Шутка с ядом пополам - Александра Авророва

Марина вздохнула.

— Ох, Игорь Витальевич, я сама во всем виновата… Вы ведь тоже работаете с людьми. Есть законы психологии, они не менее верны, чем законы физики, да? Один из них — не просят, так не лезь с советами. И вот вроде бы прекрасно все это знаешь и понимаешь, а иногда не в силах удержаться. Потом коришь себя, да дело сделано.

— И что ты ей посоветовала? — заинтересовалась Вика.

— Понимаешь, Вичка, я ведь сама влюбилась в Володю в Кристинкины годы и много перемучилась, пока поняла свои ошибки. Мне казалось — вот перестану быть студенткой, барьеры между нами рухнут, и я буду счастлива. А на деле оказалось наоборот. Пока между нами были барьеры, я была ему интересна, а стоило мне превратиться в элемент быта, как и требования ко мне стали соответствующие. А Кристинка, она мало того, что собиралась бросить учебу, так еще и поступала лаборанткой к Володе на кафедру. Я хотя бы ухватила свои пять лет романтических отношений, а она… ладно, я еще понимаю, почему она ушла из университета — он бы не стал спать со своей студенткой, а ей, видимо, не терпелось. Но мелькать перед ним целыми днями на работе просто глупо! Тем быстрее она бы ему надоела. Кстати, я до сих пор уверена, что права. Права, разумеется, не в том, что пыталась ее отговаривать, а в том, что она совершала большую ошибку.

— Так ты ей рассказала, что ты… что вы с ним…

— Да нет, разумеется. И вообще, я, конечно, не говорила — ты ему надоешь, и он тебя бросит. Я старалась выражаться аккуратно. И тем не менее, нечего мне было лезть. Если уж родители не смогли ее убедить, кто такая я? Да, Игорь Витальевич, надеюсь, у нее с алиби нормально? В среду в двенадцать она должна была сидеть в лаборатории.

— Не знаю, — пожал плечами следователь.

— А почему не знаешь? — насторожилась жена.

— Ну, — несколько смущенно сообщил он, — когда я спросил про алиби, ей стало плохо. У нее же астма! А повторять вопрос я побоялся.

— Надо же, — искренне удивилась Вика, — а ты, оказывается, падок на молодых девиц. В жизни б не подумала!

— При чем здесь это? У девочки случился приступ, и я отвез ее домой. Что я, по-твоему, садист?

— А ты знаешь, что астма — болезнь в большой степени нервная? Почему эта девица так разнервничалась от вопроса про алиби? И вообще, приступ астмы очень легко подделать.

— Ты бы уж решила — или она разнервничалась, или притворялась. Чего придираешься к девчонке?

— А нечего ей злобствовать на Маринку. Это подозрительно.

— А ей не нужно алиби, — вдруг вмешалась Марина. — У нее же нет мотива! На тот момент Володя принадлежал ей — или должен был принадлежать в ближайшем будущем.

Вика кивнула:

— Тогда перво-наперво расскажи нам про Анну Николаевну. Она действительно была в среду у матери или врет?

— С нею я еще не беседовал.

— И зря! Поговорил бы с нею, глядишь, другие б тебе и не понадобились. Ну, не дуйся! А с кем ты еще беседовал, кроме этой юной фифы?

— С Гуревичем, Некипеловым, Петренко и Паниным. Если краткое общение с последним можно назвать беседой.

— Это как? — уточнила Марина.

— Стоило мне представиться, как он заорал, что я хочу пытать его в застенке, однако по причине демократического времени этот номер у меня не пройдет. Пока я приходил в себя от подобного заявления, он сбежал. Скажите, Мариночка, он вообще адекватен?

— Вполне. Вы меня просто поразили, Игорь Витальевич. Николай Павлович тихий, спокойный человек. Воды не замутит! То есть что у него внутри, я не знаю, но внешнее поведение такое. Да я ни разу в жизни не слышала, чтобы он повысил голос! Он действительно на вас кричал?

— Еще как.

— С ума сойти! Я ничего плохого про него не думала, но теперь… Может, у него запоздалая ревность? Хотя ничего себе запоздалая — на пять лет. Пять лет ожидал удобного момента, и наконец дождался. Бред!

— Слушай, — вмешалась Вика, — ты вроде говорила, он свою Аню до сих пор любит? Может, они действовали сообща?

— И как ты себе это представляешь, Вичка? Для надежности лили яд в четыре руки? Отравление — не тот вид преступления, где требуются сообщники. Скорее уж можно предположить, что он сам… понял, что его драгоценную Анечку бросают, обиделся и…

Талызин встрепенулся.

— А разве его это не обрадовало бы, Мариночка? Аня вернулась бы к нему.

