Везучий - Карен Таривердиев

– А ну-ка погоди…

Фугас – это спасение. Если удастся снять, конечно. Кроме замкомвзвода, к машине никто не подходил. Он не заложит, надеюсь. Так… Предъявить взрывчатку, взрыватель… За машину в этом случае никто не спросит! А если и спросит – на своём стоять насмерть! Нашли в кузове, и всё тут! "Замок" не заложит, не должен. Только бы сволочь эта без "неизвлекаемости" была. Если поставлен на "неизвлекаемость" – тогда всё насмарку. Но не может он неизвлекаемым быть! Не может! Не должен!…

– Погоди-ка, Кукушкин… Не надо сейчас фугас подрывать…

– Как же это, товарищ лейтенант, оставить его? Нам вроде говорили, что…

…не понял он меня, не понял…

– Не надо фугас подрывать, – твёрдо произнёс лейтенант, глядя в глаза солдату. – Его надо снять!

– Как снять?!! – Кукушкин решил, что ослышался. – Обычно же…

– Плевать мне на обычно! Я сказал – снять! Обезвредить и снять!

– Да вы что, товарищ лейтенант?! Это же нельзя. Запрещено!

Ермак, крутившийся рядом, подошёл поближе и замер, словно прислушиваясь. Кукушкин растерянно обернулся на красный флажок с буквой "М" в середине.

– Ладно, солдат, – зловеще проговорил Потапов, – боишься, значит. Трусишь! Понятно! А ну давай сюда свои причиндалы! Я сам всё сделаю! Только – не обижайся потом!

Лейтенант нагнулся и протянул руку к кукушкинскому рюкзаку. Солдат быстро схватил рюкзак и отскочил с ним в сторону:

– Вы не сапёр! – с отчаянием воскликнул он. – Вам и подходить туда не положено!

– Здесь я командую! Я сам знаю, что мне положено, а что нет! Не тебе учить! Давай щуп и "кошку"!

– Не надо, – враз обмяк солдат, – я сам сниму… – И быстро, деловито достав из рюкзака щуп, пошёл в угол, к указке. Ермак, обежав его спереди, встал боком, не пропуская. Кукушкин потрепал его по загривку и, отстранив с дороги, пошёл дальше. Ермак заметался суетливо и вдруг, прогнув спину, почти ползком, поскуливая и подвывая, двинулся за хозяином.

– Ну?! – крикнул лейтенант.

Сапёр зашевелился на коленях:

– Не понять ничего! Не с той стороны подрыл. С другого бока взрыватель, оказывается! Ну, Ермак, не мешай, ну куда ты лезешь?!

– Ладно, брось его! Слышишь, что говорю, брось!

Вдалеке послышалось комариное гудение вертолётов.

– Бросай! Накладывай шашку, взрывай, к чёртовой матери, и поехали отсюда!

– Сейчас, сейчас! Нащупал, кажется! Ничего тут особенного. "Кошку" только зацепить не за что!

Потапов сжал кулаки. Только бы не было в фугасе секрета! Только бы не было!

– Ой! – вдруг воскликнул солдат. – Товарищ лейтенант, "кошку"-то я в рюкзаке оставил. Вы не принесёте? А то у меня руки заняты и отпускать я это дело не хочу.

"Вот раззява! "Кошку" он забыл! Голову не забыл случайно? Да где ж она? А вот, нашёл… Всё, что только можно, нарушаем! Видел бы комбат!"

Потапов достал "кошку" – длинную верёвку с крюком на конце – и понёс её Кукушкину в угол. "Сейчас, сейчас. Сейчас всё будет хорошо!…"

– Спасибо, товарищ лейтенант! Ермака только заберите. Сейчас зацеплять буду…

Лейтенант протянул руку и ухватился за ошейник:

– Ну, Ермак, Ермак, мешаешь ведь!

Но Ермак сопротивлялся. Вместо того, чтоб сидеть рядом, он улёгся на брюхо и, жалобно поскуливая, мотал головой, пытаясь вырвать ошейник из рук лейтенанта. Возня эта становилась опасной.

– Ладно, хрен с тобой! Цепляй, Кукушкин, а то твой дурак сейчас сам всё сдвинет. Заткнись, скотина! Сколько можно скулить?!

