Девственница - Розалин Майлз

Год сменился, дни становились длиннее. Хотя на дворе еще стоял январь, в то роковое утро рассвет был ясным и солнечным, как весной. На сердце у меня было легко и ум ясен, как никогда. Уроки пролетели так быстро, что я опомниться не успела.

Мой наставник Эскам с довольным смехом откинулся назад и заявил:

— На сегодня все, мадам. Вы совсем меня загоняли.

После его ухода я сидела в классе, погруженная в книгу по истории, которую мы с ним начали изучать. В конце концов я уже не могла больше не обращать внимания на голод. Мне хотелось чего-нибудь полегче, просто хлеба с сыром, чтобы можно было читать до темноты. Я подняла голову:

— Эй, кто-нибудь!

Самая младшая из служанок просунула голову в дверь и сделала реверанс:

— Слушаю, мадам.

— Попроси кого-нибудь из моих дам или мистрис Кэт, чтобы они приказали прислать мне обед сюда.

Поспешно сделав реверанс, она убежала. Как долго я читала после этого, не знаю. Когда я подняла голову в следующий раз, то увидела на стене тени. Прошло еще немного времени, но никто не появлялся.

Я немного повысила голос:

— Есть тут кто-нибудь?

Когда на твой зов никто не откликается, чувствуешь себя дурой, если не хуже. В сердце мне закрался страх:

— Эй, кто-нибудь, сюда! Я приказываю! По-прежнему тихо. Теперь я по-настоящему испугалась и, встав на ноги, обнаружила, что они дрожат. Никогда, с самого моего рождения ко мне не проявляли такого небрежения. Где мои дамы, где горничные, где охрана, где Кэт? Неожиданно в дверях появилась горничная. Я с трудом разбирала ее путаную, прерывистую речь.

— Мадам, мистрис Кэт исчезла! Ее нигде не могут найти.

Я схватилась за стул.

— Что ты говоришь? Как она могла потеряться?

— Она не потерялась, мэм, ее забрали. Забрали сегодня.

— Идиотка! Кто мог ее забрать? Страх мутил ей мысли. Она с трудом могла говорить.

— Они, мадам… Там внизу… они все… когда они пришли., сюда… сегодня…

— Говори по-человечески, дура! Кто пришел? Зачем? Почему они забрали мою наставницу? Говори же, а не то тебя выпорют.

Я думала привести ее в чувство, но она повалилась на пол в истерике, хватаясь за мою юбку, как слабоумная. Я была вне себя от ярости. Пинком отшвырнув ее, я направилась к двери. На пороге меня остановил топот бегущих ног.

Во дворце никто никогда не бегает. Это означает беспорядок, сумятицу, хаос. Нервы мои были напряжены до предела.

Спустя пару секунд я увидела громоздкую фигуру. Парри? Это была Парри, но никогда раньше я не видела ее такой: лицо ее было восковым, на нем застыло выражение дикого страха, волосы растрепаны, одной рукой она придерживала юбку, чтобы удобнее было бежать, в другой сжимала… Что это? Болтающаяся золотая цепь?

Она тяжело дышала и всхлипывала, как загнанная лошадь под ножом мясника. Но за ее спиной раздался иной звук, глуше, громче и страшнее, звук шагов вооруженных людей…

— Мадам… миледи… О Господи, спаси нас! Она почти швырнула мне в руки золотой предмет. Мои пальцы узнали его быстрее, чем глаза; это была казначейская цепь — цепь, принадлежавшая мастеру Парри…

— Мадам, они забрали его и мистрис Кэт, и теперь они пришли за… За мной.

— За вами, миледи.

Это сказал мужчина. Я видела, как он вошел в дверь, но узнала его с трудом. В сопровождении дюжины вооруженных людей он вошел в мою комнату, как черный ангел, призванный карать. Его лицо было угрюмо, как дальние подступы ледяного ада. Он нагнал на меня такого страху, что я едва держалась на ногах и не могла унять дрожь в коленях.

Я попыталась заговорить:

— В чем дело, сэр? Что…

— Не спрашивайте меня, мадам, ибо я могу не услышать.

Он протянул мне свиток.

— Леди Елизавета, властью, возложенной на меня советом и нашим государем, королем Эдуардом Шестым, я арестую вас по обвинению в государственной измене.

Глава 8

Жалобный вопль затрепетал у меня в горле и замер. Я заглянула в лицо смерти — Кэт, мистера Парри и моей. Что я сделала? Я не знала. И все же чувствовала себя виновной во всех возможных грехах.

В моей груди родился еще один придушенный вопль, но на этот раз он вырвался наружу:

— Нет, я ни в чем не виновата! Разве можно обвинять человека в том, чего он не совершал?

Он улыбнулся. Никогда раньше мне не приходилось видеть на лице человека столь неприкрытое презрение.

— Так говорят все изменники, леди. Но вы можете говорить. Вам предъявлено обвинение, и вы можете выступить в свою защиту. Более того, вы просто обязаны сказать все, что знаете, ибо я здесь для того, чтобы выяснить правду, чего бы мне — или вам — это ни стоило.

Сильнее, чем угроза, меня ужалил его пренебрежительный тон. Почему я утратила его уважение? Когда мы в последний раз виделись, он опускался передо мной на колени и целовал мою руку. Теперь его взгляд был холоден, как у судьи, выносящего смертный приговор. Я видела лица людей, стоящих позади: на некоторых мелькала жалость или любопытство, но большинство не выражало ничего, кроме скуки и злобы, как у животных на скотном дворе. Я смотрела на их шпаги и пики, и мне казалось, что все они направлены на меня. Я увидела себя со стороны, услышала свой жалкий писк, почувствовала, что все мои внутренности обмякли, ощутила во рту привкус желчи. У меня подкашивались колени. Бледный солнечный свет, угасавший на стене, расплывался, как в тумане, перед мутящимся взором.

Но падать в обморок было нельзя ни в коем случае: это сочтут доказательством моей вины. Я доковыляла до ближайшего стула.

— Сэр Энтони…

Он негромко отдал команду. Вооруженные люди отступили, и послышался шаркающий звук шагов, и всей толпой они вышли из комнаты. Парри, а затем и горничную уволокли прочь; обе жалостно всхлипывали, но сэр Энтони даже не взглянул в их сторону.

Он поклонился:

— Прошу вас садиться, мадам.

Я плюхнулась на стул.

Он сразу же ринулся в атаку:

— Из всех, леди, вас я меньше всего ожидал застать в таком бедственном положении.

— В каком положении? Чем я провинилась?

— Вы обманули меня, леди.

— Я? Никогда!

— В Чешанте вы уверяли меня, что знаете о завещании покойного короля, согласно которому вы не можете выйти замуж без разрешения короля и совета…

— Так оно и есть. И я не…

— Нет? — Он невесело усмехнулся. — Итак, вы это отрицаете?

От безысходности я разрыдалась.

— Что это? Как я могу отрицать обвинения, с которыми меня даже не ознакомили?

Он играл со мной, мучил, надеясь сломить мой дух, и я это понимала. Но я не знала, как ему противостоять.

Я выдавила из себя:

— Я не сделала ничего дурного.

— Это вы так говорите, но, к несчастью для вас, ваш любовник — или лучше сказать «будущий муж» — лорд Садли утверждает обратное.