Санкт-Петербург. Полная история города - Петр В. Мельников

первым петербургским зданием, фасады которого были облицованы естественным камнем – мрамором и гранитом. В XIX веке бытовало мнение о том, что автором проекта Мраморного дворца был Джакомо Кваренги, построивший Английский дворец в Петергофе, Александровский дворец в Царском Селе, здания Эрмитажного театра, Академии наук, Конногвардейского манежа, Екатерининского и Смольного институтов благородных девиц и ряд других. Но в 1885 году протодьякон церкви Мраморного дворца Валентин Орлов установил авторство Ринальди по найденным им чертежам парадной лестницы. Дворец примечателен своим цветовым оформлением, в котором серо-коричневый цвет гранита сочетается с розовым и серо-голубым цветами мрамора. Особенно красив дворец в дождливую погоду – влага словно бы напитывает мрамор краской, а гранит делает темнее, отчего контраст проявляется во всей красе.

Над парадным входом дворца Екатерина велела написать «Здание благодарности». Надпись имела двойной смысл. Официально императрица благодарила Орлова за действия по ликвидации вспышки чумы в Москве осенью 1771 года. А на самом деле Екатерина выражала благодарность за своё возведение на престол.

При Екатерине начали одеваться в гранит набережные, а от Мойки до Фонтанки, по руслу пересохшей реки Кривуши, прорыли пятикилометровый канал, тридцатиметровой ширины и трехметровой глубины. Этот канал, получивший название Екатерининского, ныне известен как канал Грибоедова. Прорыли его сразу по нескольким соображениям: для уменьшения ущерба от наводнений, для судоходства (в канал могли заходить барки) и с целью улучшения водоснабжения города. Кстати говоря, указ о сооружении канала был подписан ещё Елизаветой Петровной в 1751 году, но работы начались только в 1764 году. Екатерининский канал войдет в историю 13 марта 1881 года, когда на его набережной террористы из организации «Народная воля» убьют императора Александра II… Но до этого ещё далеко.

На центральных улицах, прежде всего на Невском проспекте, ради экономии места начали строить дома «сплошною фасадою», то есть – впритык друг к другу. Поскольку строили из камня или кирпича, да с брандмауэрами, пожары уже не могли распространяться на целые кварталы.

Важным и очень нужным делом стало сооружение системы подземных каналов, предназначенных для стока дождевой воды, начавшееся в 1770 году в центральной части Петербурга. Через люки, закрытые металлическими решетками, вода стекала в лежавшие под землей трубы, где деревянные, где кирпичные, и текла по ним к рекам. Вдобавок, многие центральные улицы замостили булыжником и существенно расширили освещение города. Петербург начал становиться удобным для проживания, пускай пока только в центре, но, как говорится, лиха беда начало.

Перечислять постройки Золотого века можно долго, но для характеристики того, что произошло с Петербургом в правление Екатерины II лучше будет привести свидетельство французского посла Луи-Филиппа Сегюра, жившего в России с 1785 по 1789 годы: «Под серым небом, несмотря на стужу, доходившую до 25 °C, повсюду можно было видеть следы силы и власти и памятники гения Петра Великого… Я был приятно поражён, когда в местах, где некогда были одни лишь обширные, бесплодные и смрадные болота, увидел красивые здания города, основанного Петром и сделавшегося менее чем в сто лет одним из богатейших, замечательнейших городов в Европе… До неё [Екатерины II] Петербург, построенный в пределах стужи и льдов, оставался почти незамеченным и, казалось, находился в Азии. В её царствование Россия стала державою европейскою. Петербург занял видное место между столицами образованного мира, и царский престол возвысился на чреду престолов самых могущественных и значительных». Обратим внимание на то, что это пишет французский, а не какой-то иной посол. Париж в те времена считался культурным центром Европы и всего просвещённого мира. И если уж француз восхищается Петербургом, называя его «одним из замечательнейших» европейских городов, то это дорогого стоит.

И вот ещё одно впечатление от месье Сегюра, более общего характера: «Петербург представляет уму двойственное зрелище: здесь в одно время встречаешь просвещение и варварство, следы X и XVIII веков, Азию и Европу, скифов и европейцев, блестящее гордое дворянство и невежественную толпу. С одной стороны – модные наряды, богатые одежды, роскошные пиры, великолепные торжества, зрелища, подобные тем, которые увеселяют избранное общество Парижа и Лондона; с другой – купцы в азиатской одежде, извозчики, слуги и мужики в овчинных тулупах, с длинными бородами, с меховыми шапками и рукавицами и иногда с топорами, заткнутыми за ременными поясами. Эта одежда, шерстяная обувь и род грубого котурна на ногах напоминают скифов, даков, роксолан и готов, некогда грозных для римского мира. Изображения дикарей на барельефах Траяновой колонны[32] в Риме как будто оживают и движутся перед вашими глазами. Кажется, слышишь тот же язык, те же крики, которые раздавались в Балканских и Альпийских горах и перед которыми обращались вспять полчища римских и византийских цезарей».[33]

Объективности ради добавим в бочку меда ложку дегтя – к концу правления Екатерины II внешний долг Российской империи перевалил за двести миллионов рублей (огромнейшая сумма по тем временам) и погасить его удалось лишь в 1891 году.

И, озарён луною бледной, простерши руку в вышине…

В 1766 году, по приглашению императрицы в Петербург прибыл французский скульптор Этьен Фальконе, которого сопровождала ассистентка Мари-Анн Колло. Фальконе сделал себе имя на заказах мадам де Помпадур, фаворитки короля Людовика XV. Работая над статуями, Фальконе вынашивал мечту о создании чего-то монументального, и этой мечте было суждено сбыться в Петербурге – Екатерина поручила ему создание памятника Петру I. «Монумент мой будет прост… – писал Фальконе. – Я ограничусь только статуей этого героя, которого я не трактую ни как великого полководца, ни как победителя, хотя он, конечно, был и тем и другим. Гораздо выше личность созидателя-законодателя…».

В июле 1769 года Фальконе представил на обозрение гипсовую модель монумента, выполненную в натуральную величину. На краю скалы Пётр Великий усмирял коня, подняв его на дыбы, и простирал над своей державой правую руку. Змея, которую топчет конь, олицетворяет враждебные России силы.

Постаментом для памятника стал Гром-камень – огромная глыба, найденная в окрестностях деревни Конная Лахта. Согласно преданию, камень был частью гранитной скалы, расколотой молнией, отсюда и такое название. В первозданном виде Гром-камень весил около двух тысяч тонн. В длину он имел 13 метров, в высоту – 8, а в ширину – 6. Камень был обтесан на месте, отчего его вес уменьшился до полутора тысяч тонн, но всё равно транспортировка такой махины представляла весьма сложную задачу. Ничего, справились. По суше камень перекатывали на деревянной платформе, двигавшейся по двум параллельным металлическим желобам, в которые были уложены пятидюймовые металлические шары. А по воде его везли на особой барке, которую транспортировали два парусника.