Газета День Литературы # 134 (2007 10) - Газета День Литературы

Он действительно стал ощущать себя увереннее, даже природная сутулость куда-то пропала, зато появилась жёсткая складка над переносицей. Одним словом, вылитый Аль Пачино в "Крестном отце". Забавин решил тотчас же, пока не возвратилась с работы жена, пригласить в гости того самого соседа-шофёра, а заодно и ещё двоих, с нижнего этажа.

Расположились на кухне, где хозяин выставил на стол приличествующее угощение. О своём приобретении он до поры помалкивал, желая сделать гостям приятный сюрприз.

– А знаете, – издалека начал Забавин, пока разливали по рюмкам, – Разгуляй как площадь юридически не существует, хотя фактически широко известна аж с середины семнадцатого века. Это была царёва житница, между земляным валом и Немецкой слободой, где находилось много хлебных складов для солдат и несколько кабаков. Польский посланник Таннер писал об одной здешней корчме так: общедоступное кружало, славящееся попойками и бражничаньем. Надо думать, потому площадь и получила свое название – "Разгуляй". А где пьянство, там непременно и разбой.

– К чему ты клонишь? – настороженно спросил сосед-шофёр, знавший, что Забавин слова в простоте не скажет.

– А к тому, что велики традиции русской топонимики, – ответил хозяин, отзывая с кухни свою любимую таксу. Затем он пару раз выстрелил в потолок и прикрыл за собою дверь.

Некоторое время Забавин стоял в коридоре и прислушивался к громким чиханиям на кухне. Рекламный проспект и девушка-курьер не обманули: "олеорезин капсикум" оказался сильной штукой, посильнее "Фауста" Гёте. По крайней мере, так же способный вызвать на глазах слёзы. Если не умиления, то раздражения.

– Друзья мои! – заявил Забавин, возвращаясь на кухню. – Юридически мы, может, уже и не существуем, но фактически всё ещё живы, несмотря на реформу ЖКХ. За это надо непременно налить по второй.

– Сволочь ты! – почти хором откликнулись приятели-соседи. – Больше мы никогда не придём к тебе в гости!

– Да стоит ли так огорчаться из-за пустяков? – виновато проворчал хозяин, добавив себе в оправдание: – Это же Разгуляй. Тут в одна тысяча восемьсот двенадцатом году дом Мусина-Пушкина сгорел с древнейшим списком "Слова о полку Игореве", а вы... Из-за красного перца расстроились. Некоторые им вообще закусывают и не морщатся.

Но гости, отплевываясь и чертыхаясь, всё-таки ушли.

Минуло полторы недели. Забавину вновь представился случай испробовать свой чудесный пистолет, причём совершенно неожиданно. Он, уже примирившись с соседом-шофёром, сидел у того в гостях. Говорили о разном. Затем Забавин опять перекинулся на родную площадь, где прошло его детство, юность и все зрелые годы. Разгуляй видел и помнил гораздо больше, чем жизнь Забавина. Например, каменные палаты обер-гофмейстера Шепелева, огромный сад за ними, тянущийся до речки Чечоры, до "протока Ольховецкого", видел вторую мужскую гимназию и Медицинскую контору с аптекой, небольшой уютный дворик Евлашева, монументальный дом с портиком в классическом стиле архитектора Казакова. Много чего, что исчезло или изменилось, как лицо мёртвого человека на фотографии.

– На том доме, – рассказывал Забавин, – аббат Сюрюг, настоятель французской церкви в Москве, устроил солнечные часы. Их сняли с фасада лишь в 1920-х годах...

– Постой, – насторожился сосед. – Мне не нравится, что ты снова заговорил о Разгуляе. Это плохо кончается. Где твой чёрный пистолет?

– Здесь, – похлопал по карману Забавин. Пустую кобуру он также продолжал носить под левым локтем, словно пятидесятилетний ребёнок. – Но я сейчас не о Разгуляе. Я о времени, которое мы прогуляли. О песочных и солнечных часах, которые остановились. Песок кончился, Солнце скрылось.

– Тогда надо... идти ещё за одной, – предложил сосед, следуя своей логике.

И они спустились вниз, на улицу, где находился ночной магазин. Вот тут-то и произошла эта почти драматическая история. На соседа, шедшего впереди, вдруг неожиданно набросились какие-то двое, и, ни слова не говоря, принялись избивать, словно так было и положено, так велит время. Забавин с некоторым опозданием вспомнил о своём перечном пистолете. Но зато уж заряды "олеорезина капсикума" стал посылать от всей души, не экономя. Стрелял он по-голливудски, развернув ладонь с пистолетом параллельно земле. Досталось всем троим: и отмороженным незнакомцам, и соседу-шофёру. В темноте трудно было разобрать цель. Так все трое и полегли на древней площади Разгуляй.

