Мальчишки с улицы Пала - Ференц Молнар

— Ладно, — уныло согласился он, — собрание так собрание. Прошу уважаемых членов отойти в сторонку.

И уважаемые члены во главе со злорадно потиравшим руки Барабашем отошли от штабелей к забору, чтобы провести собрание там.

— Внимание! Внимание! — восклицал Барабаш.

— Объявляю заседание открытым, — громко возвестил Колнаи официальным тоном. — Слово имеет господин Барабаш.

— Кхм, кхм! — зловеще откашлялся Барабаш. — Уважаемое собрание! Господину председателю повезло — из-за маневров чуть не сорвалось это собрание, которое должно прогнать его в шею!

— Ого! — воскликнул его соперник.

— Нечего огокать! — огрызнулся оратор. — Я знаю, что говорю. Благодаря маневрам господину председателю удалось оттянуть время… Но больше не удастся! Потому что…

Но тут он был вынужден прервать свою речь. В забор кто-то громко постучал, а всякий шум сейчас особенно пугал мальчиков. А вдруг это неприятель?

— Что это? — спросил оратор.

Все обратились в слух.

Сильный, нетерпеливый стук повторился.

— Это в калитку стучат, — дрогнувшим голосом сказал Колнаи и приник глазом к щелке между досками.

— Там какой-то господин, — удивленно обернулся он к окружающим.

— Господин?

— Да. С бородой.

— Ну, так отвори ему.

Колнаи открыл калитку. В самом деле, перед ними стоял хорошо одетый господин с черной бородой, в очках и длинном черном пальто с пелериной.

— Это вы — мальчишки с улицы Пала? — крикнул он, не входя на пустырь.

— Да, — в один голос отозвались члены «Общества замазки».

Тогда господин в пальто сделал шаг вперед, и взгляд его смягчился.

— Я отец Гереба, — объяснил он, затворяя за собой калитку.

Все притихли. Дело серьезное: сам отец Гереба пожаловал. Лесик подтолкнул Рихтера:

— Беги, зови Боку.

Рихтер помчался к лесопилке, где Бока как раз объяснял мальчикам, что сделал Гереб.

Бородатый господин между тем обратился с вопросом к членам «Общества замазки»:

— Почему вы прогнали моего сына?

— Потому что он выдал нас краснорубашечникам, — выступил вперед Колнаи.

— Каким краснорубашечникам?

— Это другие ребята, они ходят в Ботанический сад… Но сейчас они хотят отнять у нас это место, потому что им негде играть в мяч. Это наши враги.

Бородатый господин наморщил лоб.

— Мой сын прибежал сейчас домой весь в слезах. Я долго у него выпытывал, что случилось, но он ничего не хотел говорить. Только когда я строго-настрого приказал ему выложить мне все, он признался, что вы заподозрили его в предательстве. На это я ему ответил: «Я сию же минуту беру шляпу и иду к этим мальчикам. Поговорю с ними и расспрошу, в чем дело. Если они ошиблись, я потребую, чтобы перед тобой извинились. Но если это верно — хорошего не жди, потому что отец твой всю жизнь был честным человеком и не потерпит, чтобы сын предавал товарищей». Вот что я ему сказал. Прошу вас, скажите мне по чести, положа руку на сердце: действительно мой сын — предатель или нет? Ну?

Воцарилась немая тишина.

— Ну? — повторил отец Гереба. — Не бойтесь, говорите правду. Мне необходимо знать, напрасно вы обидели моего сына или он заслуживает наказания?

Все молчали. Никому не хотелось огорчать этого, по-видимому, не злого человека, который так близко к сердцу принимает поступки своего сына.

— Ты сказал, что он вас предал, — обратился отец Гереба к Колнаи. — Но это нужно доказать. Когда предал? Как?

— Я… я… только понаслышке знаю… — запинаясь, пробормотал Колнаи.

— Понаслышке знать — все равно что ничего не знать. Кто из вас может сказать что-нибудь определенное? Кто видел? Кто действительно знает?

В этот момент у фортов появились Бока с Немечеком, предводительствуемые Рихтером. Колнаи вздохнул с облегчением:

— Пожалуйста, вон Немечек идет… вот этот, белокурый… Он видел. Он знает.

Они подождали, пока мальчики подойдут ближе. Но те прошли мимо, прямо к калитке.

— Бока! Идите сюда! — крикнул им вслед Колнаи.

— Сейчас не могу, — ответил Бока. — Подождите немного. Немечеку плохо: у него приступ кашля… Я должен проводить его домой.

Услыхав фамилию Немечек, господин в пальто воскликнул:

— Это ты — Немечек?

— Да, — тихо ответил мальчуган и подошел к нему.

