Шри Ауробиндо. Жизнь Божественная – I - Шри Ауробиндо

Глава VIII. Методы Ведантистского Знания

Этот скрытый во всех существах Дух не виден глазу, но доступен для тех, кто достиг высшего разума и обладает тонким видением.

Катха Упанишада[28]

В чем же заключается деятельность Сатчитананды в проявленном мире и в результате каких изменений первоначально образовались, а затем сложились в их настоящем виде отношения Сатчитананды с человеческим эго? От этих отношений и от того, как они развиваются, зависит вся философия и практика божественной жизни человека.

Мы приходим к концепции и к познанию божественного существования путем преодоления границ чувственного восприятия, обусловленного физическим разумом. До тех пор, пока мы целиком и полностью пребываем во власти чувственного восприятия и физического сознания, мы ничего не можем по-настоящему понять и почувствовать, кроме явлений материального мира. Используя присущие человеку способности, наш разум с помощью логического анализа или воображения формирует на основе фактов материального мира ментальные концепции, которые вместе с тем не подтверждаются непосредственно физическими данными или физическим опытом. Первая из этих способностей человека – видение чистого разума.

Деятельность человеческого разума носит двойственный характер: с одной стороны – смешанный и зависимый, с другой – чистый и абсолютно самостоятельный. Ограничивая себя чувственным опытом, принимая его за окончательную истину и занимаясь изучением лишь поверхностных явлений в их взаимодействии, развитии и формах проявления, разум демонстрирует первое свойство. Рациональный подход исключает постижение того, что есть на самом деле; такой метод познания раскрывает только видимую, внешнюю, проявленную сторону объектов исследования и лишен возможности проникновения в глубины бытия. С другой стороны, разум способен выступать как орудие чистого видения и, опираясь на опыт чувственного восприятия, но не ограничиваясь им, идти дальше, строя выводы и заключения, действуя согласно своей высшей природе и стремясь к созданию всеобщих и безошибочных концепций, основанных не на поверхностных явлениях, но на глубинной сущности исследуемого предмета. Разум в качестве средства достижения стоящей перед ним цели может использовать непосредственное суждение, основанное на связи между внешним обликом того или иного явления и тем, что незримо за ним скрывается; в этом случае сформированная ментальная концепция как бы зависит и вытекает из чувственного опыта, хотя на самом деле она есть результат работы и восприятия разума в сфере его собственного уровня сознания. Чистый разум в своей деятельности может также, исходя из чувственных восприятий, использовать их лишь как повод, как отправную точку, при этом данные чувственного опыта часто остаются где-то далеко позади еще до того, как достигнута цель, настолько далеко, что полученные результаты выглядят прямым противоречием тому, о чем столь убедительно говорит нам наше чувственное восприятие. Такое положение вещей является вполне оправданным и неизбежно необходимым, поскольку наш обычный опыт охватывает лишь малую часть универсального бытия, и, кроме того, даже в пределах доступной ему сферы мы используем несовершенный инструментарий, искажающий действительную картину мира. Чтобы составить более адекватное представление об истинной природе вещей, нам необходимо выйти за пределы обыденного опыта, занять критическую по отношению к нему позицию и, возможно, отказаться от его навязчивых выводов. Способность разумно корректировать ошибки чувственного восприятия является одним из наиболее ценных качеств и свойств человека, обеспечивающих его превосходство над всеми остальными земными существами.

Использование в полной мере возможностей чистого разума приводит нас в конечном счете от физического знания к метафизическому. Но и метафизическое знание, в свою очередь, не может полностью ответить на все вопросы сложного человеческого существа. Метафизические концепции могут принести удовлетворение лишь самому чистому разуму, поскольку они есть сама стихия его. В то же время человеческой природе присущ двойственный подход к окружающему миру, в котором любой объект рассматривается одновременно и как факт, и как идея, поэтому каждое умозрительное понятие является для нас неполным и недостаточным, а определенная часть нашего существа вообще склонна расценивать ментальный опыт как нечто нереальное, пока он не получит подтверждения на чувственном уровне. Но истины, о которых мы говорим, не подлежат подтверждению в сфере обыденного опыта, ибо по своей природе они находятся «за пределами чувственного восприятия и доступны чистому разуму». Отсюда следует, что нам необходимы какие-то иные пути получения опыта, способного удовлетворить запросы нашей природы; поскольку речь идет об обретении сверхфизического знания, это может быть достигнуто только расширением нашего психологического опыта.

