Практические занятия по русской литературе XIX века - Элла Войтоловская

Пути изучения текста художественного произведения вновь и вновь обсуждаются сейчас в связи с противоречиями структурализма, пытающегося создать строгий «математический» метод изучения литературы. СтруктуралиЗхМ считает предметом исследования «художественный текст как таковой»[147], «проблемы социального функционирования текста, психологию читательского восприятия», вопросы создания произведения признаются им выходящими «за пределы литературоведческого анализа»[148]. В отказе от изучения произведения в соотношении с эпохой, с внетекстовыми материалами — одно из серьезных противоречий структурализма. Теоретически структурализм не исключает возможности рассмотрения произведения на идейном уровне, но в исследовательской практике сторонники этого направления часто ограничиваются анализом «нижних уровней» текста (метрико–ритмического, фонологического и т. д.).

Структурализм и его поиски понятны как реакция на распространенную в вузовской и школьной методике ошибку в анализе художественного произведения — отождествление его с фактом действительной жизни, изучение как явления действительности, но не как создания художника, порождения его ума, фантазии, выполненного в традициях определенной литературной техники.

Структурализм, стремясь к выявлению специфического содержания произведения искусства, прежде всего обращает внимание на способы его создания, сочленения в нем отдельных конструктивно–логических частей. Он мало опирается на непосредственность читательского восприятия, на те неуловимые токи, которые возникают между авторской мыслью и читателем и поддерживают каждую конструкцию.

Внимание структурализма к самой мелкой единице текста, исследование ее многозначных смыслов, различных оттенков, связанных с ее функционированием в тексте, богатства заключенной в ней информации в известной степени могут способствовать более точной мотивации литературоведческого анализа. Однако отсутствие единства в решении многих существенных проблем анализа произведения, научной ясности, терминологическая затрудненность вызывают вокруг этого еще до конца не сложившегося научного направления незатихающие споры[149].

Задача анализа — найти закономерность в построении и образной системе произведения, его соответствие изображаемой действительности, раскрыть сложный эстетико–психологический и социально–философский подтекст, обнаружить «секрет» обаяния и силы эстетического воздействия произведения, соединяя логическое осмысление с непосредственностью читательского восприятия. Анализируя, мы рассматриваем произведение одновременно в соотношении: 1) с объективной действительностью, 2) с личностью автора, 3) с читательским восприятием.

На практических занятиях студенты должны увидеть, как исторически складывается метод научного анализа, как отсутствие того или иного звена в процессе исследования или неверная мысль, лежащая в его основе, приводят к неправильному истолкованию произведения или к неверному представлению о творческом своеобразии писателя. Говоря о процессе анализа, надо обратить внимание студентов на то, что нельзя опираться на понравившуюся мысль, если она не подтверждается материалом произведения, и делать выводы, если недостаточно изучены все источники, как нельзя увлекаться и фактами ради фактов.

От этих двух крайностей предостерегал В. Н. Перетц, впервые в нашем литературоведении занявшийся изучением методологии литературы: «Бесспорно, многое в науке обязано своим возникновением гениальной догадке. Но она — достояние немногих гениев. Рядовой работник не должен на нее исключительно полагаться»[150]. В. Н. Перетц, сделавший много в области изучения древнерусской литературы, предостерегал и от ошибок «интуитивистов», и от поверхностности «фактографов». «Погоня за «открытиями», — писал он, — вредит начинающему тем, что отучает его от методического исследования и создает пристрастие верить более в случайное, в удачную находку, чем в систематический труд над источниками»[151].

Эпическое произведение (Художественная концепция романа Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание»)

Роман «Преступление и наказание» — одно из самых значительных произведений Достоевского. Но как довести студентов до собственного убеждения в законченности сложнейшей композиции, в художественном совершенстве одного из противоречивейших характеров русской литературы, до понимания сущности одной из самых глубоких философских концепций?

Сложность авторской позиции в романе, склонность к изображению жизни в ее парадоксах и противостояниях делают роман трудным для восприятия. Студенты побаиваются приниматься за его изучение, учащиеся в школе теряются перед ним, учителя, несмотря на имеющиеся сегодня пособия об изучении «Преступления и наказания» в школе[152], не знают, что с ним делать на уроках, как разъяснить учащимся смысл романа, не разрушив целостности их первоначального восприятия.