— Я отец Гереба и хочу знать, предатель мой сын или нет, — строго сказал ему господин в черном. — Твои товарищи говорят, что ты все видел и знаешь. Так скажи мне по совести: правда это?

У Немечека был жар; лицо его пылало. На этот раз он не на шутку заболел. В висках у него стучало, руки были горячие. И все вокруг казалось таким странным… Этот бородатый, очкастый дяденька, который так строго к нему обратился, словно господин Рац, когда он распекает плохих учеников… Эта толпа мальчиков, глядящих на него во все глаза… эта война… день, полный волнений… и суровый вопрос, таящий в себе угрозу: если обвинение подтвердится, Геребу-младшему несдобровать…

— Отвечай же! — торопил его черный человек. — Скажете вы мне наконец или нет? Отвечай: предатель он?

И белокурый малыш с пылающим от жара лицом и лихорадочно блестящими глазами тихо, словно сам чувствовал себя виноватым и признавался в чем-то дурном, ответил:

— Нет, нет. Не предатель.

— Значит, вы мне солгали?

Члены «Общества замазки» застыли в изумлении. Никто не шелохнулся.

— Ха-ха! — торжествовал чернобородый. — Значит, солгали! Ну, я же знал, что мой сын — честный мальчик!

Немечек еле стоял на ногах.

— Мне можно идти? — смиренно спросил он. Бородач засмеялся ему в лицо:

— Иди, иди уж, маленький всезнайка!

И Немечек неверными шагами вышел вместе с Бокой на улицу. Он ничего не видел вокруг. Все плыло у него перед глазами. В хаотическом беспорядке плясали перед ним черный человек, улица, штабеля дров; странные голоса звучали в ушах. «Ребята, на форты!» — пронзительно кричал один. А другой вопрошал: «Предатель он?» И черный человек язвительно смеялся, и рот у него все растягивался, рос и делался огромным, как школьные ворота… а из ворот выходил господин Рац…

Немечек снял шляпу.

— С кем ты здороваешься? — спросил Бока. — На улице ни души.

— С господином Рацем, — тихо ответил мальчуган. Бока всхлипнул. Торопливо вел, тащил он своего маленького друга домой по быстро темнеющим улицам.

Тем временем Колнаи, оставшийся на пустыре, объяснял человеку в черном:

— Понимаете, этот Немечек — ужасный врун. Мы его объявили изменником и исключили из общества.

— Да у него и лицо такое — плутоватое, — поддакнул счастливый отец. — Сразу видно: совесть нечиста.

И, довольный, поспешил домой — скорей простить сына. С угла проспекта Юллё он видел, как Бока с Немечеком, спотыкаясь, перешли у клиники через дорогу. Теперь и Немечек тоже всхлипывал — горестно, безутешно, изливая глубокую скорбь, переполнявшую его сердечко, и посреди этих судорожных всхлипываний не переставая лепетал:

— С маленькой буквы… вписали… мое имя… С маленькой буквы мое бедное, честное имечко…

7

Утром, на уроке латыни, в классе царило такое возбуждение, что даже господин Рац это заметил. Ученики ерзали на скамейках, почти не следя за ответами у доски. И главное, в этом необычном состоянии находились не только те, кто принадлежал к Союзу пустыря, но и многие другие — да, можно сказать, вся гимназия. Слух о крупных военных приготовлениях быстро облетел все обширное здание и даже у старшеклассников вызвал живой интерес. Краснорубашечники были все из йожефварошского реального училища, и гимназия, конечно, желала победы своим. Некоторые прямо считали, что от исхода схватки зависит честь гимназии.

— Что с вами сегодня? — нетерпеливо спрашивал господин Рац. — Все какие-то неспокойные, рассеянные; что у вас на уме?

Но он не стал слишком настойчиво допытываться, в чем дело, и, удовлетворившись объяснением, что такой уж нынче день беспокойный выдался, ворчливо добавил:

— Ну да, теперь ведь весна, пойдут всякие там шарики, мячики… Где уж тут думать об ученье! Смотрите вы у меня!..

Но это он только так сказал. У господина Раца было строгое лицо, но доброе сердце.

— Садись! — обернулся он к отвечавшему и принялся перелистывать свою книжечку.

Обычно в это время в классе воцарялась мертвая тишина. Все, даже те, кто хорошо приготовил урок, затаив дыхание, впивались взглядом в пальцы учителя, медленно переворачивавшие странички. Ученики даже знали, чье имя на какой странице находится. Когда учитель заглядывал в конец, облегченно вздыхали те, у кого фамилия начиналась с «А» и «Б». Когда же руки начинали быстро листать странички в обратном порядке, отлегало от сердца у всех обладателей фамилий на «Р», «С» и «Т».