Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нет, Елена не думала о Кольке — думала о себе. Она не зажгла огня, молчаливо сидела в темноте. Не оторвалась от дум даже тогда, когда в комнату вошел Городенко. И только почувствовав на плече его отцовскую ласковую руку, прижалась к ней щекой, задумчиво спросила:
— Комиссар, ты можешь объяснить, что такое счастье?
Глава 5. СИЛЬНО И ДЕРЗОСТНО!
Рейс в Херсон подвернулся, по Колькиному убеждению, весьма некстати. Меньше всего ему сейчас хотелось покидать Стожарск.
Загруженная бочками сельди, «Черноморка» низко сидела в воде. Она зарывалась в нее по самые якоря, торчащие из клюзов. Качало. С правого борта часто захлестывало палубу: где-то у берегов Кавказа бродили залетные штормы, и с юга — их отголосками — накатывалась упругая мертвая зыбь.
— Не люблю эти плешивые волны, — угрюмо сплюнул шкипер. Он с опаской поглядывал на небо.
Прячась от брызг, Колька присел у крохотной судовой надстройки. То и дело оборачивался назад, к Стожарску. Берег туманился в утренней дымке. Краснели под солнцем глинистые обрывы, за которыми серебрилась невысохшими росами степь.
«Два дня я не увижу ее… Два дня, длинных и скучных, словно кильватерный след за кормой». В последнее время ему ни разу не удалось побыть с Еленой наедине: рядом всегда оказывался Иволгин. Капитан и Елена говорили о книгах, которых Колька не читал, спорили о памятниках, которых он не видел. На пляже, лежа возле них, он хмуро чертил на песке бессмысленные крестики и нолики.
Елена словно забыла о косе, о Колькином признании, о том, как блуждали они на шлюпке в ночном море. Вчера, улучив минуту, он снова пригласил ее на отмели. Женщина промолчала, и он начал уверять, что ни единым словом не напомнит о том, что было.
— Вы не бойтесь, — сказал он искренне, — мое слово твердо.
Елена дотронулась до его руки, тихо ответила:
— Разве бояться можно только тебя? Нас ведь с тобою двое…
Подошедший Иволгин помешал им закончить разговор. И вот теперь — этот рейс в Херсон, два тоскливых дня впереди.
— Уснул, что ли? — окликнул его шкипер. — Становись к штурвалу!
В лимане было тише, спокойнее. Из гирла Днепра дул горовой ветер, гнал к морю брюхатые парусники. Они кренились, уваливались с фарватера, выворачивая крутыми скулами тяжелую, уже по-речному желтую воду. В низовьях Днепра не кончился паводок, и мутная вода несла навстречу «Черноморке» коряги, целые острова заплавы, притопленные деревья. Колька, перекладывая штурвал, старательно обходил их, чтобы уберечь винт.
На фарватере было тесно: от парусников, пароходов, рыбачьих сейнеров и барж, от вешек и красных, ржавых буев. Лишь за ними лиман расстилался широкой гладью, сливаясь вдали с низкими песчаными косами. Ветлы на этих косах росли, казалось, прямо из воды.
Прошли подкову Первомайского острова с высокими сигнальными мачтами на берегу. На них долго смотрел шкипер, потом объяснил матросам:
— С «Потемкина»… — И задумчиво добавил: — Сколько годов минуло, а мачты броненосца до сих пор указывают людям путь.
Чем ближе к гирлу, тем все чаще попадались купы молодой куги. В ее заросли стремительно падали с неба одинокие селезни. На обочинах фарватера били пудовые щуки и коропы. Окуни гоняли рыбью мелкоту, и та рассыпалась по воде, как выстреленная дробь. Когда, наконец, вошли в протоку, шхуну с обоих бортов плотно обступили камыши — густые, буйно пошедшие в рост. Плавни убегали во все концы великим зеленым океаном.
Здесь все было иным, нежели в море. Вёрбы бросали па воду зеленые тени. На старых котах, затянутых паутиной, неподвижно сидели птицы, выслеживая рыбу. Они не обращали внимания на плывущие мимо корабли. Корабли казались гигантскими и сказочными среди верболоза и желтых кувшинок. Было какое-то странное, раздумное несоответствие между ними, пропахшими морем, и стылой, хуторской тишиной плавен. Это впечатление усиливалось, когда меж осокорей и ракит мелькали белые хаты понизовных сел. Рябые телята, подпрыгивая, восторженно мычали вслед кораблям. Синие стрекозы доверчиво садились на фальшборты.
Даже в лексиконе шкипера появились новые, непривычные слова. Буи он теперь называл бакенами, фарватер — быстриной, а изгибы протоки — коленами.
— За вторым коленом, — указывал он рулевому, — будешь держать поближе к берегу, на сохлую вербу.
В заводях отражалось небо с неподвижными облаками. «Черноморка» резала тени деревьев. На ее вантах повисал тополиный пух.
Уже к вечеру вышли в просторное русло Днепра. Повернули влево и увидели по носу бетонную громаду херсонского элеватора, длинные корпуса консервных заводов. На рейде посреди реки стояли в ожидании погрузки морские суда. Пустые, они громоздко высились над водой, оголив почти до половины свои размашистые винты. Весело шлепая но воде плицами колес, проносились речные пароходы. Они смело устремлялись прямо в берег и исчезали в камышах, которые скрывали от взора бесчисленные ерики и протоки. Белые мачты пароходов, петляющих в плавнях, еще долго виднелись меж верб. За вербами, в сизоватой вечерней дали, смутно просматривался зеленовато-серый Алешковский монастырь.
Город открывался постепенно из-за осокорей Потемкинского острова. Проплыли по левому борту легкие, точно китайские, постройки яхт-клуба. Убавив ход, «Черноморка» втягивалась в узкую реку Кошевую. С палубы шхуны матросы внимательно разглядывали суда у причалов. Такова уж привычка моряков: знакомство с портовым городом начинать с кораблей, заполнивших гавань. Позже, сойдя на берег, они узнают улицы и площади города, нравы и говор жителей, но еще до швартовки безошибочно распознают его облик — по судам, забредшим сюда. Вот «Молдавия» — та самая, которую они видели совсем недавно в Одессе. Только там, в Одесском порту, она терялась среди тысячетонных лайнеров, здесь же казалась огромной, закрывая собою полгорода. Для херсонских мальчишек она воплощала в себе, наверное, океанские дороги. Накренившись, черпая воду лишь одним колесом, подгребал к пристани допотопный пароходишко — с высокой трубой и причудливo изогнутым форштевнем. На его кожухе Колька прочел: «Профсоюз». Интересно, как назывался он раньше, до революции? Наверное, «Миссисипи» или «Ориноко»… Покачивались рядышком портовые
- С нами были девушки - Владимир Кашин - О войне
- Присутствие духа - Марк Бременер - О войне
- Присутствие духа - Макс Соломонович Бременер - Детская проза / О войне
- В глубинах Балтики - Алексей Матиясевич - О войне
- Свастика над Таймыром - Сергей Ковалев - О войне
- Линия фронта прочерчивает небо - Нгуен Тхи - О войне
- Это мы, Господи. Повести и рассказы писателей-фронтовиков - Антология - О войне
- Конец Осиного гнезда (Рисунки В. Трубковича) - Георгий Брянцев - О войне
- Ангел зимней войны - Рой Якобсен - О войне
- Ремесленники. Дорога в длинный день. Не говори, что любишь: Повести - Виктор Московкин - О войне