело без указания на первоисточник употребляли различные версии фразы «Разница между преступлением зла и преступлением болезни есть разница между грехом и симптомом». Это, как известно, моя фраза. Я ее написал. Лейвери позаимствовала ее у меня, а критики, в свою очередь, позаимствовали ее у Лейвери. Плагиат с плагиата. В данном случае прикрыться «искусством» уже не получится: ничего нового эта фраза не принесла. И «хроникой» это не назовешь. Тем не менее принадлежат ли «грехи и симптомы» именно мне? Как оказалось, есть одна цитата Ганди, в которой упоминаются эти два слова, и, вздумай я перепахать все наследие английской литературы, уверен, преступлений зла и преступлений болезни насобиралось бы на вагон и еще маленькую тележку. Самое главное в деле «Phantom» то, что Рэй Рэпп, если даже и заимствовал у Эндрю Ллойд Уэббера, определенно не подозревал об этом, равно как и Эндрю Ллойд Уэббер не подозревал о том, что заимствовал сам у себя. Творческая собственность, напоминает нам Лессиг, обладает множеством жизней — в наш почтовый ящик кидают газету, она попадает в архив человеческих знаний, а потом в нее заворачивают рыбу. И к тому моменту, когда идеи обретают третью или четвертую жизнь, мы уже не помним, откуда они взялись, и не можем контролировать их дальнейший путь. Высшее проявление непорядочности ярых плагиаторов в том, что они заставляют нас притворяться, будто этих цепочек влияния и эволюции не существует и слова автора порождаются непорочным зачатием и живут вечно. Наверное, я мог бы разозлиться из-за того, что случилось с моими словами. Или просто признать, что уже достаточно наигрался с этой фразой, — и выпустить ее на свободу.

«Все это так ужасно, потому что наносит удар по моему собственному представлению о моем характере, — сказала Лейвери, сидя за кухонным столом. За ее спиной стоял принесенный ею букет цветов. — Ужасные ощущения. Я должна пройти через эти мучения из-за своей небрежности. Я бы все исправила, да не знаю как. Но я действительно не думала, что делаю что-то плохое… А потом вышла эта статья в New York Times и разошлась по всем континентам. — Воцарилась долгая пауза. Она была убита горем. И пребывала в смятении, потому что не могла понять, как получилось, что из-за обычных 675 слов рухнул весь ее мир. — Все это ужасно, кошмарно. — Она начала плакать. — Я до сих пор пытаюсь осознать случившееся. Все это не просто так, а ради какой-то цели… Какой бы она ни была».

Как решить головоломку

Парадоксы реформы разведывательной системы

1

Осенью 1973 года сирийская армия начала выстраивать вдоль границы с Израилем танки, зенитные батареи и пехотные войска. В это же время на юге в египетской армии отменили все увольнительные, призвали на службу тысячи резервистов и приступили к масштабным военным учениям, строя дороги и подготавливая противовоздушные и огневые позиции вдоль Суэцкого канала. Четвертого октября израильская военная разведка установила, что египетская артиллерия переместилась на наступательные позиции. В тот же вечер АМАН, служба военной разведки Израиля, узнала, что часть советских кораблей, стоявших возле Порт-Саида и Александрии, снялась с якоря и что советское правительство начало вывозить семьи своих советников из Каира и Дамаска. В четыре утра 6 октября главе израильской военной разведки поступил срочный звонок от одного из самых надежных разведывательных источников. По его словам, Египет и Сирия планировали нападение на Израиль на следующий день. Израильские чиновники высшего ранга немедленно созвали совещание. Неужели война неизбежна? Ознакомившись с разведданными, глава АМАНа, генерал-майор Эльяху Цейра, сказал, что он так не думает. И ошибся. Этим же утром Сирия нанесла удар с востока, прорвав неплотную оборону Израиля в районе Голанских высот, а Египет атаковал с юга, начав бомбить израильские позиции и переправив через Суэцкий канал 8000 человек пехоты. Несмотря на все поступавшие в последние недели предупреждения, израильское руководство было застигнуто врасплох. Почему же они не смогли сложить все части головоломки? Если отмотать ленту событий к 6 октября, свидетельства, указывающие на возможность нападения, предстанут со всей очевидностью, и тогда складывается впечатление, что израильская военная разведка всерьез сплоховала. Но если углубиться в историю и начать рассматривать данные, которые израильская разведка начала получать за несколько лет до войны Судного дня, эти же события предстанут в совершенно ином свете. Осенью 1973 года Египет и Сирия, казалось, действительно готовились к войне. Однако создается впечатление, что современные страны Ближнего Востока готовятся к военным действиям непрерывно. К примеру, осенью 1971 года президент и военный министр Египта всенародно заявили о том, что час битвы грядет. Началась мобилизация египетской армии. К Суэцкому каналу были отправлены танки и переправочно-мостовое оборудование, подготовлены наступательные позиции. Но ничего не произошло. В декабре 1972 года египтяне снова начали мобилизацию. Армия исступленно сооружала фортификации вдоль канала. Надежный источник предупредил израильскую разведку о неминуемом нападении. И снова ничего не произошло. Весной 1973 года президент Египта рассказал в интервью журналу Newsweek, что страна «активно мобилизует все силы с целью возобновления битвы». Египетские войска были переброшены ближе к каналу. Вдоль него возводились фортификации. Доноров призвали сдавать кровь. Мобилизовался личный состав гражданской обороны. Во всем Египте проводились временные отключения электроэнергии. Надежный источник опять предупредил израильскую разведку о неминуемом нападении. Но оно так и не состоялось.