Черкасов - Ю. Герасимов

В Ташкенте, Фергане, Андижане, Самарканде, в небольших кишлаках, названия которых ребята старательно заучивали наизусть, — нигде не были они равнодушными гастролерами. Молодые артисты везде чувствовали свою особую ответственность представителей нового мира, и яростная борьба со старым не была для них пустыми словами. Сколько нужно было сил для того, чтобы взять верх в поединке с фанатичным муллой, запрещавшим правоверным под страхом всяческих небесных кар смотреть греховное представление! (Еще спустя три года толпой изуверов в Узбекистане был убит выдающийся актер Хамза Хаким-заде.) А сколько нужно было терпения, чтобы объяснять некоторым не в меру прытким местным жителям, желавшим приобрести ленинградских артисток в личную собственность, что женщина — равноправный член советского общества, что ее нельзя продавать и покупать! Жители удивлялись, и надо было, не нанося смертельных обид, растолковывать, что неуступчивость «продавцов» зависит вовсе не от желания взвинтить цены…

27 июля отмечали день рождения Николая Черкасова. Ох уж и надоела эта жара! Студенты сидели в чайхане и пытались подражать степенным старикам, которые с великим достоинством ели плов прямо руками. Аксакалы неодобрительно поглядывали на веселящуюся молодежь…

— Коля, а ты не слишком ли увлекаешься пловом?

— Так, ребята, я ж длиннее всех — мне вдвойне надо!

— Смотри, не сможешь себя обхватить…

Угроза была вполне реальной. Но через два часа юный юбиляр, нацепив «бабочку» и приклеив усы, лихо перешагивал через головы своих партнеров, как ни в чем не бывало обнимал себя и показывал многочисленные трюки, вызывая восторженное изумление зрителей.

Почти два месяца продолжалась поездка студенток по Средней Азии. Заканчивались гастроли в Азербайджане. Где только не побывал впоследствии Николай Черкасов, но никогда не забывалось это первое в его жизни путешествие: сжимающие сердце своей мимолетностью огоньки за темными вагонными окнами, тяжелые всплески моря на ночной бакинской набережной, сияющие звезды южного неба, красноватые низенькие дувалы старого Ташкента и захватывающий ритм огромной стройки на нефтепромысле в Сураханах…

«Артист Черкасов, очевидно, родился для этой роли…»

20 августа в Ленинграде стояла пасмурная погода, и это было удивительно приятно. Прохожие из-под зонтов не без тайной зависти поглядывали на загорелых молодых людей, радостно подставлявших лица под моросящий дождь.

На следующее по приезде утро Николай был уже в ТЮЗе.

Еще весной, до гастрольной поездки, тюзовский режиссер Б. Зон рассказал Черкасову, что собирается ставить спектакль о Дон Кихоте и что пьеса уже написана им самим и драматургом Александрой Яковлевной Бруштейп. Тогда же Николай вместе с Зоном побывал в гостях у Александры Яковлевны и там прочитал их пьесу. Зон и Бруштейн посоветовали ему перечитать Сервантеса, сравнить с их пьесой. Николай честно намеревался это выполнить и взял книгу с собой в поездку, но столько интересного было вокруг, что никак не удавалось вчитаться в философские и грустные страницы…

Сейчас Николай с интересом рассматривал всех участников будущего спектакля, собравшихся в актерском фойе.

Что-то смешное рассказывает Борис Чирков — будущий Санчо Панса — неразлучной пятерке тюзовских травести: Александре Охитиной, Елизавете Уваровой, Клавдии Пугачевой, Елене Ваккеровой, Татьяне Волковой. Они будут вести спектакль. Ваккерова, смуглая, черноглазая, действительно похожа на испанку. У Шурочки Охитиной маленькая ладная фигурка, круглое смешливое личико со вздернутым носом, а уж волосы — светлее и быть не может! Она почти всегда играет мальчиков.

