Мой отец Соломон Михоэлс (Воспоминания о жизни и смерти) - Наталия Вовси — Михоэлс

Этот дряблый смех Лира также затем превратится в трагедии в лейтмотив (…)

В самый напряженный момент внутренней жизни Лира, в час его тяжелых невзгод, вдруг раздается этот легкий смех. Отчего? Оттого, что теперь, когда все былые убеждения развеяны, все былые ценности разрушены, Лир вспоминает о единственной бесспорной ценности, добытой им за всю прожитую жизнь — о Корделии.

В заключительной сцене Лир последний вздох свой кончает этим смехом. Но смех здесь уже не беззаботный, как в первом акте. Теперь даже трудно решить — смех это или рыдание».

Незадолго до премьеры актеры вернулись с репетиции какие‑то непривычно притихшие. Вид они имели весьма потрясенный. На кухне не гремели сковородки, не несло супом, не переругивались актерские жены. Было тихо, как в церкви.

Хотя я не пропустила почти ни одного спектакля» Лира», я по сей день жалею, что не присутствовала на той репетиции. В тот день папа впервые сыграл сцену смерти Лира.

Когда он вернулся домой, по его радостному и лукавому выражению лица — «показал я им сегодня, где раки зимуют!» — я поняла, что он доволен репетицией.

Спустя несколько дней, перед началом генеральной репетиции в театре ощущался тот непередаваемый словами радостный подъем, то общее возбуждение, которое и есть, по — видимому, предчувствие большого события. Только папа хмурился и ворчал: «рано радоваться… нечего делить шкуру неубитого медведя…» и прочие заклятия.

Ибо это и в самом деле были заклятия — папа был до ужаса суеверен и боялся» сглаза». На самом деле он, как и все — от рабочих сцены до постановщика спектакля С. Радлова — знал, что» Лир получился».

В последней сцене, которая всегда одинаково потрясала, Лир появляется с мертвой Корделией на руках, и обходя стоящих в безмолвии воинов, трижды тихо произносит» горе, горе, горе», затем бережно опускает на землю тело мертвой дочери со словами: «Собака, лошадь, мышь — они живут, а ты, ты не живешь, не дышишь! Дитя мое!«На мгновение отвернувшись от нее, он издает тихий протяжный стон. Потом, как бы вспоминая пройденную жизнь, отрывисто напевает песенку, которую пел обычно, возвращаясь с охоты — два — три такта и песенка переходит в смех, похожий на мучительный стон. Он ложится на землю рядом с Корделией, прикладывает палец к ее губам, едва слышно повторяет: «уста… уста… видите?«и умирает. По концепции Михоэлса эти последние слова Лира означают, что из этих уст он впервые услышат, правду.

Сцена эта ошеломляла. Пока медленно опускался занавес, в зале стояла мертвая тишина, и лишь когда актеры выходили на поклон, зал разражался оглушительными аплодисментами. И так проходили все спектакли, начиная от генеральной репетиции и кончая последним спектаклем» Короля Лира»18 января 1944 года.

Зато, как я ни пытаюсь вспомнить премьеру и вообще какие‑нибудь подробности, связанные с этим днем — в памяти полный провал. Напряжение и волнение были столь велики, что день, как был, целиком выпал из моей памяти.

1935 год был годом Шекспира. Многие московские театры подготовили такие незабываемые спектакли, как

«Отелло» в Малом театре с Остужевым в главной роли, или» Ромео и Джульетта» в театре Революции с ученицей Мейерхольда М. Бабановой в роли Джульетты. Но по общему признанию Лир в исполнении Михоэлса представлял собой явление, равного которому не было.

О постановке» Лира» в Госете и об игре Михоэлса написано бесчисленное количество статей и исследований. Однако нигде не упоминается такое своеобразное явление, как зрители — «болельщики», смотревшие спектакль столько раз, сколько он шел в Москве. Посмотрев его однажды, они уже не могли усидеть дома, зная, что вечером на Малой Бронной Михоэлс играет Лира.

Одной из таких» болельщиц» была Лидия Туммерман. Она и ее муж — крупный ученый Лев Абрамович Туммерман были арестованы в декабре сорок седьмого года за» участие в сионистской организации» и за содействие» главному агенту Джойнта Михоэлсу». Произошло это еще при жизни отца, который и не подозревал (а может, подозревал?), что на него заводится дело, по которому будут сидеть десятки сотен людей, а его самого бандитски убьют темной ночью на улице чужого города…

Не пропустила ни одного спектакля и Вера Тарасова. Она сделала тогда множество зарисовок, которые помогают сейчас восстановить отдельные мизансцены спектакля. На одном из своих офортов художница сделала трогательную надпись: «Дорогой Соломон Михайлович! Большое спасибо Вам за ту радость, почти счастье, которое я испытываю каждый раз, когда смотрю у Вас Лира. 1. 2. 36».

