Тверской гость - Владимир Прибытков

Когда подплыли ближе, стали отчетливо видны белые минареты. Иван насчитал их до шестидесяти и сбился. На одном из минаретов Ивану почудился золоченый крест. Он всмотрелся. Да, то был православный крест.

- Дядя Афанасий, церква! - крикнул Иван.

Никитин с места отозвался:

- Гляди лучше - и епископа узришь!

- Но? Есть? Наш?

- Есть. Тут, брат, все есть.

- А ханский дом где?

- Гляди, вон, где три мечети. Видишь высокую крышу?

- Ага! Он?

- Он самый. Красив. В садах весь.

- Деревянный?

- Нет, у них дома из камня.

- А не холодно?

- Живут. А справа, вон, где синий купол, - рынок. Их несколько тут.

- Неужто и наши, русские, здесь живут? Чужое же...

- Целая часть города у наших. И у осов, и у кипчаков, и у греков - у всех своя часть.

- Дивно как-то... Я бы не прожил.

- Э, нужда заставит - прожил бы. Есть наши - богато живут.

- С татарами?

К приставшим кораблям набежал народ. Полуголые, бронзовые татары норовили ухватиться за тючки, размахивали руками, показывали куда-то в сторону города.

- Гони, гони их! - крикнул Никитин. - Не нужно нам помощи! Еще украдут что!

Носильщики с бранью отскочили. На их место повылезали другие татары, в шубах и халатах, прибежали какие-то горбоносые, смуглые, в белом одеянии, с непонятным говором люди, еще какие-то в высоких бараньих шапках...

Одного рыжий Васька турнул со струга кулаком.

- Не торгуем! - надсаживал горло Никитин. - Не ведем торг! К хану мы!

При имени хана настырные купцы улитками поползли в стороны.

Посол кликнул Никитина и Рябова. Наказав своим никуда не отлучаться, Афанасий с Матвеем влезли на струг. На палубе Васька сдирал с клеток тафту, тютюкал кречетом. Воняло птичьим пометом. Русские переглянулись и осклабились:

- Весело посол едет!

- Я - в город, - сказал Хасан-бек. - Хан или его везири дадут нам фирман, чтоб плыть было спокойно. Где ваши грамоты?

Никитин и Рябов подали Хасан-беку свитки.

Посол вскоре уехал.

Скучно и досадно было сидеть в ладьях, слушать ругань Васьки, доносившуюся со струга, глазеть на берег с реки. На берегу толкался народ, трусцой пробегали длинноухие ишаки, выступали, с вывертом кидая ноги, степенные верблюды.

- Ну и скотина! - удивлялся Иван.

- Что твой боярин шагает! - поддержал, смеясь, Копылов. - Илья, вот бы сыну твоему показать!

Ветер из степи наносил пыль, сидеть в ладьях надоело.

Иван Лапшев упросил Никитина выскочить на берег.

Издалека Никитин увидел, как отошедшего поглазеть на людей Ивана остановил какой-то татарин, о чем-то спросил. Иван ответил. Татарин похлопал его по плечу и пошел дальше, косясь на их караван.

- Иванка, поди-ка! - позвал Афанасий.

Тот подбежал.

- Чего?

- О чем татарин спрашивал?

- А кто, мол, едет.

- Ты что сказал?

- Да сказал - из Руси, с послом шемаханским...

- Зачем сказал?

- Ну, как... спросили ведь.

- Эх ты, птенец! Ничего не сказывай никому. Какое этому татарину дело? Мыт брать, что ли?

- Да чего особенного-то, дядя Афанасий!

- Земля чужая! - строго ответил Никитин. - Тут друзей мало. Ухо востро держи...

Иванка смущенно помялся на месте. Никитин, усмехаясь, ткнул его в грудь:

- Ладно, ступай. Да не говори со всяким-то!

Лапшев кивнул и опять отправился бродить, а Никитин растянулся на берегу, рядом с Матвеем Рябовым, и они заговорили о попутчиках, о делах, о жаре...

Ни Иван Лапшев, ни Афанасий не заметили, как любопытный татарин, интересовавшийся их караваном, свернув за горку тюков, быстро оглянулся и торопливо зашагал к городу.

Сморенный жарой и ожиданием вестей от посла, видя, что Рябов дремлет, Никитин тоже уснул, завернув голову кафтаном. Его разбудил Копылов.

Солнце уходило за Ахтубу, длинные тени струга и ладейных мачт переползали спящих. Берег пустел. Посол уже вернулся, сидел в струге. По словам Копылова, татары пропускали караван свободно, но на ночь глядя послу плыть не хотелось.

- Ну, утром двинем! - спокойно сказал Никитин, почесывая плечо. Искупаться бы...

Поели, полежали, потом, поскидав одежду, бросились в воду, терлись песком, сдирая грязь. С мечетей донеслись протяжные вопли. Для мусульман настал час молитвы.

Стемнело стремительно. Краски заката блекли на глазах, алый цвет перешел в фиолетовый, подползли сумерки.

Никитин оглядел берег. Какие-то подозрительные фигуры шатались неподалеку.