– Он не дурак! – обиженно отозвался сапёр, не отрываясь от работы. – Пусть остаётся. Вот только вы отойдите, пожалуйста. Нельзя здесь вдвоём, отвлекаете…

Кукушкин изготовился зацепить крюк за тканевую оболочку фугаса:

– Отойдите, товарищ лейтенант!

Потапов, потоптавшись на месте – с одной стороны, отходить не очень-то прилично, а с другой – солдат прав: он только раздражает его своим присутствием и мешает работать, – повернулся спиной к фугасу и медленно, словно нехотя, пошёл к дальнему пролому.

"Сейчас! Сейчас! Сейчас Кукушкин зацепит заряд, и мы сдёрнем его с места из-за укрытия! Если есть элемент "неизвлекаемости", то взорвётся, но мы будем далеко. – Потапов на глаз прикинул, хватит ли длины верёвки, чтоб дергать её из-за дальней стены, – должно хватить… – Сейчас, вот только зацепит!…"

Взрыва он не услышал…

В спину толкнуло что-то огромное и бесформенно гигантское, а перед глазами, обгоняя, пролетело за стену в каком-то нереальном, замедленном полёте разорванное надвое тело Ермака…

Комбат мерил палату шагами. Молчал, ничего не говорил. Потапов, в синей больничной пижаме, пересиливая тошноту и головокружение, сидел на кровати, опустив на пол босые ноги. Комбат метался из угла в угол. Молчал. Лейтенант, не поворачивая забинтованной головы, следил за ним одними глазами. Сидеть было тяжело, и Потапов из последних сил старался не потерять сознания…

– Товарищ майор, – сказал незаметно вошедший в палату врач. – Вертолёты прибыли. Раненых необходимо срочно вывозить в армейский госпиталь. Ну и Кукушкина тоже… – На фамилии Кукушкин врач запнулся.

Комбат остановился и почти непонимающе взглянул на него. Потом, сообразив, кивнул и направился к двери. У косяка остановился и обернулся на лейтенанта. Потапов опустил красные, больные глаза.

– Повезло тебе, – негромко, очень сдержанно произнёс комбат. – Повезло тебе, что сам ранен…

Развернулся и вышел.

За окном ревели вертолёты с красными крестами на бортах. Санитары таскали носилки.

Светлана Иванова

КАРЕН ТАРИВЕРДИЕВ. МЕНЯ ХОРОНИЛИ ПЯТЬ РАЗ

Опубликовано в журнале «Медведь» № 137, 2010

На войне все дело – в соплях. Так утверждал мой знакомый служака-«афганец». Кто-то наматывает эти сопли на кулак и идет в бой. А кто-то растирает их по морде и остается в укрытии или прячется за спиной других. Есть еще такие, у кого соплей нет вообще, говорил мой приятель. Но их – единицы. И они всегда молчаливы. Почему? Просто всегда думают о жизни других. У майора разведки Карена Таривердиева за весь Афган погиб всего один боец в подразделении. Все остальные сотни жизней он вернул женам и матерям. А сам умирал пять раз. Он так про себя и говорит: обычный солдат. Рядовой майор.

Карен Таривердиев, сын знаменитого советского композитора Микаэла Таривердиева, не пошел по стопам отца. Он стал профессиональным военным, был майором ГРУ, воевал в Афганистане, не раз ранен, награжден боевыми наградами. В интервью нашему журналу Карен Микаэлович рассказал о том времени.

Красота

– Меня хоронили раз пять, наверное. Последний раз в июне этого года, когда принимал очередную должность в нашей компании. Я грохнулся в обморок прямо на своем рабочем месте. Побледнел-посинел-покраснел, меня схватили, засунули в «скорую» и откачивали прямо среди передней линейки нашего автосалона, между «Аккордов», «Легенд», «Джазов» и прочих машин. А на следующий день в интернете читаю: «Как сказал главный врач, состояние Карена Таривердиева крайне тяжелое, но врачи не теряют надежды». А рекордным случаем была осень 2006 года, когда мне позвонил малознакомый издатель из Таллина и долго не мог поверить, что разговаривает именно со мной, а не с кем-нибудь из родственников, а потом грустно поставил в известность: «Я только что получил известие из Германии, что вчера вечером вы скоропостижно скончались от последствий старых ранений». Я потом даже в зеркало на себя взглянул для проверки… Так что к слухам о своей смерти я отношусь по большей части с иронией – как правило, они сильно преувеличены.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});