Крутыми верстами - Николай Сташек

— Сейчас, — прохрипел Рындин, вываливаясь на подножку. — Смотрите, — потянулся он к сбросившему плащ-палатку комбату. — Проехали Тетюшино, сейчас подошли к большаку…

— Постой! Что мне твои Тетюши-Матюши? Давай карту. — Натянув на голову плащ-палатку, Заикин стал водить по освещенному участку карты пальцем. — Ну вот оно, Тетюшино, а дальше? — посмотрел он на Рындина. Тот, в свою очередь, скривился на комбата: мол, что же еще? Неясно, что ли?

— Так вот же большак, а вон и Додорино, — ткнул Рындин.

— Значит, мы у этого лесочка? Справа должна быть лощина, а где-то рядом и окраина села.

— И я об этом, — невозмутимо подтвердил Рындин.

— Гаси! — оттолкнул комбат фонарь и сбросил плащ-палатку. — Никакого дождя. Скоро начнет светать.

Сбросив с плеч плащ-палатку, Заикин взглянул в сторону деревни.

— Где же Супрун? — спросил он.

Рындин не успел ответить. Подбежал радист.

— Товарищ комбат! Вас ротный, Супрун.

Ротный доложил, что вышел к окраине Додорина и что немцы всполошились. Их подразделения подняты по тревоге и занимают оборону, но по всему видно: их тут не очень много.

— Давай сигнал! Третью роту отправляй в сторону станции, роту Светличного — к водокачке, а Супруна вперед, — приказал комбат.

Прошло несколько минут, и долину пропороли длинные пулеметные очереди, вслед за которыми в небе рассыпались гроздья сигнальных ракет.

— Мы готовы к атаке, — сказал комбат следовавшему за ним артиллеристу. — Ждем от тебя огня.

Как только подразделения бросились в атаку, село словно взорвалось: стрельба, крики, разрывы. Особенно заклокотало в районе водокачки, куда с ротой Светличного направился капитан Сорокин.

— Подготовить огонь по району водокачки! — приказал Заикин Гранаткину, чтобы в случае необходимости поддержать атаку Светличного.

Когда Заикин со штабом и артиллеристами спустился в село и пошел вслед за ротой Супруна, все было уже кончено. Противник был смят и поспешно оставил Додорино. Только в стороне монастыря еще слышались отдельные выстрелы.

После теплого ночного дождя солнечное утро задымило паром. В долине неширокой речки, над порыжевшими камышами, повисли густые хлопья тумана. Откуда-то из осоки вспорхнула стайка чирков. Все это Дремов отметил лишь мельком. Голова его была занята другим. Выслушав короткий доклад Заикина о выполнении задачи, он спешил догнать штаб, надеясь там узнать новости из штаба дивизии. Выскочив на взгорок, он увидел впереди раскинувшееся село. «Золотухине», — прочитал он на карте.

Внизу послышались выкрики, команды. Дремов присмотрелся. Небольшая колонна, голова которой уже остановилась посередине села, подтягивалась. «Они», — уверился он и дернул поводья. Заметив приближение командира, к нему поспешил Великий.

— Решили малость подтянуться, — доложил он.

— Правильно решили, — с огорчением в голосе проговорил Дремов, ожидавший доклада о другом, но, услышав треск приближавшегося мотоцикла, почувствовал некоторое успокоение. «Легок на помине», — выдохнул он, глядя, как выпрыгнувший из коляски лейтенант поспешно направился к нему.

— Вам, товарищ командир, — протянул он пакет. Поняв, что офицер доставил приказ, Дремов позвал начальника штаба.

— На, разберись, а я послушаю разведчика. Выяснил, что творилось у монастыря? — спросил Дремов у Сорокина.

— Точно так, товарищ командир.

— Доложи самую суть.

— Вас понял. Как только рота пошла в атаку, у монастыря послышалась стрельба, но в ту минуту было не до нее. Когда же там грохнули разрывы гранат, спохватился. Взял один взвод и бегом. Только перебрался через глубокий овраг, взрывы стихли, но послышались выкрики и женский визг. Подбежали к ограде. Ворота были раскрыты. Смотрю, а там полный двор народу. Вокруг немецкая охрана с автоматами. Все фрицы в черном. Нас они не замечают. Стрелять? А в кого? — капитан скосился на Дремова, как бы спрашивая у него совета.

— Да. Тут сразу не поймешь, — согласился Иван Николаевич.

— Вижу, один в стороне, с черной повязкой через всю морду, сощурившись, куда-то целится. Посмотрел в ту сторону, а там мальчишка лет пяти привязан к столбу. Рядом, у стены, два здоровых верзилы заламывают растрепанной женщине руки. Догадался, что это она отчаянно кричала. Не успел прицелиться, палец сам нажал на крючок.

