«Гудлайф», или Идеальное похищение - Кит Скрибнер

Она даст Тиффани еще одну минуту. Коллин дергала узелки диванной обивки. В прошлом, как она теперь понимает, она совершила несколько ошибок в отношениях с Тиффани. В Хилтон-Хед она была поглощена заботами о трудной меблировке дома и об их бизнесе — «Дизайн и внутренняя отделка». Она и тогда понимала, что уделяет детям гораздо меньше времени, чем следует. Как-то раз, почувствовав себя виноватой, она экспромтом купила Тиффани пару джинсов. Тиффани тотчас же выпрыгнула из своих шортиков и натянула обнову, но это были модельные джинсы, скроенные не для двенадцатилетней девочки, еще по-детски пухленькой, так что Тиффани не смогла их на себе застегнуть. И когда они обе смотрели в большое овальное зеркало, висевшее на стене в спальне Коллин и Тео, Коллин произнесла: «Ты для них слишком крупная». Она не сказала «толстая». Она только хотела сказать, что джинсы малы и их нужно будет обменять на другие, но это было сказано неосторожно. Ее так захватил их бизнес, что она забыла, зачем так стремилась к успеху — чтобы обеспечить лучшую жизнь своим детям. Тиффани выбежала из спальни родителей в слезах и не желала разговаривать с матерью о своей фигуре целых три года, пока не оказалась в группе больных, проходящих в Вэйле курс лечения от анорексии.

А теперь, через полтора года, Тиффани уедет в колледж, и если к тому времени не вылечится, она окажется без всякой поддержки. У нее ни на что не хватит сил. Она потерпит крах. Это несправедливо. Она заслуживает того, чтобы начать в колледже новую жизнь. Она станет изучать французский, как когда-то сама Коллин, историю искусств, научится танцевать. А может быть, она станет изучать основы бизнеса и вместе с Коллин откроет некоторые районы Франции для продуктов «Гудлайф». Ей не придется заботиться о деньгах. У нее будет выбор. Коллин и Тео обеспечат своим детям и достаток, и стартовую площадку для дальнейшей жизни. Коллин и Тео Волковяк зарабатывают себе место среди крупнейших бизнесменов Америки. Таких как Трампы, Лакокки, Перо, Тед Тернер и Джейн Фонда, основатели фирмы «Гудлайф», Сэмюэл Андерсон и Керк П. Барнс — как все эти великие американцы. Интересно, сколько людей знают имя главного врача отделения хирургии мозга в Медицинском центре Нью-Йоркского университета? Или имя прошлогоднего лауреата Нобелевской премии по… да по чему угодно?! Мы вернулись в те времена, когда деловые люди, те, которые реально создавали Америку, пользовались реально заслуженным уважением.

Коллин тихонько постучала в дверь ванной, потом стукнула посильнее. У ее дочери будут все преимущества богатства и престижа. Возможно, она станет учиться в Принстонском университете.

— Тиффани, — сказала она, повернув ручку и толчком открывая дверь. Если они там, в Принстоне, приняли Брук Шилдс, то, уж конечно, они не смогут не принять единственную дочь Коллин Волковяк. «Жизнь — это соревнование, — учили ее в лаборатории „Гудлайф“, — невозможно ничего выиграть, если в это соревнование не вступить».

Тиффани вытирала руки.

— Я же сказала — я здесь!

— Солнышко, ты не…

Тиффани протиснулась мимо матери, обернулась в дверях:

— Выращиваю здесь, в ванной, коноплю? Ни в коем разе. Я не выращиваю коноплю в ванной, мам.

Почему дочь препятствует общению, ставит всякие блоки?

— Знаешь, солнышко, те джинсы от Глории Вандербильт, сто лет тому назад… — заговорила Коллин, не сдержав эмоций. — Это была целиком моя вина.

Сквозь спутанную завесу белокурых волос Тиффани смотрела на мать.

— О чем это ты тут толкуешь?

— Они просто были не того размера.

Тиффани возвела очи к небу.

— Тебе надо больше бывать на воздухе, — посоветовала она, отвернувшись и уходя прочь.

Коллин принюхалась к воздуху над унитазом. Осмотрела чашу унитаза, его края, но не обнаружила ничего подозрительного. По привычке распылила в туалете спрей «Попурри-Глейд». И села на крышку унитаза.

Если она не способна поговорить по душам с собственной дочерью, как сможет она принять на себя роль богатой и влиятельной женщины из высшего общества? Возможно, она не готова к тому, чтобы вскоре занять в нем видное положение? Она всегда мечтала поехать во Францию, там усовершенствоваться и внешне и внутренне и, вернувшись домой, произвести огромное впечатление, показав всем, какой более искушенной, более богатой и мудрой она стала. Однако сейчас, когда туман от «Попурри-Глейд» вокруг нее рассеялся, ей вдруг стало ясно, что такое изменение к лучшему в ее характере нужно заработать. А они с Тео не зарабатывают, они просто берут. Что, если она не готова к чувству ответственности, которое неотъемлемо сопутствует богатству? Что, если она недостаточно добрая и хорошая?