Он позвал бронника:

- Твой черед караулить.

Илья достал лук, колчан, пристроился на носу и притих.

Укладываясь на дне ладьи, Иван удивился:

- В пути возле костров спали, а тут на воде.

- Чужой город! Чужой! - повторил Никитин. - Спи знай... Молодость!

А в это же время вниз по течению переправились через Ахтубу четыре всадника. Мокрые кони вынесли их на песчаный берет, тяжело поводя боками, но всадники не дали им отдохнуть, а, нахлестывая плетьми, погнали дальше. Они скакали молча, легко, как приросшие к седлам. Темнота окутывала их - луна встала за тучками. Ровный топот все удалялся от Сарая, уходил в приволжскую степь, пока совсем не растаял, заглушенный некошенными от века травами.

Проснулся первым Илья Козлов. Ежась от сырости, он оглядел товарищей, мокрый берег, неподвижные длинные облака, серые в ранний час балаганы и домики вдали, усмехнулся и потряс головой, густо поросшей черными жесткими волосами. Один за другим поднимались тверичи, мелькнуло заспанное лицо быкоподобного Рябова, вылез на палубу струга кто-то из иранцев и остановился, вглядываясь в ладьи русских.

Бронник Илья подмигнул Копылову, ткнул его в бок пудовым кулаком.

- Что с тобой? - удивился Копылов.

Бронник засмеялся.

- Еще спрашивает! Ну и жулики!

Копылов недоуменно смотрел на бронника, и тот совсем развеселился.

- Ну и ловки! Ну и краснобаи! О-го-го-господи! Наговорят же семь верст до небес!.. И все - хо-хо! - лесом...

Никитин обернулся на этот гогот:

- Что с ним, Серега?

- И все - хо-хо! - лесом...

Никитин обеспокоено присел перед бронником на корточки.

- Илья, Илья, опомнись!

Нет, теперь бронника нельзя было провести! Он все разгадал. Ну и горазды же врать купцы об опасностях, о грабежах, о чужих, неприветливых землях. Вот он, Сарай. Всю Волгу уже прошли, а где эти опасности, чем страшен город Золотой Орды? Ай да гости! Умеют цену товарам набить!

Кое-как уразумев причину смеха бронника, Никитин тоже захохотал.

Копылов, смеясь, выговорил:

- Ой, удружил! Ну, Илья, голова! Первым купцом будешь!

Матвей Рябов покачал головой:

- Дурак ты, братец!

- Ладно! - еще смеясь, ответил бронник. - Валяй, валяй, ругайся! Все вижу...

Теперь хохотал весь караван. И казалось, качающиеся ладьи, живые струйки воды, зажженные солнцем полумесяцы на минаретах города - все смеется вместе с людьми.

Так весело началось утро. Весело снялись, весело миновали Ахтубу, весело вышли в Бузань. Этот волжский низовой рукав был последним ответвлением пути. Оставалось теперь миновать волжскую дельту, далеко обойдя Астрахань, а там и Хвалынь!

Плыли по Бузани осторожно, промеривая дно, среди скучных, ровных берегов.

Уже издалека кто-то заметил конного татарина, одиноко стоявшего справа, возле редких кустов. Освещенный солнцем татарин не шевелился. Как вкопанный стоял и его конек.

Вот татарин поднял руку, закричал что-то приближающемуся стругу. Конек тоже беспокойно зашевелился, двинулся бочком навстречу судам...

- Причаливать велит посол! - передали по ладьям.

Встревоженные купцы подвалили к шемаханцам, ждали, что будет, приготовив оружие.

- Ники-и-итин! Ря-а-а-бов! - крикнул с кормы струга Васька. - Зовет Хасан-бек!

Афанасий и Матвей выпрыгнули на берег. Они видели, как влез на струг татарин, а взявшиеся точно из-под земли еще двое татар уселись охранять коня.

- Беда, ребята! - шепнул купцам на палубе Васька. Али стоял возле каморки посла бледный, стиснув губы. Озабоченный Юсуф торопливо провел русских к Хасан-беку, встал у дверки, запустив пальцы в короткую бородку.

В каморке коптил светильник, сиротливо ютилась на краю ковра шахматная доска с попадавшими фигурками. Видно, ее резко отодвинули. Против Хасан-бека сидел на корточках давешний татарин в высокой шапке. Низкий лоб татарина рассекал багровый шрам. Плоское, с реденькими усами, угрястое лицо басурманина было бесстрастно.

Хасан-бек сделал знак рукой садиться, нагнулся в сторону татарина:

- Повтори все.... они знают язык.

Татарин приложил руку к сердцу, оскалил мелкие собачьи зубы:

- Да будет с твоими друзьями благословение аллаха, мудрый хан! Говорю ждет вас на Бузани султан Касым с тремя тысячами войска. Грабить будет, товары брать будет. Очень худой султан... Может, уже скоро на Бузани встречать будет.

Татарин опять приложил руку к сердцу, поклонился и умолк. Посол, морща лоб, покосился на русских.

- Откуда знаешь такое? - спросил Никитин.