— Жаль. Этого стоило бы приволочь живьем.

— Так мы не всех порешили. Двоих прихватили. Ведут солдаты сюда.

— Ладно, сам допрошу. А что там были за взрывы?

— Понял вас. Это, видно, эсэсовцы перед отходом с населением расправлялись. Старуха одна показала канаву. Она вся завалена трупами. Некоторые раненые еще шевелились. — Сорокин потупился, на несколько секунд умолк. — А что были взрывы, так то рвались гранаты. Фашисты добивали людей в канаве.

Подошел майор Великий.

— Так что там? — спросил Дремов.

— Передышка, товарищ командир. Вроде суток на четверо.

— Вовремя, — потер руки Дремов. — Передай, чтобы батальоны выходили в районы, как намечалось ранее, а командиров ко мне. Поставим каждому задачи.

Подбежал помощник начальника штаба капитан Косичкин.

— Вам, товарищ командир, подобрали вон тот домик, под зеленой крышей. Вроде почище других.

У зеленого домика, стоявшего несколько на отшибе, им навстречу попался мужичок небольшого роста. Низко кланяясь, залебезил:

— Милости просим, наши дорогие освободители. Заждались.

Дремов обменялся с Климовым быстрым взглядом, пошел дальше, а оказавшись в просторной, чистой прихожей, удивленно протянул:

— Да-а-а! Не кажется ли тебе, что любезность этого дяденьки слишком приторна? Да и здесь что-то не то. — Он взглянул под ноги, на некрашеный, прозрачной желтизны пол с тонким рисунком многовековой сосны.

— Совершенно верно. Далеко не по-деревенски, — согласился замполит. Удивление было тем более велико, когда, толкнув обитую дерматином дверь, вошли в гостиную: ноги утонули в мягком, пушистом, с замысловатыми вензелями ковре. Овальный стол покрыт бархатной скатертью, на окнах — причудливый тюль. Диван завален разноцветными подушками, всю внутреннюю стену занимал забитый книгами шкаф.

— Да-а! — только и проговорил Дремов. И пока Климов бегло осматривал книги, прошел в соседнюю комнату. Там стоял полумрак. На задрапированном окне в ряд стояли рыжие горшки с ярко цветущей геранью. Воздух затхлый, несвежий.

Зашел замполит.

— Как тебе это гнездышко? — настороженно спросил Дремов.

Климов кисло поморщился.

На веранде появилась высокая пышногрудая женщина. Бросив короткий взгляд в сторону комнаты, на ходу процедила: «Здравс-с-с…» За ней выбежала девочка трех-четырех лет, зашаркала старуха с мальчиком постарше и еще одна молодица с двумя узелками в руках. Старуха, не поворачивая головы, поклонилась, молодая, уткнувшись глазами в землю, прошла не здороваясь.

— Что за чертовщина? Может быть, не стоило бы так бесцеремонно выживать людей? — посмотрел Дремов на замполита. — Ведь наши хлопцы знаешь как? Сугубо по-солдатски. Пришли и выдворили…

— Мы ненадолго. А уж если что — извинимся, — высказал свое мнение замполит.

Вышли на улицу. Невдалеке на поляне собрались командиры подразделений. С той стороны слышался оживленный говор, иногда смех.

— Пошли побеседуем с командирами, — позвал Дремов замполита.

Подойдя ближе, Дремов обратил внимание на то, что у всех без исключения офицеров покрасневшие от недосыпания глаза, обветренные лица. Выгоревшее обмундирование у большинства пропитано солью. Кое-кто оброс щетиной, но ни у одного в глазах он не заметил уныния. Встретившись взглядом со старшим лейтенантом Сиротой, Дремов спросил:

— Как ты там, товарищ Сирота, все крошишь гнилозубого гада?

— Не жалуемся, товарищ командир.

— Вот и хорошо. На войне некогда разбираться с жалобами. — Офицеры одобрительно зашумели. — Не до жалоб, — продолжил Дремов. — Теперь уже не только друзья, но и наши недруги перестали сомневаться, что недалек тот день, когда и на нашей улице будет великий праздник, но ускорить его приближение — наш солдатский долг. Этого от нас ждут соотечественники. После разгрома противника под Орлом мы прочно захватили инициативу, и теперь задача состоит в том, чтобы бить врага днем и ночью, не давать ему ни малейшей передышки. И все это в наших руках. Пример тому — бросок, совершенный батальоном Заикина в прошлую ночь. Его удар обрушился на голову противника неожиданно и с сокрушительной силой. А наши потери были минимальными. Мы намерены такие броски впредь совершать как можно чаще, так как стремительные действия пехоты, расширяя фронт активного преследования противника, способствуют общему оперативному успеху.

— Пехота в грязь лицом не ударит. Она себя еще покажет, — за всех ответил капитан Рындин.