РЯВанш! - Дмитрий Никитин

           Сузуки вспоминал, как вначале заворожено рассматривал русские дредноутов, с лаконичным силуэтом, похожим на очертания стремительного эсминца, но удивительно громадного, почти на треть длиннее "Сетцу", так что глаз отказывался верить в истинные размеры этих чудовищ, невольно считая их более близкими и не такими большими, чем на самом деле. Но когда четверка русских линкоров приблизилась, их величина уже не вызывала сомнений, поэтому ощущение надвигающейся гигантской мощи холодило сердца японских моряков. А потом по эскадре стали бить огненные молоты вражеских снарядов, разбивая большие корабли, точно бумажные детские игрушки.

           В тот миг Сузуки пожалел, что не открыл для своих команд истинную цель их жертвенной миссии. Если бы его люди знали, ради чего их устаревшие корабли поставлены под расстрел новейших русских дредноутов, то они бы сейчас были преисполнены ликования, а не одного лишь молчаливого мужества и решимости обреченных. Увы, приказ командования недвусмысленно требовал полной секретности. Тогда, в штабе, Кантаро пробовал возражать, говоря о воодушевления воинов важностью их дела. Ему напомнили историю, как в начале Ютландского боя к немцам попали англичане с потопленного передового эсминца. Пленные сообщили, что следом за ними идет весь британский флот. В результате германские дредноуты успели повернуть и выскользнуть из уже захлопывающейся ловушки. Сузуки мог бы возражать, что японцы, даже если враг сможет взять их живыми в плен, никогда не откроют тайну, но спорить со штабными было бессмысленно.

           В любом случае, моряков 3-го флота нельзя было упрекнуть, что в бою они проявили недостаток храбрости. Когда по их кораблям непрерывно молотили русские 14-дюймовые орудия - дырявя броню, сметая надстройки, оглушая громом разрывом, ослепляя огнем и удушая едким дымом рвущихся то здесь, то там снарядов, ни один из японцев не покинул свой пост иначе как вознесенным славной смертью на небо или спущенный тяжелораненым в переполненный лазарет. Они тушили пожары на заваленной обломками палубе, боролись с затоплениями в полуразрушенных отсеках, подвозили и кидали уголь в топки в удушающем жаре кочегарок или подавали снаряды на подъемники в вымороженных холодильниками артиллерийских погребах. До конца оставались в наполненных дымом орудийных башнях и казематах - стреляли и стреляли по русским дредноутам, которым, как казалось, японский огонь не причинял никакого вреда. Потом, всё-таки, удалось разбить башни "Гебену", снести носовой мостик головному "измаилу"...

           Но, конечно, японским кораблям досталось больше. Полуразрушенные обгоревшие линкоры, чьи топки задыхались из-за отсутствия тяги в сбитых трубах, едва выгребали винтами десять узлов. Неровной кильватерной линией идут броненосцы - "Аки", "Касима", "Катори", "Сацума". Флагманский "Сетцу" двигается вне линии, мало по малу отставая от остальных. Рулевое управление у него успели исправить, но работает всего одна турбина, поэтому кораблю никак не удается занять свое место в строю. Не успевают пока догнать линкоры и крейсера - тяжелые броненосные "Икома", "Ибуки", "Курама" и легкие бронепалубные "Сойя" и "Тоне". Между больших кораблей ходят пять миноносцев - всё что осталось от минной флотилии. Это - что касается своих. Теперь противник. Русские, как и раньше, действуют двумя отрядами. На норд-норд-весте черным облаком дымов висят загонщики - легкие крейсера и большие эсминцы. А на норд-норд-осте всё более чётко вырисовываются большие русские корабли - бывший "Гебен", а рядом с ним три еще более крупных линейных крейсера. А одного "измаила", похоже, удалось вывести из строя! Главный русский отряд устремился в погоню и с хорошей скоростью. Значит, скоро новый бой! Горнист в закопченным лицом и в прожженом мундире вновь протрубил с обломков фор-марса тревожный сигнал. Подъемники боеприпасов не действовали, и матросы спешно тащили снаряды к уцелевшим орудиям, по зияющей провалами палубе протаскивали пожарные рукава со свеженаложенными заплатами. Адмирал Сузуки, к удивлению стоявших рядом офицеров, расцвел в удовлетворенной улыбке. Боги оказались милостивы к детям Аматерасу! Русские возвращаются, они ничего не знают о идущим к ним Соединенном флоте.

       

           - Жалко Бахирева! - заговорил с Колчаком командир "Афона" . - И чего он геройствовал, в броневую рубку не пошел?

