Мама для крошки-дракошки, или жена Хранителя Севера - Светлана Рыжехвост

пещере, в которую перешла расщелина. И потому, едва лишь я потянулась к ним, они замельтешили с утроенной скоростью. И вдруг, мигнув, погасли, высветив на мгновение чью-то исполинскую фигуру!

С моих рук сорвалась волна магии, мгновенно укрывшая нас с Энни ледяным шипастым щитом. Если эта хтонь двинется, я размажу её о скальную породу!

— Папа! Ри, это папа!

— Эм, да, — я глупо хихикнула и сама же смутилась от этого нелепого звука, — мне нужно время, чтобы убрать щит такого размера.

Темное пятно за пределами щита меж тем начало уменьшаться и в итоге стало почти неразличимо. Увы, в заклятье я с перепугу влила столько силы, что защита стала практически непрозрачной.

— Полагаю, мне бы сильно не поздоровилось, — раздался с той стороны веселый мужской голос, — вы планировали наколоть обидчика на шипы?

— Простите. — Я старательно втягивала магию обратно и попутно делилась силой с Энни, раз уж чешуйки с запястья не пропали. — Я, эм, никогда не видела взрослых драконов. Да и не ожидала увидеть. Господин Лерро сказал, что вы не сможете покинуть главный храм. Думала, что мы с Энни предоставлены сами себе.

Болтовня отвлекала меня от боли в разодранной руке и от неприятного втягивания силы. Импульсы, уходящие к дракошке, уже никак не ощущались — кажется, я к ней привыкла.

— Я выполнил большую часть работы, — мягко проговорил пока еще невидимый дракон. — Не торопитесь так сильно, вы уже в безопасности, собирайте силу спокойно. Травмированные энергоканалы очень долго восстанавливаются.

— И очень сильно болят, — вздохнула я, — а потом еще и чешутся. А почесать то, чего не существует в физическом мире, невозможно, что бесит до слез.

И я тогда действительно рыдала. Первые недели на фабрике, пока я не научилась чувствовать ту самую грань, после которой идет разрыв энергоканалов, приводили меня в отчаяние.

— Примите мое сочувствие, — сказал Харелт Фойртелерн, — на будущее, если вдруг случится с вами такая беда, используйте зелье «Темная Ночь».

— Оно очень дорогое, — вздохнула я. — Мне не по карману.

Щит наконец, опал и Энни бросилась в объятия отца. Отца, который крепко-накрепко прижал к себе дочь. И тут же, не теряя времени даром, запустил несколько диагностирующих заклинаний. Хмурая складка, залегшая между темных ровных бровей, разгладилась.

— Со мной все хорошо, — прошептала Энни и крепче прижалась к отцу.

«Они почти не похожи», — невольно отметила я, зацепившись взглядом за медовую косу дракошки.

Чуть вьющиеся темные волосы Харелта были пострижены короче, чем принято у людей. Правильные черты лица, уверенная линия подбородка и карие глаза — мы с ним были как будто одной породы.

«Что за глупости в голову лезут», — ругнулась я сама на себя.

Растерев замерзшие ладони, подошла ближе к дракону в ожидании, когда он уже начнет нас спасать. После такой траты крови и магии хотелось есть, спать и жаловаться на жизнь кому-нибудь понимающему. Нонне Шавье, например, или Рифасу.

Дракон же, коснувшись губами макушки дочери, опустился передо мной на одно колено и, взрезав заклятьем левую ладонь, весомо проронил:

— Леди Фредерика Альтиния Дьерран, я, Харелт Ферран Фойртелерн, Хранитель Севера, Привратник Морского Разлома, признаю перед вами долг крови и жизни.

Энни ахнула:

— Папа!

— Птичка, прости меня, — он поднялся на ноги и подхватил дочь на руки, — мой недосмотр привел тебя сюда.

— Со мной все хорошо, говорю же, — пропыхтела Энни.

— На нее напали, — я нахмурилась, понимая, что дракошка смолчит, не расскажет отцу о случившемся, — на крыльях были глубокие борозды, как от когтей. Моя кровь вроде бы заживила раны, но я не уверена. Энни очень быстро превратилась в человека. Еще мне кажется, что я заметила побледневшие участки на коже крыльев, это может быть обморожением.

— Добровольно отданная кровь, превратившаяся в колдовской туман, исцеляет все раны. — Дракон бросил на меня долгий нечитаемый взгляд. — Полагаю, вы — Предназначенная?

— Я, как бы так сказать, ее часть, — смутилась я. — Там все сложно, всеблагой нон Арринтир ничего не сказал толком. Мы спешим к храму, потому что осталось мало времени. Но до какого момента мало времени — непонятно.

— Храм не любит расставаться со своими тайнами, — кивнул Харелт. — Прошу, следуйте рядом с нами.

Дракон повел рукой, и перед нами соткался изящный ажурный мостик.

— Здесь опасно, вы чудом не угодили в червоточину. В этих горах нельзя доверять ни снегу, ни скалам, — проговорил дракон.

— Червоточину? — Я сощурилась. — О чем вы? Мне говорили, что эти горы безопасны.

— Совсем или в определенное время? — Дракон первым ступил на мостик и поманил меня за собой.

— Я не помню, — честно сказала я. — Может быть, в другое время и вспомнила бы, но…

У меня болели руки. Глубокие неровные царапины подкусывал мороз, и ощущалось это на редкость отвратительно. Еще и голова кружилась от подступающего магического истощения. В общем, до воспоминаний ли в такой момент?

— Вы позволите исцелить ваши руки? — Харелт поставил Энни на златотканный мостик и протянул мне обе ладони. — Я не причиню вреда, клянусь.

— Вы уже клялись, — осторожно ответила я, не спеша давать ему свои израненные руки. — А почему вы спрашиваете? По какой причине я могу отказаться от исцеления?

— У драконов не принято принимать целительскую помощь от не-целителей, — легко объяснил Харелт, — если это не колдовской туман, порожденный добровольно отданной кровью.

— Я не дракон, и таких причуд у меня нет.

Мои перчатки были давно потеряны, и потому Харелт смог по полной насладиться шрамом на моей руке.

— У вашей сестры такой же рисунок? — задумчиво спросил дракон и погладил шрам большим пальцем.

Приглушенно охнув, я попыталась отнять ладонь, но дракон не позволил. И жар, зародившийся от этого нехитрого жеста, пробежал по моим венам, задел сердце и затеплил щеки.

— Д-да, милорд Фойртелерн. — Я не сразу вспомнила, о чем он меня спрашивал.

— Харелт, — тут же поправил меня дракон. — У моего имени нет уменьшительно-ласкательного варианта, но оно не длинное, вы справитесь.

— Х-хорошо, милорд Харелт.

— Без милорда, — хмыкнул дракон и, склонившись, своим дыханием согрел мои ладони.

А через мгновение, когда он отстранился, я увидела, что от ран не осталось и