— Не думаю, что обрадовало бы. Он неудачник, и любил он ее, как неудачник. Конечно, ее уход был для него ударом, но он даже не пытался бороться. Он всегда был у нее под каблуком и хотел ровно того же, чего она. И, если уж на то пошло, отравление — преступление как раз в его духе. Без прямого физического контакта. Только… он человек непростой, и его странное поведение с вами… оно может объясняться какими-то другими, неизвестными мне и совершенно безобидными причинами. Мне трудно представить его убийцей.

— А кого легко?

Вместо ответа Марина спросила:

— А как дела с алиби у остальных? Может, кого-то можно сразу отмести? Я, например, знаю, что у Панина в среду выходной, а Сережка Некипелов загружен с утра до вечера. Женька Гуревич должен был учиться, а Андрей Петренко работать над диссертацией.

— Да, он говорит, что сидел в читальном зале, и даже ссылался на библиотекаршу. Оттуда можно незаметно уйти?

— Думаю, да. Оставляешь книги на столе и уходишь. Мы в студенческие годы в буфет так ходили. А уж заметят твое отсутствие или нет… как повезет. Что еще вам сказал Андрюша?

— Очень славный парень, и говорил совершенно откровенно.

— Неужели? — весьма ехидно осведомилась Марина.

— А почему нет? Правда, был не вполне логичен. Похоже, никак не решит для себя, убийство это или самоубийство. То ему кажется, что тост произносился всерьез, то начинает подозревать Анну Николаевну из-за ее ревности. Но это как раз подтверждает его непричастность. Преступники, если они не круглые дураки, стараются не противоречить сами себе.

— Пожалуй. Так что он сказал?

— В основном повторил то, что мне говорили вы, а из нового… Пока вы с Бекетовым беседовали за перегородкой, между Анной Николаевной и Кристиной разразился скандал. Анна Николаевна кричала, что не допустит, чтобы ее муж достался этой шлюхе, а Кристинка парировала, что он живет с женой из жалости, а не по любви.

Вика многозначительно произнесла:

— Ага!

Марина же осведомилась:

— А Некипелов про этот скандал рассказывал?

— Нет. Он вообще показался мне не вполне откровенным.

— Сомневаюсь, что он вполне откровенен даже с собственной женой, — заметила Марина. — Это не в его характере. Но врать впрямую без необходимости не стал бы.

— Скажите, Мариночка, а он что-нибудь выиграл от смерти Бекетова?

— Ну… вы так ставите вопрос… он ведь в двенадцать был на занятиях, да?

— А оттуда можно незаметно уйти?

Собеседница засмеялась.

— Незаметно для студентов — вряд ли. Такое счастье они не упустят!

— Это я уточню. Но вы не ответили.

— Что считать выигрышем, Игорь Витальевич. Теперь Сережа возглавит данное научное направление, создаст собственную школу, а при Володе он не имел ни малейших шансов. Не только он — никто.

— А для него это важно?

— Да, конечно. Он очень самолюбив. Карьера для него важнее денег. Талызин вспомнил обсуждение пресловутого серендипити и кивнул. Да, Некипелов самолюбив, и успехи Бекетова его раздражали. Только достаточно ли этого, чтобы решиться на убийство?

Марина словно подслушала его мысли.

— Сережа очень практичен, а преступление — вещь опасная. Не думаю, что он стал бы рисковать.

— Но если он хотел возглавить научную школу… другой выход у него был?

— Разве что уехать за границу. Володя бы никогда не уехал, это точно, а Сережа теперь мог бы.

— Почему теперь?

— За последние годы он очень укрепил свои позиции. Я, по-моему, говорила, его даже пригласили в турне по университетским городам США. Так что ему вполне могут предложить там достойное место работы, хотя, конечно, возглавить что-либо за границей ему не светит.

— Почему?

— Он же русский, а везде продвигают своих.

— Значит, — предположил Талызин, — поэтому Бекетов и не уехал бы никогда?

— Ну, Бекетов — тот и в Африке Бекетов. У него даже каннибалы превратились бы в фанатиков науки. Я имею в виду обычного человека, вроде Сережи.

— Значит, Некипелову крупно повезло? Произошло то единственное, что позволяет ему добиться лидерства?

— А ему вообще везет, к тому же он никогда не делает глупостей. Если б он совершил преступление, то только умное и безопасное, и вы бы его не раскрыли.

— Игорь раскрыл бы, — недовольно пробурчала Вика. — Сравнила его с каким-то там Некипеловым! Сама только что сказала, он — полный ноль.

— Ничего подобного я не говорила. Он очень умный и довольно талантливый человек. А главное, удачливый. Игорь Витальевич правильно отметил — произошло то единственное, что позволяет ему добиться цели. И с ним так всегда. А вот с Паниным наоборот. Наверняка со смертью Володи он должен в чем-нибудь проиграть.