Седьмой канал - Вениамин Кисилевский

И снова все со смеху покатились. Глеб даже про свое плохое настроение забыл. А Андрей уже не смеялся. Не хватило, видно, на этот раз чувства юмора.

— А что? — говорит. — У нас такой плакат в подъезде висит.

Веселый урок получился, даже не заметили, как пролетел.

А потом был урок рисования. Правильнее сказать, не рисования, а лепки, потому что работали с пластилином. Наталья Викторовна сказала, что будет урок свободного творчества. Каждый, значит, лепит не по заданию, а что ему нравится. Глеб подумал, подумал и решил, что ему нравится лепить Лога. Старался вовсю — надо, чтобы похожим был. Вдруг Лог сейчас за ним наблюдает? Еще обидится.

Получилось неплохо. Наталья Викторовна останавливается возле парты Глеба, смотрит, а потом спрашивает:

— Это кто у тебя?

А Глеб не знает, что ответить. Сказать, что зверюшку какую-нибудь вылепил, осьминога, например? Не хочется.

— Это, Наталья Викторовна, житель другой планеты.

— Марсианин?

— Нет, он не с Марса.

— А как называется эта планета? — И говорит классу: — Давайте попросим Глеба рассказать нам о жителях другой планеты. Одного из них он сейчас вылепил. Мы уже однажды слышали, как интересно он рассказывает о космосе. Покажи, Глеб, своего инопланетянина, чтобы всем было видно.

Глеб поднимает пластилинового Лога над головой, а Вика тут же свое ядовитое мнение высказывает:

— Какой же это инопланетянин? Это просто большой и толстый паук!

— Сама ты паучиха! — не выдержал Глеб. И сел, не хочет ничего рассказывать.

— Нехорошо, Глеб, — хмурится Наталья Викторовна. — Как ты можешь так грубо разговаривать с девочкой?

— А чего она? — уткнулся глазами в парту Глеб.

— Он просто невоспитанный, Наталья Викторовна, — наносит ответный удар Вика. Эта уж в долгу не останется!

Если б не учительница, Глеб сказал бы ей про воспитание! Но неожиданно вместо него ответила Оля.

— Зато Вика, — говорит, — хорошо воспитана: других при всех невоспитанными называет.

— Тебя не спросила! — Вика уже встала, чтобы удобнее было сдачи давать, но Наталья Викторовна никому больше ничего сказать не позволила.

— Я не узнаю наш класс. Вас будто подменили за один день. Я думала, что каждое утро здесь собираются добрые и дружные ребята, а вы словно соревнуетесь, кто кому больше досадит. Ну, и чего вы добились? Испортили друг другу настроение, рассорились. Посмотрите на Глеба — только что светился весь со своим инопланетянином в руках, а теперь сидит туча тучей. И Вика не лучше. Я считаю, что ты, Глеб, должен извиниться перед Викой.

— Почему я?

— Потому что ты мужчина.

Странно, однако, получается. Девчонки, значит, могут говорить все, что хотят, Лога при всех пауком называть, а он извиняться должен?

— Я еще не мужчина! — находит лазейку Глеб.

В классе сразу тихо стало. Ждут, что на это скажет Наталья Викторовна. А она сначала ничего не сказала. Подошла к столу, села, полистала зачем-то тетрадь и только потом негромко проговорила:

— Ну, если ты не мужчина, тогда, конечно, говорить не о чем. Кстати, все помнят, что сейчас урок рисования? Работайте, скоро урок заканчивается.

Настроение у Глеба стало еще хуже, чем утром. А всё Вика! Лезет вечно, куда не просят! И сам тоже хорош — надо было ее паучихой называть! И, что не мужчина он, говорить не следовало. Еще и Наталью Викторовну обидел. Неужели Лог все это слышал? Хорошенького же мнения будет он о Глебе!

На следующих уроках — математике и письме — Наталья Викторовна ни разу не заговорила с Глебом, словно и нет его в классе. Глеб еле дождался последнего звонка и быстро начал засовывать в ранец книжки и тетрадки. Собрался уже выйти из-за парты, но Оля остановила его:

— Хочешь, новость скажу?

— Какую еще новость? — сумрачно спрашивает Глеб.

— А такую, что меня сегодня бабушка не будет у школы ждать. Одна домой пойду.

— Подумаешь, новость! Меня тоже никто не ждет.

— Так то тебя, а то меня.

Глеб даже разозлился. Что значит «то тебя, а то меня»? Он, если на то пошло, под автобус попал. За ним, может, в сто раз больше смотреть нужно. Хотел сказать ей, что больно много строит из себя, но вспомнил Вику и промолчал.

— Меня, — продолжает Оля, — вообще никуда еще одну не отпускали. А сейчас мама в командировке, а у бабушки нога разболелась. Я и в школу без никого пришла.

— Так ты что, — не понял Глеб, — боишься, что ли, одна идти?