Лева Шнапер или» Лейб — хирург», как звал его папа, в самом деле хирург в одном из отделений Боткинской больницы, раз и навсегда объявил, что он — постоянный дежурный на спектаклях Госета, но» если не идет Лир, то я дежурю в больнице». «Дежурных врачей», а тем более хирургов, в театре никогда не было, но Левушка Шнапер исправно приходил» дежурить» на каждый спектакль.

Однажды его присутствие оказалось более чем необходимо. На одном из спектаклей, в сцене, где Лир под победные звуки фанфар возвращается с охоты, слуга подает ему зайца, которому Лир отрезает ухо. Нож был настоящий, и вдруг я увидела, как папа промахнулся и вместо зайца полоснул со всей силы ножом по собственному пальцу. Кровь закапала на пол. До конца картины оставалось еще много времени, я сидела близко и, конечно, уже ничего, кроме этого окровавленного пальца не видела, но когда Лир со своими придворными наконец удалился, за кулисами его уже ждал Лейб — медик, который немедленно наложил повязку королю.

Так и увековечен Михозлс — Лир с перевязанным пальцем в пятиминутном фильме, сделанном для заграницы по заказу Гордона Крэга.

На одном из первых спектаклей я обратила внимание на сидящего у самых дверей породистого седого господина. От прочей публики он явно отличался чем‑то неуловимым, как пишет Булгаков про Воланда» словом, иностранец». Господин этот оказался великим и прославленным Гордоном Крэгом — английский режиссер и шекспировед.

В первом же антракте я встретила его в гримерной отца. Крэг взволнованно говорил с папой, не без помощи переводчика, разумеется. Отец стоял явно смущенный и растроганный похвалами знаменитого англичанина. Назавтра, во всех газетах появилась статья Крэга о» Лире».

«… Подлинной неожиданностью, без всякого преувеличения потрясением, оказался для меня» Король Лир»! Должен сказать, что эта пьеса является для меня самой близкой и любимой из всего шекспировского репертуара. Поэтому я шел в театр на спектакль с нескрываемым недоверием. Я даже попросил Михоэлса, чтобы мне было оставлено такое место, с которого я мог бы подняться и уйти, когда мне заблагорассудится. Но вот я в партере. Я понял сокровенный смысл жеста руки актера Михоэлса во второй сцене первого акта, и я понял также, что с такого спектакля уходить нельзя. Со времен моего учителя великого Ирвинга, я не припомню такого актерского исполнения, которое потрясло бы меня так глубоко до основания, как Михоэлс своим исполнением Лира. Я не умею и не люблю говорить комплименты даже там, где имею на это достаточно оснований.

Но какие бы похвалы ни были сказаны в адрес актера Михоэлса, это не будет преувеличением. Теперь мне ясно, почему в Англии нет настоящего Шекспира в театре. Потому что там нет такого актера, как Михоэлс».

Гордон Крэг, в числе прочих иностранных гостей, был приглашен на шекспировский фестиваль, проходивший в Москве в апреле 1935 года. После первого посещения Лира, он тоже стал» болельщиком» и не пропустил ни одного спектакля, а по возвращении в Англию прислал Михоэлсу приглашение исполнить на идише роль Короля Лира в Шекспировском театре Глобус.

Однако приглашения отец так и не получил. Кто надо за него ответил, что Михоэлс, к сожалению, болен и приехать не может. Мы же узнали обо всем этом из личного письма Крэга к папе, по чистому недосмотру дошедшему до адресата, в котором Крэг сожалеет о его» болезни» и их несостоявшейся совместной работе.

Вместо того чтобы отпускать Михоэлса в Англию, было решено сделать маленький киномонтаж — отрывок изгнания Кента, проход пленного короля с Корделией и сцена смерти.

Сравнительно недавно был отснят документальный фильм» Шекспир на советской сцене», в который включили и фрагменты из Лира. Режиссер фильма подарил мне коротенькую киноленту, и мне удалось провезти ее, как и письмо Гордона Крэга с собой в Израиль. Увы, эти отрывки не могут дать даже отдаленного представления о спектакле, который стал в свое время событием в театральной жизни.

АСЯ ПОТОЦКАЯ

В разгар работы над» Лиром», летом 1934 года театр поехал на гастроли в Ленинград. Однако репетиции Лира продолжались с той же интенсивностью, что и в Москве.

Однажды после спектакля отец зашел поужинать в ресторан Европейской гостиницы и случайно встретил там своего старого приятеля Михаила Левидова, писателя, историка, критика, автора нашумевшей монографии о Свифте.