Футбол! Вправо, влево и в ворота! - Эдуард Малофеев

Сидим мы за столом, и тут в комнату входит майор милиции:

— Здравия желаю! Кто товарищ Малофеев?

— Я, — отвечаю, — Малофеев.

— Товарищ Малофеев, товарищ министр просил узнать, как ваши ноги?

— Ничего, — говорю. — Все в порядке. Ноги целы.

— Разрешите доложить товарищу министру, что с ногами у вас порядок?

Потом мою «Волгу» погрузили на машину, отвезли в Минск, и она, моя «двадцать первая», после ремонта в совминовском гараже стала как новенькая. В Коломну я зимой шестьдесят восьмого поездом добирался.

ГЛАВА 6 

Я БЫ В ТРЕНЕРЫ ПОШЕЛ…

Вы, наверное, помните о трудовом напутствии, которое дал мне отец: «Футбол, конечно, поможет тебе, Эдик, устроиться в жизни, но необходимо иметь специальность». Поэтому еще в 1963 году, окончив техникум, я поступил на машиностроительный факультет заочного отделения политехнического института и учился в политехе серьезно. Естественно, основная нагрузка выпадала на зимнюю сессию, когда приходилось «подчищать» запущенное летом во время футбольного сезона.

Но к концу 1968-го года я стал задумываться о тренерской работе. Я ведь накопил богатую информацию, требующую профессионального анализа. Не знаю зачем и почему, но с моей первой тренировки в составе сборной СССР я вел конспекты. Все записи упражнений и наставлений Константина Ивановича Бескова, Николая Петровича Морозова и Михаила Иосифовича Якушина сохранились у меня до сих пор. А тогда, в конце шестидесятых, я почувствовал, что полученные теоретические знания и практические советы великих специалистов не могут быть мной осмыслены без специального образования. На пятом курсе политехнического института, за год до диплома, я резко поменял учебные планы и, досдав ряд экзаменов, поступил на второй курс Минского института физической культуры.

Как ни странно, но этому поспособствовало… воспитание. Во время тренировок у меня не раз и не два возникали вопросы к тренерам, но я стеснялся подойти к ним и выяснить, почему они заставляют нас выполнять те или иные упражнения в конкретных объемах, какую цель ставят, меняя тренировочные нагрузки. Тем более, что ответы мне требовались аргументированные. «А вдруг, — думал я, — тренер решит, что я сомневаюсь в его профессионализме?! А может, он заподозрит меня в неисполнительности?» В то время «высовываться» подобным образом было не принято. Теперь я понимаю, некоторые из тренеров вряд ли могли бы удовлетворить мою любознательность… С другой стороны, когда ты активно тренируешься и играешь, о тренерском деле все-таки «плотно» не думаешь.

А вот теперь я начал «плотно» учиться. Учеба опять была заочной, но я всегда возил с собой на сборы и игры учебники, книги. Особенно по физиологии, анатомии, теории физвоспитания. И если честно, анатомия с физиологией оказались предметами более быстро схватываемыми, а вот в теорию физвоспитания, материалы по методике учебно-тренировочного процесса я проникал с трудом. Знаний для самостоятельных выводов мне тогда не хватало. Но сразу же скажу, в то время на институтских кафедрах работали действительно выдающиеся люди. Можно считать, что стройной научной системы физвоспитания тогда не было, но результаты-то наших спортсменов все время повышались и повышались. Значит, научная работа шла — и не только теоретическая, но и прикладная. И тренерам было что почерпнуть из научных разработок.

Но учеба учебой, а игры первенства требовали все большей и большей отдачи сил. Минское «Динамо» продолжало выступать неплохо, но превращалось из команды лидирующей группы в прочного середнячка. Естественно, раз команда перестала претендовать на первые места, в тренерском штабе возникла тревожность и некоторые решения стали слишком поспешными. Состав начали тасовать как колоду карт, все чаще стали появляться в «Динамо» иногородние футболисты. Были среди них хорошие ребята, но некоторые оказывались и с червоточинкой — от последних старались побыстрей избавиться. Как бы то ни было, но мы, ветераны, пытались сохранить динамовские традиции, заложенные в коллективе в начале шестидесятых годов. И не просто сохранить, но и передать их молодежи.

Тем не менее руководство республики посчитало необходимым произвести смену на капитанском мостике. Увы, при этом из команды была отчислена большая группа футболистов-ветеранов, которые еще могли принести пользу клубу. Да, процесс смены поколений в спорте остановить невозможно, но перемены оказались слишком радикальными.

А я в 1971 году стал лучшим бомбардиром чемпионата СССР, наколотив соперникам шестнадцать мячей — почти половину всего, что за год забило «Динамо». Был, был еще у меня порох в пороховницах. А в роле спички, к нему поднесенной, выступили два события. Во-первых, меня не включили в сборную страны на мексиканский чемпионат мира. Нет, я вовсе не в обиде на возглавившего главную команду страны Гавриила Дмитриевича Качалина — у него было свое видение игры, и не мне давать ему советы, как лучше было формировать сборную. Но в Мексике, где я побывал столько раз, сколько другие бывают в Сочи, наша команда выступила неудачно. Так гласил официальный вывод. Такой «расклад» задел меня за живое: мне всего двадцать восемь лет, я вне сборной, но в прекрасной форме! Пришлось доказывать это не на словах, а на деле.

А во-вторых, когда минское «Динамо» находилось на предсезонных сборах весной 1971 года в Болгарии, из Коломны пришло радостное известие — у меня родилась вторая дочка. Появился еще один стимул быть на высоте, грызть землю на футбольном поле, а значит, и зарабатывать побольше денег для семьи. Правда, но пути на первую встречу с Анюточкой меня подстерегла почти криминальная история. Да что там «почти»!

В Москву мы прилетели вечером, а на Казанский вокзал я попал, когда все электрички на Коломну уже ушли. Заметался я с сумками по перрону, стал подбегать к проводникам поездов дальнего следования с единственным вопросом: «Вы в Голутвине останавливаетесь?» Голутвин — это, так сказать, главные железнодорожные ворота Коломны.

Один из проводников ответил утвердительно. Ну сел я в поезд, еду, весь в нетерпении перед встречей с женой и детьми. Вдруг вижу, мы Коломну проезжаем и в Голутвине явно останавливаться не собираемся. Хотел я, благо поезд притормозил, на ходу выскочить, но проводник дверь открыть не разрешил. Высадился я только в Рязани глубокой ночью — на вокзале ни души, а на привокзальной площади стоит одинокое такси.

Я к шоферу:

— До Коломны довезете?

Он называет сумму.

— Согласен!

Вдруг к машине подходит пожилой мужчина и садится в нее попутчиком до Луховиц. Поехали!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});