Отвечая за себя. Записки философа с вредным характером - Владимир Мацкевич

остаются внутри этого же нарратива и только укрепляют его.

Дискурс строится логично по схеме «если…, то…»

Нарратив строится диалектично по схеме «да…, но…»

Если дискурс сталкивается с фактом, который не вписывается в стройную логическую конструкцию, то этот факт выносится за скобки как нерелевантный, не имеющий отношения к делу. Правильно построенный дискурс, корректный и логичный, вырезает какую-то часть действительности и последовательно продвигается от постановки задачи к её решению.

Нарратив включает в себя всё, что подворачивается под руку, добавляя новые факты и новые идеи в общую картину. И вовсе не обязательно, чтобы одни идеи вытекали из других, чтобы факты хоть как-то были связаны друг с другом.

Дискурс аналитичен и эксклюзивен. Он членит и разграничивает, оставляя только нужное и существенное, исключая несущественное и ненужное.

Нарратив синтетичен и инклюзивен. Он объединяет и интегрирует всё, ничего не исключая, даже не выясняя, что важно, а что не важно. В нарративе всё пригодится.

Очень характерно выглядело противостояние дискурса Змитера Лукашука с нарративом «клуба редакторов» сразу после «большого разговора». Обсуждается книга, которую Лукашук подарил Лукашенко. Книга даёт логичную версию разворачивания войны России против Украины. Оппоненты Лукашука говорят, что читали эту книгу и книга очень плохая, в ней не представлена другая точка зрения, точка зрения России и ДНР/ЛНР.

Возражение выглядит абсурдно. Книга содержит логическое разворачивание истории новейшей войны с позиции одной из воюющих сторон. Откуда в ней может появиться точка зрения противника этой стороны? Это, как если бы в книге про победу советского народа в Великой отечественной войне излагалась позиция нацистов на эту войну.

Но «редакторам» в этом «клубе» этот абсурд не мешает. Они читали книгу, они слушают Лукашука, они вплетают его дискурс в свой нарратив и обессмысливают его.

То есть они лишают смысла логику, аналитику и позицию Лукашука, но наполняют всё это смыслами своего «описания мира». Если Лукашук ввязывается в спор с ними, то он вынужден ковыряться в деталях этого «описания мира», он добавляет свои слова и мысли в это длинное повествование, в этот большой нарратив.

Есть ли шанс у Змицера Лукашука выиграть спор с редакторами? Я даже не спрашиваю про спор с Лукашенко – хотя бы с редакторами? Вопрос риторический. В контексте того, что я уже написал, такого шанса у Лукашука нет.

Но можно подумать о другом. Некоторые адепты Зенона Позняка продолжают утверждать, что Лукашенко боится только Зенона. Что Зенон Позняк единственный, кто может противостоять Лукашенко.

Если бы я был в этом так же уверен, как и адепты и фанаты Позняка, я бы знал, что делать, что говорить, какую позицию занять. То есть я и так знаю свою позицию, но я не вижу, чтобы Позняк представлял хоть какую-то угрозу для режима и единоличной власти Лукашенко.

Представляет ли Позняк иной нарратив, нежели Лукашенко, или же всё, что он говорит, вписывается в рамки дискурса?

Да, Позняк представляет иной нарратив, нежели Лукашенко. Он видит мир иначе, описывает его в иных категориях и понятиях, пользуется другим языком. И этот нарратив можно и нужно понимать и описывать. Это потребовало бы специальной работы – много времени и много текста. Это даже отчасти сделано, и не мной даже. Пока ограничусь общим выводом.

Нарратив, или «описание мира», членом которого является Зенон Позняк и который он разворачивает, повествуя о Беларуси, относится к тем самым большим нарративам, о которых постмодернисты 1960-х годов заявили, что их время закончилось.

Национальный нарратив, или национализм эпохи модерна, – это одно из нескольких (включая коммунизм и классический либерализм) «описаний мира», которое утратило свою силу в Европе после Второй мировой войны.

Я уже говорил о том, что постмодернисты поторопились объявить конец больших нарративов, это была большая ошибка постмодернизма или их наивная мечта.

Кончилось время одних больших нарративов, и пришло время других.

Причём старые большие нарративы не исчезли совсем. Они были включены в качестве строительного материала в процесс создания новых больших нарративов. Это как матрёшка. Каждая матрёшка – самостоятельная игрушка. Но эти самостоятельные игрушки можно вставлять одна в одну, и внутри самой большой помешаются несколько меньшего размера.

Национальный, или националистический, нарратив модерна вставлен в постмодернистский нарратив, как в матрёшку. При такой процедуре все смыслы, присутствовавшие в старом большом нарративе, переинтерпретируются и переосмысливаются по-новому.

Возвращаясь к Позняку и Лукашенко. Нарратив Лукашенко включает в себя нарратив Позняка. Поэтому Позняк не конкурент Лукашенко – наоборот, он ему очень нужен. Примерно так же, как Троцкий был нужен Сталину, как Эммануэль Голдстейн был нужен Большому брату в книге Оруэлла. Если бы Позняка не было, Лукашенко пришлось бы его выдумать.

В 2006 году в стране произошло важнейшее историческое событие – оппозиция внутри страны была полностью уничтожена как политическая сила, как общественно значимое явление. От оппозиции осталось только имя, название. Больше никто не мог помешать режиму ни в чём. А режим лишился возможности списывать свои ошибки и поражения на то, что ему кто-то мешает.

Вместе с реальной оппозицией исчезает и образ врага, враг становится всё более призрачным, бесплотным. Ну кто из 10 кандидатов 2010 года мог рассматриваться как серьёзный враг Лукашенко, кто мог представлять для него угрозу? Никто.

Ну, а уж когда их выпускали из тюрем, то всем показывали их бессилие и политическую несостоятельность, несерьёзность.

А враг интересен, важен и полезен только тогда, когда он серьёзен. Поэтому чем меньше может оппозиция в стране, тем большее значение приобретает Позняк в эмиграции. Большее значение не в реальности, а в нарративе, в описании реальности.

Позняк нужен Лукашенко для укрепления его режима. Не настоящий Позняк, конечно, а Позняк из нарратива, из повествования о реальности.

Итак! Что же получается?

А получается два варианта.

― Господствующему в стране большому нарративу может быть противопоставлен такой же большой нарратив. Такой же полный, объёмный, описывающий все стороны и аспекты беларусской реальности. И спикером (главным повествователем) может быть фигура, равная Лукашенко по рейтингу, популярности и «отмороженности».

― Господствующий в стране нарратив может быть снят, то есть включён в больший нарратив, который полностью поменяет смыслы, существующие в сегодняшнем «описании мира».

Впрочем, эти варианты совместимы.

***

Вот вы говорите – модерн!

А что вы называете этим ничего не значащим словом?

Так называют архитектурный стиль (или шире – стиль в культуре). Его ещё называют югендштиль – то есть новый, или молодой, стиль. Называют и арт-нуво, что то же самое.

Но молодое стареет, всё новое становится старым. Вот этот самый стиль модерн возник как новый в конце XIX – начале ХХ века, пообносился и стал старым стилем уже во время Первой мировой войны. А после войны и вовсе стал старьём.

А вы всё говорите – модерн!

Вот и Павел Терешкович повторяет старую байку про то, что