Студенты часто очень прямолинейно истолковывают характер главного героя. По их мнению, Раскольников мрачен, озлоблен голодом и нищетой — и вот он совершает преступление. Отдельно рассматривается философия «наполеонизма» Раскольникова с его разделением людей на сильных личностей и материал истории, которая укрепляет его в идее преступления. Может быть, в таком восприятии романа вина не только студентов. Во многих работах исследователей о романе «эти два аспекта неправомерно оторваны друг от друга, — вплоть до того, что каждая из сторон оказывается привязанной к отдельным, самостоятельным частям и главам «Преступления и наказания». Социально–психологическое и бытовое содержание относят при этом к фактическому действию романа, к повествованию в собственном смысле, а нравственно–философское — к монологам и диалогам основных героев (Раскольникова, Сони Мармеладовой, Порфирия Петровича, Свидригайлова и других)»[153]. К этим двум аспектам романа, выделяемым литературоведами, присоединяется еще один: представление Раскольникова об «арифметике», в котором своеобразно преломляется революционно–демократическая теория переустройства мира «по разуму» маленькой кучкой людей без участия большинства. И, действительно, «при таком чисто «теоретизирующем» подходе вся художественная «реальность» романа оказывается, в сущности, ненужной, излишней»[154]. История семейства Мармеладовых рассматривается отдельно, история Раскольникова — тоже, и роман в конечном счете выглядит как сентиментально–мелодраматическая повесть об униженных и оскорбленных с евангельским призывом к терпению и примирению.

Задача практических занятий — довести до студентов социально–философский смысл романа, анализируя художественную структуру в ее целостности, показать, как «теория» проникает в реальность произведения, образует с ним единство и как каждая из сторон романа — философская и реальная, взаимопроникая, открывают новые оттенки в развитии художественной мысли автора. Вместе с эстетической задачей перед преподавателем на занятиях встает и «образовательная» цель: проследить, как возникал в творчестве Достоевского и в русской литературе совершенно новый эпический жанр — философской трагедии[155] — и в чем его специфические особенности.

Впервые роман был опубликован в журнале «Русский вестник» за 1866 г. Почти сразу Достоевский начал готовить отдельное его издание. «Преступление и наказание» в 2–х томах вышло в 1867 г. Авторские исправления состояли главным образом в сокращении отдельных сцен и эпизодов. Достоевский снимал отдельные детали с чрезмерным напряжением эмоций, придающие иногда повествованию мелодраматический оттенок.

Прежде чем приступить к непосредственному анализу романа «Преступление и наказание», предлагаем студентам представить себе, используя материал лекций, указанную выше статью Г. М. Фридлендера или его книгу[156], творческий путь Достоевского до написания романа «Преступление и наказание».

Роман «Преступление и наказание» находится на рубеже творческого пути Достоевского. Им обозначен переход писателя от глубоко разработанного социально–психологического романа к философски–обобщенному роману–трагедии, в котором исследуется не только русская жизнь, но проблемы бытия всего человечества, всей вселенной.

В творчестве Достоевского происходило постепенное накопление и развитие своеобразных особенностей жанра романа, которые в «Преступлении и наказании» приобрели законченную литературную форму. Позднее она совершенствовалась в других произведениях писателя: «Идиот», «Бесы», «Братья Карамазовы». От романа к роману круг охвата действительности у Достоевского расширяется и вместе с тем усложняется форма произведений, все более приближаясь к своеобразному философскому повествованию–диалогу, повествованию–размышлению, повествованию–исповеди. На пути создания собственной романической формы лежит использование Достоевским различных литературных жанров, переработка разных традиций. От эпистолярного романа с элементами сентиментализма («Бедные люди»), романтических «записок мечтателя» («Белые ночи») через бытовые наброски «Петербургских фельетонов», социальные и психологические наблюдения повестей 40–х годов («Двойник», «Господин Прохарчин», «Хозяйка», «Слабое сердце») Достоевский переходит к исследованию характера на широком фоне русской жизни («Неточна Незванова»). Этим завершается первый период его творчества. После каторги глубоко изменилось мировоззрение Достоевского и продолжались поиски новой художественной формы. Путь Достоевского от очерковых «Записок из Мертвого дома» и дневниковых «Записок из подполья» к «фельетонному» и одновременно социально–психологическому роману «Униженные и оскорбленные» и от них к философскому роману–трагедии «Преступление и наказание».