* * *

Тиффани сидела на своем месте за столом. Дот смотрела передачу «Новости о здоровье». Коллин села за стол и взялась за вилку.

— Получение выкупа провернуть — это надо на большой риск идти, — говорил в это время Малкольм.

— А я вам говорю, он сам себя похитил, — сказала Тиффани. — Деньги, деньги, деньги.

Жир вытек из несъеденного Коллин голубца и собрался лужицей вдоль края тарелки. Она больше никогда в жизни не станет есть рубленое мясо.

Это она — Коллин — виновата, что ее дочь стала такой циничной, что она настолько нечестолюбива, нецелеустремленна. Это Коллин внушила дочери представление, что ей следует обуздывать свои мечты. Такое представление было в юности и у самой Коллин, и пока она не восприняла философию «Гудлайф», она не могла сказать себе: «Я хочу — и это самое малое — иметь pied-á-terre[33] в Париже». Понятие «ответственность богатства» включало изменение ее позиции по отношению к миру. Осознание собственного перечня потребностей и желаний и определение приоритетов. Малый перечень превращает самого храброго человека в труса. Потребности Коллин никогда больше не будут отодвинуты на задний план из-за их стоимости. Все это касается заботы о самой себе, отрицания того образа жизни и поведения, к которому были приучены женщины. Действие, позиция, атмосфера. Коллин молила Бога, чтобы то, во что она верила в минуты наибольшей самонадеянности, было правдой, что она успешно выполнила свое персональное задание — развитие личности, и все, что тянет ее назад, это отсутствие денег.

Дот взяла со стола свою тарелку и тарелку Тео и поставила их в раковину. Коллин заставила себя съесть кусочек. Холодный голубец!

Ее чувствам не требовалось одобрения никаких мужчин, тем более такого богатого мужчины, как Стона Браун, обладающего достаточными ресурсами, чтобы заботиться о самом себе, не считаясь с расходами. Однако ее нервозность и страх в это утро указывали на то, что ее собственное самоуважение еще не стало ее приоритетом. Вместо этого она снова, в который уже раз, придает особое значение чувствам и мнениям других людей, в данный момент — чувствам и мнению мистера Стоны Брауна. А она имеет право на свои собственные чувства.

Коллин поставила свою тарелку на стойку рядом с раковиной. Обошла вокруг стола и взяла тарелку Тиффани: еда на тарелке была разрезана на такие мелкие кусочки, будто девочка искала спрятанный там драгоценный камень. Обед Малкольма так и остался нетронутым. Дот покачала головой и сбросила еду с тарелок в мусор.

— С точки зрения поимки, у человека гораздо больше шансов уцелеть, если он просто входит в банк в маске и с запиской, а не пытается забрать выкуп, — сказал Малкольм. — Статистически.

— Господи ты Боже мой! — Тео все больше овладевало напряжение, он раздражался. — Подумай о том, сколько человек получает от ограбления банка по сравнению с похищением этого парня.

Коллин остановилась за спиной мужа и крепко сжала руками его плечи. Она обязательно настоит на том, чтобы он несколько раз в неделю ходил на массаж и в сауну, и сама она будет делать то же самое. И наймет частного тренера. И диетолога. Они будут приходить прямо к тебе в дом и выкидывать из шкафчиков еду, которую тебе не следует есть.

Тео бросил на стол салфетку — она оказалась разорванной на тонкие полоски.

— Плюс политическое заявление.

— Политическое? — удивился Малкольм.

Тео посмотрел на телевизор и скрестил руки на груди:

— Не знаю, только сомневаюсь, что это простое совпадение. Посмотри на список экологических нарушений «Петрохима». Ты сможешь поспорить, что это — не экологические террористы?

— Думаю, папа прав, — тоненьким голоском поддержала его Тиффани.

— Voila![34] — Тео кивнул отцу и указал пальцем на дочь.

Коллин заканчивала убирать со стола, а Дот поставила на стол клубничное мороженое.

— Хочешь стакан холодного молока к мороженому, Тиффани? — снова попытала счастья Дот, но Тиффани отказалась.

Следом за ней Малкольм отказался от баночки «Эншуэ». Он наклонился — расшнуровать свои черные полицейские ботинки. Вытащил из ботинка ногу и стащил с нее носок — начинался ежевечерний ритуал с собакой. Малкольм отставил босую ногу вбок и растопырил пальцы, собака принялась вылизывать его ступню. Коллин отошла подальше, потому что иногда собака приходила в такое возбуждение, что напускала на полу лужицу.