Соседа Забавин притащил на себе домой, а минут через десять тот пришёл в чувство. Потом "меткий стрелок" вспоминал, что порция красного перца досталась ещё и случайно пробегавшей мимо собаке, и даже пролетавшей вороне, и те, якобы, тоже попадали на землю; но это-то уж он, кажется, присочинил.

В третий и в последний раз Забавин применил оружие через полгода. В позднее время шла какая-то очередная подловатая телевизионная передача. Супруга с таксой сажали на даче картошку. Забавин же сидел у голубого экрана, пестуя свою ненависть к мордатому телеведущему. Когда же тот в очередной раз вызвал "к барьеру" записных пустомель, ярость Забавина достигла предела.

– Дуэль? – громко сказал он. – Извольте!

И начал разряжать остатки "олеорезина капсикума" в телеящик и мелькающие там фигурки. Пострадал ли кто конкретно от красного перца с площади Разгуляй, трудно сказать. Но сам Забавин не испытал ничего, кроме усталой радости. Очевидно, за эти полгода смесь в баллончике потеряла свою убойную силу, выветрилась. Правда, к концу передачи ведущий как-то нехорошо дёргал головой. А на телевизионном экране ещё несколько дней держались ржавые пятна в разводах. Тоже ведь символ времени. Времени Разгуляй.

ТЕРЕМ-ТЕРЕМОК

Эта история начиналась во времена дикого капитализма, а закончилась в наши дни, хотя какая формация сейчас – сказать трудно, должно быть, рублёво-успенская: успеть побольше рублей спилить, а там трава не гори.

С огнём всё это и было связано.

На Преображенском валу стоял дом, в котором случился пожар. Вообще-то, там были и другие дома, и даже более древние, в которых тоже периодически что-то возгоралось с более существенными последствиями: в 1812 году, например, языки пламени уничтожили почти 70% всех московских зданий.

Когда-то, ещё в тридцатых годах XVIII века, купцы-компанейщики, взявшие на откуп продажу водки (как и теперь), подняли на неё цену, а чтобы спиртное не провозилось в город вне застав, устроили вокруг всей Москвы деревянную стену. Но жители столицы значительную её часть мигом растащили на дрова.

Тогда Москву обнесли земляным валом со рвом, вдоль которого постоянно ездила конная стража.

Каждый участок вала имел местное название: Бутырский, Преображенский и так далее. Но таможенную функцию вал и заставы выполняли недолго, поскольку бороться с палёной водкой бессмысленно – это всё равно что дуть на Луну.

Поэтому, с 1754 года внутренние таможни были отменены по всей России, а на московских заставах отставные солдаты проверяли лишь "подорожные". Если документы на право следования были в порядке – поднимали шлагбаум, пропуская экипаж или подводу. Но проезжать под шлагбаумом было небезопасно, он частенько обрушивался вниз, даже если не везли никакой водки.

Ещё Пушкин в "Дорожных жалобах", раздумывая над тем, откуда придёт к нему смерть, шутливо писал:

Иль чума меня подцепит,

Иль мороз окостенит,

Иль мне в лоб шлагбаум влепит

Непроворный инвалид.

С водкой наша история также сопряжена, а ещё и со шлагбаумом, потому что такова была фамилия-кличка главного персонажа.

Захотелось ему побольше "зелени" срубить, а как – не знал. Это уже потом он стал палёное пойло гнать, а покуда промышлял мелочью, так, в райкоме комсомола отсиживался. Но тут школьный приятель Петя подвернулся, тоже какой-то инструктор.

– Шура! – говорит. – У меня есть дальняя родственница из Одессы. Бабла – немеряно. Хочет в Москву перебраться. Ты заключи с ней фиктивный брак и пропиши, а она тебе и отвалит, сколько запросишь. Пока она будет квартиру себе подыскивать, вы и разведётесь, не пройдёт и полгода. Жить-то она всё равно покуда у меня будет.

Шура ещё не был акулой капитализма, клюнул. Ударили по рукам, а через неделю появляется этакая лягушонка в очках. Не слишком-то она понравилась, но с лица воду не пить. Показала она Шуре деньги, правда, издалека, и говорит, что как только – так сразу. В смысле, после регистрации брака и прописки.