— Ничего я не боюсь. Просто первый раз.

— Хочешь, провожу тебя, чтобы ты не боялась?

— Да с чего ты взял, что я боюсь? — тряхнула челкой Оля. — Просто, если хочешь, можем пойти вместе. Нам ведь в одну сторону.

И ничего вроде бы такого не случилось — подумаешь, пойдут вместе из школы, — а у Глеба настроение исправилось. Без всякой причины, просто так, само собой. Вовсе Оля не воображала. Скорее, даже наоборот. Глеб, хоть и сидят они за одной партой почти месяц, никогда с ней толком не разговаривал. А она, оказывается, совсем не такая, какой почему-то хочет казаться. И веселая. Почти все время смеялись, пока из школы шли, всякие забавные случаи вспоминали. Только когда Ворошиловский проспект переходили, Оля перестала смеяться и лицо у нее сделалось очень напряженное. Все-таки без привычки непросто такую широкую да еще забитую автомобилями улицу перейти. Но ничего, перебежали. Оля как вцепилась Глебу в руку, так и не выпустила, пока не оказалась на тротуаре по другую сторону улицы.

Глеб еще одну новость про Олю узнал. Она, оказывается, марки собирает. И не просто собирает, а по темам — о космосе и животных. Они зашли в магазин «Филателия», рядом с домом, где живет Глеб, и оказалось, что девушка-продавщица знает Олю и обращается к ней по имени. А это, знаете ли, не каждый может сказать, что его в таком магазине, куда столько людей ходит, по имени зовут. Глеб даже погордился немного, что они вместе сюда пришли и сидят за одной партой. Оле, конечно, ничего не сказал — молча погордился. Стоял, разглядывал на витрине красивые марки и не знал, какие тучи сгущаются над его головой…

Игоря он увидел сразу, когда тот еще не вошел в магазин, а только показался в стеклянных дверях. Глеб успел бы выйти через другие двери. Но бросить Олю и спасаться бегством — об этом и думать нечего. Вся надежда на то, что Игорь его не заметит. Он, кажется, марками не интересуется. Может быть, пойдет в другой отдел — где пластинки продают, или в газетный. Глеб на всякий случай спрятался за дяденьку, стоящего рядом, затаился. Не в том дело, что он так уж испугался Игоря. Конечно, тот не упустит возможности свести с ним счеты, отомстить за свой вчерашний позор. Но даже если и поколотит — невелика беда, не впервой. Очень не хотелось, чтобы все это было при Оле.

Но спрятаться не удалось. Наверное, Игорь потому и вошел сюда, что разглядел Глеба с улицы через стекло. Подходит, и улыбка у него такая, как у волка из «Ну, погоди!», когда тот видит зайца: «Ага-а!» Пока они в магазине, Игорь ничего ему сделать не может: люди кругом. Встал позади и незаметно, чтобы никто не увидел, коленом Глебу пониже спины два раза наподдал. Глеб оглянулся, а тот обещающе улыбается: погоди, мол, дружочек, это еще цветочки. Дяденька, который рядом стоял, что-то, видимо, заметил и посмотрел удивленно на Игоря. Тот сразу лицо такое делает — я что? я ничего! — и выходит на улицу. Снова улыбается и через стеклянную стенку Глебу знаки подает: давай-давай, выходи, что ты там застрял?

Оля ничего покупать не стала, только узнала, что надо в конце недели зайти, потому что, как сказала продавщица, «ожидается поступление».

— Пошли? — спрашивает Глеба.

— Давай еще пластинки посмотрим? — тянет время Глеб.

Посмотрели пластинки, потом иностранные газеты с непонятными буквами, открытки. Но нельзя же бесконечно бродить по магазину! Игорь все равно не уйдет — ходит возле громадного аквариума «Филателии» и рожи Глебу строит. Хочешь не хочешь, а встречи с ним не избежать. Если бы не Оля!..

— Оля, — говорит Глеб. — Ты тут еще посмотри, а я домой побегу. У меня там брат больной.

— Что же ты сразу не сказал? — отвечает Оля. — Пошли, конечно. — И направляется к выходу. А Глеб плетется за ней. Нельзя ведь теперь не выходить, раз про больного брата сказал… Ну что бы Игорю не подойти, когда он уже распрощается с Олей? Может, пронесет?

Но то, что не пронесет, Глеб понял сразу, едва они с Олей вышли на улицу. Игорь уже тут как тут, и улыбка у него опять, как у волка, загнавшего зайца в угол. Надо что-то сделать. Хватит и того, что заявил на уроке рисования, будто он не мужчина. А Игорь, чтобы Глеба еще больше унизить, начал при нем к Оле приставать:

— А это, — говорит, — еще что за бледная поганка? — И с этими словами дергает ее за челку. Да сильно дергает — у Оли даже слезы на глазах от боли выступили. А может быть, и не от боли вовсе.