Практические занятия по русской литературе XIX века - Элла Войтоловская

Беседа завершается обращением к книге С. А. Рейсера, к тем выводам, которые сделаны им в главе об атрибуции. Несмотря на все сложности на пути верного атрибутирования, советская текстология достигла и в области атрибуции огромных успехов. Советские издания чрезвычайно пополнили литературное наследие классиков. В настоящее время досоветские издания «в сущности полностью потеряли свое значение, и нет в наши дни исследователя, который по ним бы работал». Открылось великое множество недоступных раньше частных архивов, исследователи получили доступ к цензурным, жандармским и полицейским хранилищам. Создалось множество архивохранилищ, тщательно организованных, с систематически проводимой работой по описанию фондов. Организуются «всевозможные экспедиции для поисков новых материалов», так «что возможности обнаружения неизвестных раньше произведений поистине неисчерпаемы».

Повесть Л. Н. Толстого «Смерть Ивана Ильича» (Вопросы истории создания)

Приобщение студентов к конкретному текстологическому анализу может идти, в частности, путем сопоставлений окончательного текста произведения с опубликованными вариантами, отражающими первоначальный замысел автора и его последующую работу над текстом. Это не будет еще научным изучением творческой истории произведения, но явится начальной стадией подобной работы.

Обычно берется произведение, уже изучавшееся на практических занятиях. Студентам известны его идея, композиция, образы, стиль и т. д. При сопоставлении различных редакций этого произведения следует показать, что проводимая работа способствует более глубокому пониманию творческого замысла писателя и дает возможность проникнуть в его лабораторию.

Остановимся на повести Л. Н. Толстого «Смерть Ивана Ильича»[134].

Прежде чем приступить к сопоставлению окончательного текста с вариантами, повесть была проанализирована со студентами. Ее идея — о лжи и обмане, царящих в жизни господствующих классов, раскрыта в свете общих проблем мировоззрения и творчества писателя в пору его «духовного кризиса» 1880–х годов. В этот период Л. Толстой порвал со всеми привычными взглядами своей среды и, как подчеркивает В. И. Ленин, «обрушился с страстной критикой на все современные государственные, церковные, общественные, экономические порядки, основанные на порабощении масс, на нищете их, на разорении крестьян и мелких хозяев вообще, на насилии и лицемерии, которые сверху донизу пропитывают всю современную жизнь»[135].

В статье Л. Толстого «О жизни» изложен «смысл соотношения жизни и смерти». Перед лицом смерти, утверждает Л. Толстой, человек осознает бессмысленность деятельности только для самого себя, и он ищет нового смысла жизни. Перед кончиной Иван Ильич приходит к осознанию противоречий своих по–ступков, своей жизни с «совестью» и «разумом», к мысли о необходимости нравственного возрождения, «просветления», которое он находит в самоусовершенствовании. Велика разоблачающая, сатирическая сила мыслей и образов этой повести. Во время создания «Смерти Ивана Ильича» Толстой считал, что «просветление» возможно для всех людей, в том числе и для тех, которые подвергнуты разоблачению. Здесь положен предел сатирической силе повести, которая уступает в этом плане «Воскресению». Самая сильная сторона «Смерти Ивана Ильича» в гениальном проникновении художника в душевную жизнь умирающего человека, в раскрытии «диалектики души» перед смертью.

Непосредственная работа писателя над повестью проходила в 1884—1886 гг. Но Л. Толстой и перед тем еще несколько лет продумывал ее, кое‑что записывал. Окончательную редакцию повести студенты изучали по Полному собранию сочинений Л. Н. Толстого[136]. Теперь преподаватель рекомендует ознакомиться с «Вариантами к «Смерти Ивана Ильича», помещенными в том же томе.

Студенты получают задание самостоятельно сопоставить варианты повести с окончательной редакцией, продумать, в каком направлении шла работа Л. Толстого. При этом важно отметить, что в окончательной редакции совпадает с вариантами и чем они отличаются один от другого. Это и поможет уяснить, в каком направлении шла работа писателя.

В окончательной редакции изложение идет от лица автора, в первоначальной редакции (вариант № 1) оно ведется от лица Друга Ивана Ильича — Творогова. Это обстоятельство имеет существенное значение.

