По всему свету - Джеральд Даррелл

Первым это заметил дикобраз. Явно приняв электрического угря за змею, он удрал с носа лодки и попытался вскарабкаться мне на голову. Вырываясь из его когтистых объятий, я вдруг увидел, что угорь решительно направился в мою сторону, и исполнил акробатический трюк, на какой в жизни не считал себя способным. Держа в руках дикобраза, я из сидячего положения подскочил прямо вверх и, пропустив угря, приземлился на то же место, нисколько не нарушив равновесия утлой лодчонки. Перед моим внутренним взором отчетливо встал эпизод с греческим пареньком, который наступил на электрического ската, и мне отнюдь не улыбалось пережить по милости угря нечто подобное. К счастью, никого из нас не ударило током, так как все попытки водворить угря обратно в корзину кончились тем, что он выскользнул через борт в реку. Не могу сказать, чтобы меня это безмерно огорчило.

Помню, как мне в зоопарке довелось кормить электрического угря, обитавшего в бассейне. Смотреть, как он управляется с добычей, было очень интересно. Полутораметровый верзила запросто приканчивал двадцатисантиметровых рыб, которых ему подавали живьем. Поскольку он умертвлял их мгновенно, меня не мучили угрызения совести. Угорь явно знал свои часы кормления и начинал плавать взад-вперед по бассейну с монотонностью караульных, вышагивающих перед королевским дворцом в Лондоне. Как только в бассейне появлялась добыча, он застывал на месте, не сводя с нее глаз. Подпустит сантиметров на тридцать — радиус действия его электрической машины — и вдруг начинает дрожать, словно во всю длину его темного тела заработал генератор. Не успеешь и глазом моргнуть, как его жертва, буквально осаженная на ходу, уже мертва и медленно всплывает кверху брюхом. Угорь подходил вплотную, разевал пасть, и рыба исчезала в его чреве точно в шланге пылесоса.

Благополучно справившись с задачей на электричество, я обратился к другой области — медицине. Объявил, что дальше речь пойдет об анестезии, и увидел на лице капитана еще большее недоверие, чем прежде.

Есть среди ос охотницы, которых можно назвать хирургами мира животных. Причем операции они проводят с таким искусством, что любой наш хирург может позавидовать. Охотницы представлены многими видами, но поведение большинства сходное. Самки некоторых видов сооружают для своего потомства гнездо из глины, аккуратно разделенное на ячейки длиной с полсигареты, шириной около пяти-шести миллиметров. Но прежде чем отложить яйца и закупорить ячейки, надо выполнить еще одно дело. Ведь вылупившейся из яйца личинке нужна пища, пока не придет время ей завершить свое превращение в осу. Самка могла бы запасать умерщвленную добычу, но такой корм успеет испортиться до появления личинок. И пришлось осам усвоить другой способ. Излюбленная добыча дорожных ос — пауки. Самка хищным коршуном набрасывается на ничего не подозревающую жертву и без промаха вонзает свое жало так, что совершенно парализует ее. Подхватив обездвиженного паука, она несет его к гнезду, прячет в ячейку и откладывает на нем яйцо. Если пауки очень мелкие, их может поместиться до семи-восьми в одной ячейке. Удостоверившись, что потомство обеспечено нужным запасом корма, оса запечатывает ячейки и улетает.

В жутких осиных яслях недвижимые пауки могут пролежать до семи недель, на вид абсолютно мертвые. Вы можете рассматривать их через лупу, трогать пальцами — никаких признаков жизни. Лежат, будто продукты в холодильнике, в ожидании, когда вылупятся крохотные личинки дорожной осы и примутся их уписывать.

Капитан явно был слегка потрясен, представив себе, как его, обездвиженного, кто-то не спеша поедает, а посему я поспешил перейти к другому, более симпатичному примеру, остановившись на очаровательнейшем и чрезвычайно изобретательном крохотном создании — водяном пауке. Человек лишь относительно недавно придумал устройства, позволяющие ему подолгу находиться под водой, и одним из первых шагов на этом пути было изобретение водолазного колокола. Водяной паук за много тысяч лет до этого разработал свой собственный способ, чтобы проникнуть в подводное царство. Во-первых, он преспокойно плавает под водой, неся на брюшке и на ногах некое подобие акваланга — пузырьки воздуха, позволяющие ему дышать в толще воды. Уже одно это надо признать выдающимся достижением, но паук пошел дальше: он сплетает себе под водой домик из паутины в виде опрокинутого бокала, прочно прикрепленного к водорослям. Снова и снова поднимаясь к поверхности за пузырьками воздуха, паук наполняет ими свой воздушный колокол, в котором живет и дышит так же безмятежно, как его сородичи на суше. Во время брачного сезона самец присматривает себе самку, сооружает рядом с ней домик и — видимо, не чуждый романтики — соединяет оба жилища подобием потайного хода, после чего пробивает брешь в стене дома возлюбленной, так что запасенный ими воздух смешивается. В необычной подводной обители паук ухаживает за паучихой, они сочетаются браком и живут вместе, пока из коконов не вылупятся паучата, которые покидают отчий дом, чтобы начать самостоятельную жизнь, унося каждый по пузырьку родительского воздуха.

Мой рассказ о водяном пауке увлек и позабавил капитана; волей-неволей ему пришлось признать, что я выиграл пари.

Приблизительно через год мне довелось беседовать с одной дамой, которая уже после меня совершила плавание на том же пароходе.

— Очаровательный человек, правда? — воскликнула она, когда речь зашла о капитане.

Я вежливо поддакнул.

— Наверно он был очень рад, когда перевозил вас с вашим грузом, — продолжала дама, — Он ведь так любит животных! Представляете себе, однажды вечером мы не меньше часа слушали как завороженные его рассказы о всяких научных изобретениях вроде радара и так далее и о том, как животные задолго до человека додумались до всех этих вещей. Это было так интересно, так интересно! Я даже посоветовала ему записать свой рассказ и выступить с ним по радио.

Исчезающие животные

В свое время мне довелось наблюдать весьма необычную группу беженцев — необычную, ибо в нашей стране они появились не потому, что бежали от религиозных или политических преследований. Чистая случайность привела их к нам и спасла от полного истребления. Они были последними представителями рода, всех остальных членов которого давным-давно выследили, убили и съели. Речь идет о милу, или оленях Давида.

Первым открыл их для науки французский миссионер, патер Давид, живший в Китае в середине прошлого века. В то время Китай, если говорить о фауне, был так же мало изучен, как великие леса Африки, и патер Давид, страстный натуралист, все свободное время собирал образцы флоры и фауны, отправляя их в парижский музей. В 1865 году он попал в Пекин, и здесь до него дошли слухи о каких-то необычных оленях в расположенном к югу от города Императорском парке. Парк этот не одно столетие был местом охотничьих и других забав китайских императоров. Обширная территория за семидесятипятикилометровой высокой оградой тщательно охранялась; никому не разрешалось даже приблизиться к ограде. Рассказ о диковинных оленях до того заинтриговал французского миссионера, что он решил — охрана не охрана — проникнуть в парк и своими глазами посмотреть на этих животных. Наконец выдался благоприятный случай, и, лежа на верху стены, патер увидел пасущихся среди деревьев запретного парка копытных, в том числе стадо оленей, подобных которым он еще никогда не встречал. Перед ним был несомненно неизвестный вид.