Душа и дьявол - Далия Трускиновская

— А дальше все совсем просто. Ты ладошками тепло и холод чуешь? — вдруг спросила баба Стася.

Не знаю, как насчет тепла и холода, но какие-то странные способности у меня есть. Мне приходится иногда массировать бегемотиц — так, на скорую руку, когда они чего-нибудь потянут или остеохондроз даст себя знать. Однажды прямо на тренировке у одной бегемотицы отнялась левая рука. Шуму было! Единственное во всей медицине, в чем я ориентируюсь, — это массаж. Я прикрикнула на свое стадо, чтобы не кудахтали — мол, это все минутное дело. И стала массировать бесчувственную руку. Результата, конечно, не было никакого. Я вспомнила старое правило — массаж при травме нужно вести выше места поражения. Определила границу чувствительности и принялась мять плечо и спину. Тут оно и случилось. Где-то под лопаткой я ощутила как бы бугорок. Он вырос и приник верхушечкой к кончику моего пальца. Я с силой нажала на него, загоняя обратно в спину, и тут моя пациентка заверещала — по руке мурашки побежали, да еще какие свирепые! Так и должно быть, ответила я, продолжая растирать ее левую лопатку и жать на бугорок. Мурашки — это было замечательно! Через минуту чувствительность в руку вернулась полностью, а бегемотицы уставились на меня с религиозным почтением. Вообще они удивились меньше, чем я сама. Потом я не поленилась и проконсультировалась у знакомого врача. Оказывается, я набрела на точку с китайским названием, отвечающую за остеохондроз. Потом я таким же методом тыка нашла на бегемотицах еще несколько точек — в общем, что-то мои пальцы чуяли.

Эту историю я рассказала бабе Стасе, и она успокоилась.

— Значит, и без меня найдешь спрятанное, — сказала она. — Могла бы я тебе помочь, да только лучше привыкай сама.

— А ты, бабушка, научишь меня глаза отводить?

— Этому обучу. Невелика наука. А теперь лети-ка ты к подружке своей, разбирайся. А я вернусь к Ане. Нужно там до конца досидеть.

— Зачем, бабушка? Скучно же тебе с ними!

— А ты не понимаешь? Все мы одним грехом повязаны, все душу дьяволу продали, хоть и с добрым намерением. Вот сидим мы вместе — и вроде не так нам страшно. А отколется кто-нибудь одна — других сомнение возьмет, не нашла ли она ход к спасению да не спаслась ли тайком от всех? Нет, лучше уж честно сидеть с этими бедолагами.

— А ты сама — разве не боишься?

— Ну, побаиваюсь… Так ведь я хитрая! Я ведьмовской дар получила, чтобы зерно из колхозного амбара незаметно украсть, а потом его на добрые дела пустила. И опять же — я по справедливости это зерно взяла, не может быть, чтобы человек всю весну и все лето спину горбил, а ему за это — горсточку на трудодень. Все зачтется! Я же не сижу за пирогами и не жду околеванца! Помяни мое слово — выручит нас всех Зелиал. А то еще, может, своего ангела справедливости найдет. Совсем ладно будет.

Она вздохнула.

— Встретились мы тогда — я молодая, он вроде бы тоже. Запал в душу! Никому не говорила, засмеют, а тебе скажу. Ты не больно смешливая. И вот сколько лет прошло — я седая, старая, а он — все такой же. Погляжу на него — словно и лет этих не бывало.

Баба Стася замолчала.

— Всякое у меня в жизни было. И мужу верности не соблюла, не то, что другие. Полсела у нас вдов было. Иная так до смерти и блюла, это я доподлинно знаю. А я — нет. И вот теперь могу тебе сказать, одна у меня была думка — уж если не он, нечистая сила, бес треклятый, так пропадай моя телега, все четыре колеса! Диковинно, правда? Ну, ладно уж, лети! Лети!…

Каждую ночь это повторяется — из-под земли вырастают белые тени, вся радость которых отныне — полет и справедливость.

Давным— давно умерли и Теофиль Готье -поэт, и Карлотта Гризи — его синеглазая подруга, танцовщица, и Жюль Перро — танцовщик, которого она тоже когда-то любила и который сочинил ей танцы. Те трое, тот извечный треугольник… Они и не знали, что угадали правду.

А я это знаю. И до них каждую ночь, виллисы во главе с повелительницей Миртой неслись над землей. И после них несутся. Они лишь развели в стороны пару дев с гипсовыми лицами и в неживых веночках, чтобы поставить между ними еще одну — Жизель. И все изменилось — милосердие стало расшатывать изнутри непоколебимую справедливость виллис. Правда, Жизели удалось спасти лишь одного человека — именно того, кто, на мой взгляд, и не заслуживал спасения из ее рук. Только одного…

Но она летит вместе с ними, она среди них — воплощенное сомнение. А вдруг белая справедливость не безупречна?

И потому их танец прост, а ее танец — загадка даже для нее самой. Она никогда не знает, как станцуется будущей ночью. Потому что неизвестно — кто встретится на пути.

***

Это оказался пистолет.

Я нашла его на кухне.

Когда здесь установили газовую плиту, то обычную дровяную не убрали. Решили — если хозяйка захочет, вызовет мастеров, они разберут это чудище, заодно и целый угол на кухне высвободится. А хозяйке было не до того. И плита ей не мешала. Так она и достояла до появления Сони. А у Сони тоже до нее руки не дошли.

Коробка с пистолетом и патронами была засунута глубоко в топку — точнее, даже не в саму топку, а в пространство под ней, куда сквозь решетку проваливается зола. С меня семь потов сошло, я квартиру раз десять обошла, по периметру, растопырив пальцы и скользя ладонями по всем стенам, на всякой высоте. О печке я подумала в последнюю очередь — еще и потому, что, как положено комфортальбельной горожанке, не представляла ее внутреннего устройства. К тому же я не знала, что искала. И не подозревала, что туда можно затолкать такую большую коробку.

Когда мои руки ощутили холод, я подумала, что это холод от кирпичей и от тяжелых чугунных колец, обнаруженных под клеенкой. Вот что сбило меня с толку. Ведь в первый раз я прошлась только по верхней поверхности плиты. И лишь к концу поисков додумалась обследовать ее бока.

Струя холода оказалась настолько сильной, что я сразу полезла отворять топку. Ну и перемазалась, конечно, как черт.

Это был, мне кажется, «макаров». Мы еще в школе стреляли из «макарова», и я выбивала не меньше восьмидесяти пяти. Заряжать его я тоже умела.

И вот я зарядила этот пистолет и стала расхаживать по Сонькиной квартире, играя то ли в ковбоя, то ли в гангстера. Я воображала, что сзади раздался шорох, и мгновенно оборачивалась уже со вскинутым пистолетом. Мне безумно хотелось сделать хоть один выстрел — у нашего школьного «макарова» был изумительно плавный спуск, пуля вылетала от одного намека на прикосновение, и я научилась этим пользоваться. Пистолет был все-таки тяжеловат для моей руки, и я слегка его качала вверх-вниз, стреляя при мгновенном совмещении мушки с центром мишени. Но тут я угодила в собственную ловушку. В Сонькину квартиру-то я попала через окно и убраться отсюда могла только в вороньем виде. А как унести пистолет с коробками патронов? В клюве? Даже если хватит силенок — меня же собьет камнем любой мальчишка, увидевший это странное зрелище. Так что оставалось спрятать находку на прежнее место, дождаться во дворе Соню и умудриться вынуть оружие незаметно и спрятать уже в ее присутствии.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});