Из варианта № 1 известно, что жена Ивана Ильича передала Творогову по поручению мужа записки, которые тот вел в последние два месяца жизни. Записки эти произвели на Творогова большое впечатление и показались ему «ужасными». Он заинтересовался жизнью Ивана Ильича, ездил в семью покойного, узнавал о нем у жены, детей, Герасима, многое припомнил сам и написал историю его жизни, которая и должна предстать перед читателями и, быть может, послужить введением к запискам покойного.

Таким образом, в основу рассказа Творогова были положены предсмертные записки Ивана Ильича.

Что могло побудить Л. Толстого отказаться от изложения повести в форме предсмертных записок, дополненных рассказом Творогова? Есть ли в окончательной редакции следы первоначального замысла, т. е. записок Ивана Ильича и рассказа Творогова?

Студенты полагают, что Л. Толстому мог показаться нере–альным сам факт систематического ведения записок тяжело больным, умирающим человеком. Повествование же от лица Творогова неизбежно должно было вести к личности самого Творогова. Это осложняло творческий замысел и уводило от основной темы. Справедливость этого соображения подтверждается вариантом № 2 «К главе I», где сказано, что, вернувшись поздно ночью после игры в винт, Творогов (это было в день панихиды по Ивану Ильичу), неожиданно вспомнил, как в дортуаре училища правоведения Головин («маркиза») сидел на кровати и играл на зубах запомнившийся Творогову мотив. Мысли Творогова, однако, были прерваны словами проснувшейся жены и т. д. Все это отвлекало от жизнеописания Ивана Ильича и уводило к жизни самого Творогова.

Не только в окончательном тексте, но и в ряде предыдущих вариантов Толстой отказывается и от записок Ивана Ильича, и от рассказа от лица Творогова. Все же в окончательном тексте имеются отчетливые следы записок Ивана Ильича (их содержание и мысли), а также образ друга (Петра Ивановича).

В небольшом отрывке из записок Ивана Ильича говорится не столько о телесных, сколько о душевных его страданиях. Перед самой кончиной Иван Ильич осознал царящую вокруг него и в нем самом ложь: «Ложь, обман, ложь, ложь, ложь, ложь, все ложь. Все вокруг меня ложь, жена моя ложь, дети мои ложь, я сам ложь, и вокруг меня все ложь». Вот вывод, к которому пришел Иван Ильич в самом конце своей жизни. Больной, истерзанный страданиями, Иван Ильич был в состоянии только так (десятикратным повторением слова «ложь» на трех строках своих записок) передать свое отчаянье. Для выражения глубоких человеческих чувств у Ивана Ильича, о котором его начальник говорил: «…первое, лучшее перо в министерстве», не находилось слов. Отдавая записки Ивана Ильича Творогову, Прасковья Федоровна указала ему на это: «Нет связи, ясности, силы выраженья. А вы знаете его стиль. Его отчеты это были шедевры». Возможно, что одной из причин, по которой Л. Толстой отказался от формы записок, была возникшая перед ним необходимость еоплотить особенности речи смертельно больного Ивана Ильича, умевшего в жизни писать только деловые бумаги. Иван Ильич пишет, что, если ложь заставляет его так страдать, значит, в нем все же живет «маленькая, крошечная частица правды». Он видит свое спасение в том, чтобы «самому с собой среди этой лжи думать правду». И, чтобы эту правду найти, он хочет ее записать («а кто‑нибудь после прочтет и, может быть, очнется»). Но после фразы: «Начну сначала, как это все сделалось со мной» — записки Ивана Ильича обрываются. О них больше ничего не говорится ни в вариантах, ни в окончательном тексте. Возможно, что задача, которую поставил перед собой Иван Ильич, — заставить очнуться — показалась Л. Толстому чересчур прямо выраженной, излишне рационалистической. И это в числе других причин привело к тому, что Л. Толстой отказался от формы записок.

Задача, поставленная Иваном Ильичом: заставить очнуться кого‑нибудь, — несомненно, была задачей и самого Толстого. И в варианте № 2 он вновь обращается к ней, но выражает ее иначе, уже не словами из записок Ивана Ильича, а размышлениями кого‑то, кто изменился под влиянием этих записок: «Нельзя и нельзя и нельзя так жить, как я жил, как я еще живу и как мы все живем. Я понял это вследствие смерти моего знакомого Ивана Ильича и записок, которые он оставил. Опишу то, как я узнал о его смерти и как я до его смерти и прочтения его записок смотрел на жизнь». Так Л. Толстой вторично формулирует идею повести.