Плетущая - Лия Арден

и смотрел с нескрываемым гневом. – С вас пошла отрава! Вы заложенных покойников у себя пособирали, а теперь, встав, гниющие тела заразу распространяют, ходят по земле, где им более не место! Заражённые гнилью души мне не очистить! Их нельзя отправлять на перерождение и уничтожить невозможно, поэтому хранить в самом глубоком мраке будете их вы. Охранять и держать под стражей, чтоб не сбежали.

Ене были интересны подробности, хотелось услышать пояснения, но рта она не смела раскрывать, следя за Оземом, не уверенная, что царь не бросится на них. Ена скосила взгляд, ощутив движение где-то в тенях за тремя тронами.

Тремя?

Теперь она знала, кого встретила.

Но зачем он ей помог?

– Выходи, царевич. Нечего прятаться во тьме, когда спор идёт о тебе, – бросила Морана, даже не взглянув в его сторону.

Сумрак задвигался, и на свет вышел юноша, позволив Ене лучше рассмотреть его чёрный с серебряной оторочкой кафтан. Благодаря чёрным штанам и сапогам он и вовсе сливался с окружающим мраком. Каштановые волосы ленивыми кудрями спадали до скул, а кожа была бела, словно её никогда не касалось солнце. Сумерла с Оземом не выглядели настолько бледными. Судя по широким плечам, высокому росту и тренированной фигуре, царевичу не составило бы труда встать на защиту родителей, однако в драку он не лез, замерев с неясной для Ены покорностью. Она невольно нахмурилась, на мгновение встретившись с ним взглядом, и была готова поклясться, что видела тень лукавой улыбки, но стоило моргнуть, и на его лицо вернулась смиренная покорность.

– Собирайся, царевич. Ты кровно связан с этим местом, поэтому будешь нужные мне души отправлять в ваш мрак. Палачом станешь, пока родители твои тюремщиками мне послужат.

Царевич склонил голову, безмолвно принимая наказание. Ена уставилась на него во все глаза, вспомнив, как он голыми руками крошил жемчужины. Может, Озем и Сумерла слабее Мораны, но Ена сомневалась, что юноша не скрутит богиню голыми руками, а с Еной же разделается одним ударом. И всё же царевич без пререканий молча поклонился.

– Показывай дорогу на выход.

– Не смей его забирать! Не смей трогать моё дитя! – верещала Сумерла, ногтями впиваясь в руку Мораны.

Она упиралась, кричала, проклинала и сопротивлялась, пока Морана тащила её за волосы к выходу из зала вслед за шагающим царевичем. Ена попятилась последняя, не выпуская Озема из виду.

– Помни, что я сказала. Будете исправно выполнять наказ, и я верну вашего сына, он будет свободен делать, что пожелает, – бросила напоследок Морана Озему. – Если же посмеете с женой хоть раз выбраться на поверхность или продолжите убивать людей, то я перережу ему глотку и так далеко запрячу его душу, что никто не найдёт.

Новый поток ругани от Сумерлы оборвался, когда Морана приложила её головой о позолоченный косяк арки на выходе, Ена содрогнулась от вида оставленной вмятины. Озем хоть и дёрнулся при взгляде на осевшую царицу, но сдвинуться с места не посмел, похоже зная, что Морана не врёт.

Ена быстро глянула на потерявшую сознание Сумерлу, затем на застывшего Озема: царь выглядел жутко с рассвирепевшим взглядом и золотыми одеждами, залитыми чёрной кровью. Она осознала, что сама испуганно оцепенела, только когда Морана схватила её за плечо и грубо потащила за собой к выходу из зала.

Глава 9. Прошлое

Прослушав ответ Зорана, Ена рванула к амбару вне себя от внезапно нахлынувшего гнева. Не раздумывая, она схватила Милану за каштановую косу и дёрнула с такой силой, что та взвизгнула, отпрянув от Рокеля. Младший княжич растерянно заморгал и, тяжело дыша, сел на сложенный стог сена у стены постройки.

– Да как ты посмела ко мне прикасаться, дрянь! – отойдя от испуга, взвилась Милана и влепила Ене пощёчину. – Не тебе, безродная, меня…

Милана оборвала напыщенную речь, получив ответную пощёчину. Возраста одного, да рука у Ены, похоже, была тяжелее. Милана покачнулась, едва не упав, и схватилась за краснеющую щёку, в глазах собрались слёзы. У Ены тоже горело лицо, однако она вскинула подбородок, всем видом показывая, что с ней такое не пройдёт, и за каждый удар Милана схлопочет в ответ.

– Пошла вон с моего двора, – с холодом потребовала Ена, из-за чего Милана обомлела.

Она была дочерью боярина Врана, одного из представителей Боярской думы. Её или Сияну теперь пророчили в невесты Злату после того, как Яреш в очередной раз отказался назвать Ену своей дочерью. Злат из-за этого даже поссорился с Зораном, требуя, чтобы друг убедил отца, да только Зоран отмёл просьбу, объяснив, что до восемнадцатилетия Ены никакого брака никто не одобрит. До нужного возраста осталось всего пару месяцев, женихов выстроилось много, но Яреш никому ответа не даёт. Ена понимала, в чём дело, однако помалкивала, не признаваясь, что когда-то подслушала разговор.

Некоторые бояре ухватились за удачный шанс и принялись убеждать великого князя Креслава, что их дочери лучше подойдут в жёны княжичу. Злат же всё сильнее злился, чувствуя, что в любой момент государь выберет невесту за него.

Хоть Ену и грызла ревность, но не смела она что-либо Сияне и Милане говорить, пока они Злата обхаживали. Помалкивала, когда они у неё на глазах к нему ластились. Однако все знали, что у Сияны двор богаче, лицо милее да коса толще. Её скорее в жены Злату пророчили, но Милана не дура, решила, что раз визинского княжича может упустить, то хоть сеченского получит. Видела Ена, как она к Зорану приставала, но поцелуй с Рокелем Ена терпеть не намеревалась. Дрянь посмела играть с обоими братьями, и такого Ена не потерпит.

– Да как ты смеешь, безродная, – фыркнула Милана, приняв оскорблённый вид. – Вы не собираетесь её приструнить?

Взгляд мерзавки скользнул за спину Ене, на Рокеля. Видеть лицо младшего княжича она не могла, с этим остолопом она ещё разберётся. Милана фыркнула в ответ на молчание и глянула туда, где, опершись о резные перила, стоял Зоран и заинтересованно наблюдал за развернувшейся сценой. Спина Ены покрылась мурашками от его пристального внимания. Двадцать две зимы он уже повидал, дружинниками наравне с отцом руководит, двором управляет и Ену за такое отношение к гостье имеет право наказать. Однако девушка спрятала сомнение, нахмурилась и резко обернулась, не считая себя неправой. В конце концов, Милана и к Зорану приставала, а теперь, поняв, что он к ней должного интереса не проявляет, на Рокеля переключилась.

– Приструнить? – с наигранным недоумением переспросил Зоран, будто незнаком с этим словом. – После смерти матушки Ена хозяйка двора. Проявила