В определенном смысле весь наш опыт можно считать психологическим, ибо даже то, что доступно чувственному восприятию, для нас не имеет само по себе ни значения, ни ценности, пока не получит соответствующего отображения на уровне чувственного разума, или, по терминологии индийской философии, Манаса, который, по мнению индийских философов, является шестым органом чувств. Мы даже беремся утверждать, что Манас и есть единственный орган чувственного восприятия, а все остальные органы чувств – зрения, слуха, осязания, обоняния и вкуса – суть лишь производные чувственного разума, который, хотя обычно и использует их в качестве основы для получения опыта, все же превосходит их по своим возможностям и способен к восприятию непосредственного опыта, соответствующего его собственному уровню. Отсюда следует, что психологический опыт, подобно познавательной деятельности разума, имеет двойственный характер: с одной стороны – смешанный и зависимый, с другой —чистый и самостоятельный. Смешанный – в том случае, когда чувственный разум стремится к познанию объекта – внешнего мира; чистый – если психологический опыт обращен на познание чувственным разумом самого себя как субъекта. В первом случае опыт зависит от деятельности органов чувств и чувственный разум формирует наше восприятие в соответствии с их данными; во втором – деятельность чувственного разума не выходит за его собственные пределы и познание приобретается с помощью самоотождествления с познаваемым. Именно так мы осознаем свои собственные эмоциональные переживания; как верно сказано, мы познаем, что такое гнев, когда мы сами и есть гнев. Именно так мы осознаем и собственное бытие; в этом случае природа познания через самоотождествление становится очевидной. На самом деле всякий опыт по существу представляет собой познание через обретение тождества с познаваемым объектом. Но эта скрытая суть любого опыта остается для нас недоступной, поскольку мы обособились от окружающего нас мира, утвердившись в резком разграничении между своей собственной персоной – как субъектом и всем остальным – как объектом; в результате мы вынуждены развивать в себе особые способности, органы и методы восприятия, которые позволят нам снова войти в сообщение с тем, от чего мы себя изолировали. Пока же вместо непосредственного познания с помощью сознательного самоотождествления мы должны с неизбежностью прибегать к познанию опосредованному, приобретаемому в результате физического контакта и нашей ментальной расположенности к познаваемому предмету. Это ограничение познавательной способности человека является прямым следствием и образчиком деятельности нашего эго, изначально основанной на лжи, искажающей и извращающей настоящую истину и выдающей этот продукт за практическую и реальную истину, которой мы руководствуемся в наших отношениях с окружающим миром.

Настоящая природа и организация ментального и чувственного познания человека говорят о том, что наши ограничения в этой области не носят неизбежного характера, но скорее являются результатом эволюции, в ходе которой мышление привыкло находиться в зависимости от определенных физиологических функций тела и использовать их в качестве необходимых средств контакта с материальной вселенной. И хотя познание окружающего мира, как правило, осуществляется опосредованно с помощью органов чувств восприятия, а наше знание в результате такого процесса познания ограничивается лишь долей истины, которую способна донести до нас деятельность этих органов, такое положение вещей можно считать лишь укоренившейся привычкой. Разуму доступно прямое восприятие объективного мира без посредства органов чувств; такое восприятие было бы совершенно естественным для разума, если бы он пожелал освободиться от зависимости со стороны материи. Подтверждением тому служат опыты, проводимые с пациентами под гипнозом, а также другие случаи сходных психологических явлений. Поскольку наше бодрствующее сознание определяется и ограничивается состоянием равновесия между разумом и материей, которое достигается на основе эволюционирующей жизни, то обычное сознание человека не способно к непосредственному познанию окружающего мира; оно становится возможным, если сознание из состояния бодрствования переходит в состояние тонкого сна, когда становится возможной активность истинного или сублиминального разума. Тогда он обретает способность проявлять свою подлинную природу самодостаточного и единственного органа восприятия, которому доступно непосредственное, чистое познание объектов окружающего мира без участия органов чувств. Все, кто сталкивался с неординарными психологическими переживаниями, знают, что чистое и независимое действие разума возможно, хотя трудно достижимо, также и в бодрствующем состоянии сознания.