Не знает, радоваться или обижаться, Михаил Шифман: ему досталась роль Старухи. О чем-то задумалась однофамилица — Ольга Черкасова. Она должна сыграть Терезу — свирепую жену Санчо Пансы. Дружески улыбнулся Николаю недавний строгий член конкурсной комиссии Леонид Федорович Макарьев. Он тоже занят в спектакле. С веселым любопытством смотрит на молодежь Александра Яковлевна Бруштейн, приставив к уху слуховой аппарат.

Стало тихо. Зон начал говорить:

— Я считаю, что Дон Кихот никогда не был положительной фигурой для Сервантеса. Он был объектом его насмешек и сатирических стрел. Только либеральная интеллигенция XIX века сделала его своим героем. Мы дадим его как чудака, который не занимается делом, а борется с ветряными мельницами…

(«Чудак — это хорошо, — думал Николай. — Это можно сделать смешно, весело. Это я смогу… А у шаляпинского Дон Кихота была скорбная улыбка. Объект насмешек… А ведь мне так интереснее…»)

Зон, пользуясь макетом декорации, подробно пояснял ход будущего спектакля. Он предложил актерам до начала репетиций подумать, по возможности дополнить его замысел, как-то расцветить намеченный рисунок. Премьера предполагалась в ноябре.

1 сентября наконец был вывешен официальный приказ о зачислении в театр новых актеров.

У доски объявлений стоял техникумовский однокурсник Черкасова Виталий Полицеймако, внимательно изучал приказ. Николай улыбнулся:

— Ну что? Ты, конечно, по высшему разряду? «Герой-любовник»?

Виталий обиженно покосился, только сверкнули глаза на темном от ташкентского загара лице — Отелло! — и выдохнул:

— Ты — буфф!

— Эх, я бы не отказался — пятнадцатый разряд! — засмеялся Николай.

В двадцатые годы испокон века существовавшие актерские амплуа были разбиты на разряды: от самого высокого шестнадцатого, что означало «герой», до девятого — «штатного сотрудника».

В тюзовском приказе значилось вполне определенно: «Зачислить по XI разряду: Алексеева А.И., Полицеймако В.П., Решимова Ю.Н., Чагина Н.К., Черкасова Н.К., Шифмана М.Б.».

— Одиннадцатый — это что же у нас такое? — задумчиво протянул Виталий.

— А это у нас означает «молодые люди», — ответил Николай и назидательно погрозил пальцем, — вот так-то, молодой человек!

Оба засмеялись. Спорить было не о чем.

27 августа начались репетиции «Дон Кихота».

Каждый день в половине десятого утра Николай Черкасов приходил на Моховую. Еще издали он приветствовал всегда стоявшего в это время на балкончике режиссера-администратора В. Васильчука. Тот, в свою очередь, успокаивающе махал рукой — ничего, мол, все в порядке, не опаздываешь. Ровно в десять начинались студийные занятия, обязательные для всех молодых актеров. Занимались ритмикой, пластикой, модной тогда мейерхольдовской биомеханикой. Все это очень увлекало Черкасова и казалось совершенно необходимым в карьере комедийного эксцентрического актера, а что именно это ему и предстоит — он не сомневался. И все же, пожалуй, наибольший интерес вызвали у него занятия по основам актерского мастерства, которые как раз с ноября 1926 года начала вести в ТЮЗе бывшая актриса Художественного театра и преподавательница Студии Вахтангова Елена Владимировна Елагина. Под ее руководством актеры готовили всевозможные этюды, играли фрагменты пьес, не только предлагаемых руководительницей, но и выбранных ими самими. Как вспоминает П. Денисова, «несмотря на занятость, нас мучил творческий голод — мы все время хотели играть». На занятиях Черкасов пробовал себя не только в комедийных ролях. С большим увлечением он репетировал роль ученого Карено в пьесе Гамсуна «У врат царства». Елагина рассказывала молодому актеру, как играл эту роль Василий Иванович Качалов.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});