           Адмирал раздраженно захлопнул опустевший портсигар:

           - Обидел я Короната перед боем, грешен! Теперь зудит внутри, что это он из-за меня, после моего "не трусить"...

           - Бросьте, Александр Васильевич, - сочувственно засмеялся капитан Кетлинский. - Михаил Коронатович - казак! Так бы или иначе в рубку бы не пошел. Слышали про то, как он, в семнадцатом к Церелю на "Баяне" ходил нашу батарею ободрить, когда по ним германские дредноуты били? А тут, представьте, сам на сверхдредноуте против японского старья, да еще и в рубку прятаться. Как он еще на эсминец не пересел, чтобы японцев получше разглядеть. Ну, да Господь милостив, главное, передали, что живой... А с японцами и вчетвером справимся!

           Когда "Афон" после своего неудачного маневра подошел к бригадной колонне линейных крейсеров, головной "Измаил " производил трагическое впечатление - фок-мачта сбита вместе с носовыми мостиками, позади боевой рубки - завал обломков. Колчак одобрил решение капитана 1-го ранга Плена уйти от минной атаки в сторону от противника. Руководить из центрального поста маневрами по уклонению от торпед означало подвергнуть линкор большому риску минного подрыва. По этой же причине командующий распорядился, чтобы "Измаил" не участвовал в добивании японской эскадры, хотя артиллерия дредноута практически полностью сохранила боеспособность (за исключением двух поврежденных 130-мм орудий в третьем правобортном каземате и экспериментальной 100-мм зенитки). Капитан Плен получил приказ идти на соединение с бригадами линейных кораблей. В поддержку "Измаилу" Колчак выделил дивизион эсминцев капитана 1-го ранга Леонтьева - "Изяслав", "Автроил", "Прямислав", "Брячислав". В принципе, назад следовало отправить и "Афон", у которого не действовало три орудийные башни из пяти. Однако у Колчака не было времени перебираться со штабом на другой корабль. Командир "Афона" капитан 1-го ранга Кетлинский заверил, что в течении часа-двух все поврежденные башни главного калибра будут приведены в боеспособное состояние. Пока же "Афону" лучше было держаться в стороне от боя, а находившемуся на нем командующему руководить сражением сигнальной связью через легкие репетичные корабли (радиосвязь по-прежнему глушилась мощными вражескими передатчиками)

           Вместо раненого и отбывшего на "Измаиле" вице-адмирала Бахирева адмирал Колчак назначил временным начальником бригады линейных кораблей контр-адмирала Веселкина, младшего флагмана эскадры, державшего брейд-вымпел на "Бородино". Собственно, Колчак был далеко не в восторге от передачи бригады тому, кого он сам весной 1917 года по слезному молению гарнизона снял с должности коменданта Севастополя. Но выбирать не приходилось. Если самому отправляться на "Бородино", японцы могут успеть и уйти. А так дело пошло довольно быстро. Получив семафором инструкции, Веселкин сменил курс с зюйд-оста на зюйд-вест и повел "Бородино", "Кинбурн" и "Наварин" вдогонку за неприятелем.

           Первыми под огонь главного калибра вновь попали идущие замыкающими во вражеском строе тяжелые крейсера. "Ибуки", "Икома" и заметно отставший от них "Курама" отвечали редкими выстрелами из уцелевших 12- и 8-дюймовок. Стрелял и десяток где-то среднекалиберных пушек, но их 150-мм и 120-мм снаряды мало чем могли повредить русским дредноутам, которые били по противнику из тридцати шести 356-мм стволов. Залпы следовали за залпами, попадания за попаданием, но японские корабли, превращенные в полные руины, еще держались на плаву и не спускали флаги, хотя стрельба с них постепенно затихала пока практически не прекратилась. Колчак передал через эсминцы "Капитан Кроун" и "Капитан Керн", служившие репетичными судами, приказ контр-адмиралу Веселкину заняться вражескими линейными кораблями, а окончательное уничтожение японского крейсерского отряда предоставить легким силам контр-адмирала Порембского.

           У Казимира Порембского было три легких крейсера и двенадцать эсминцев, вооруженных 5-дюймовыми и 4-дюймовыми орудиями. Этого вполне хватало против японских миноносцев и бронепалубных крейсеров, но пытаться добивать среднекалиберной артиллерией огромные броненосные крейсера, пусть и сильно поврежденные, значило расходовать впустую снаряды. Следовало применять торпеды, но, чтобы подойти на дистанцию гарантированного торпедного пуска, эсминцам надо было бы подойти среди бела дня на три-пять кабельтовых. И тут возникал вопрос - насколько выбита артиллерия у японских кораблей? Даже несколько уцелевших орудий на ближней дистанции могут представлять серьезную опасность для незащищенных броней эсминцев