Арбайт. Широкое полотно - Евгений Попов

Вид имея сгорбленный, убогий, одежду простую, очки — с толстыми стеклами, обладал зверской физической силой. Однажды, возвращаясь пьяный с знаменитых Столбов по таежной дороге, подвергся глумлению черни в лице трех здоровенных барбосов, не пожелавших подвезти усталого путника на своей черной «Волге» до ближайшей остановки автобуса. Одному из них он сломал руку, двум другим — другие части тела. Столбы, если кто не знает, это великие и великолепные скалы в дивных окрестностях города К. «Столбисты» Бурмату уважали, как коммунисты Ленина.

В начале восьмидесятых всем рассказывал, что написал роман и уже переправил его в Америку. Странно, но кагэбэшники вдруг оказались не такие уж дураки, чтобы в эту чушь поверить.

Увы, таких ярких и странных людей, как Бурмата, больше нет! Он покончил жизнь самоубийством в самом начале конца перестройки, когда, казалось бы, самое наступало время расцвесть такому энергичному сибирскому цветку, а многим другим растениям вызреть под его началом.

Почему он свел счеты с жизнью?

Зачем? Ведь он знал, что жизнь если не прекрасна, то по крайней мере любопытна. По крайней мере утверждал, что знает.

Слезы навернулись Гдову на глаза. Что-то все умирают да умирают, и нет с этим явлением никакого сладу. Так ведь недолго и самому помереть.

И опять он так разволновался, что день уже в этот не мог больше работать и.

ВОПРОСЫ, ПОСВЯЩЕННЫЕ ГЛАВЕ XXXV

1. Верите ли вы автору, что живший в Красноярске Андрей Поздеев — гениальный художник?

2. Как думаете, что означает слово вархуил?

3. Почему Бурмата так и не вписался в перестройку? О чем, на ваш взгляд, следовало бы задуматься еще писателю Гдову, раз уж он все равно думает обо всем?

4. Есть ли сейчас такие же яркие и безрезультативные люди, как Бурмата? Или мир тускнеет на глазах?

5. Прекрасна ли в конечном итоге жизнь? Или это всё так, туфта…

Глава XXXVI

РОДИТЬСЯ В РОССИИ

Писатель Гдов сидел за письменным столом и пытался работать. Он хотел создать широкое полотно на тему, что у каждого времени — своя мерзость и в этом смысле, когда в России ни родись, — всё плохо.

Ну вот, например, если ты появился на свет божий в год освобождения крестьян царем Александром II, то к моменту своего совершеннолетия имеешь шанс стать террористом-народовольцем и закончить свои дни в казенной петле. Или, наоборот, быть взорванным негодяями ни за понюх табаку — случайно или за принадлежность к разнообразному сословию угнетателей трудового народа.

Родившись сразу же после мученической смерти царя-освободителя в 1881 году, с ходу попадаешь на войну с японцами. Короткая демократическая передышка, и покатилось по России Красное колесо. Слушайте, граждане обыватели, музыку революции, долой прогнивший режим, кто был никто, имеет шанс, но только все равно ведь худо будет всем, всем, всем.

Ровесники начала века! Милости просим на Гражданскую войну для свершения обоюдозлобных зверств. С одной стороны — у врага кожу содрать, с другой — чтоб тебя босого расстреляли. Здравствуй, русское поле, я твой тонкий колосок!..

А тут уж и тридцатые поспевают с их индустриализацией, раскулачиванием да архипелагом ГУЛАГ. Через четыре года здесь будет город-сад, но скорей всего не будет. А будет все та же вечная музыка всё той же непонятно какой и зачем революции. Когда новые большевики уж тараканят старых борцов за идею и свой брат коммунистический троцкист является в глазах властей гнидой куда более мерзкой, чем простой контрреволюционер-вредитель.

«Сороковые — роковые». Естественно, что по случаю «Вставай, страна огромная» выбито целое поколение, ни в одной стране мира нету такого количества погибших от рук фашистов и внезапно раздружившихся с ними коммунистов.

Ну, а тем, кто выжил, уж готов 1949 год семидесятилетия усатого вождя, вспомнившего о Боге, лишь когда окончательно в заднице закипело. Вот же козел, провозгласивший тост за долготерпение русского народа! Народа, который вместо того, чтобы выкинуть таких «эффективных менеджеров» к известной матери, стал заново гордиться своими успехами на благо людоедского режима.

Освоение целинных и залежных земель, когда властители окончательно бросили срединную Россию, переключившись на Казахстан… Едем мы, друзья, в дальние края. Получать грядущие хронические заболевания в палатках на морозе и пахать степной чернозем, который ветром сдует, а Казахстан окажется «в загранице».

Ну и так далее, тому подобное. ГЭС-шмес, химия большая и малая! Залили бесстрашные покорители природы сибирские земли гнилой водой, отравили Россию ядами, атомом, но урок впрок не пошел, нейдет и никогда не пойдет. Плюс Афганистан, Чечня…

Когда ж все-таки высветится обещанное всеми последовательно сменяющими друг друга начальниками страны это самое небо в алмазах?

И ты куда же это, сука, в космос лезешь, когда у половины граждан твоей страны до сих пор нет теплых сортиров и народ от Москвы до самых до окраин большей своей частию сидит орлом на морозе?

И неужели действительно нельзя ничего сделать, чтобы люди хоть чуть-чуть зажили по-человечески? Мы что, действительно хуже всех, как утверждают русофобы? Не верю.

Или мир на самом деле катится в тартарары, а Россия, как всегда, впереди прогресса?

Гдов подошел к окну, за которым соседка Удодова прогуливала своего дорогущего бультерьера. Без намордника. Гдов прислонился пылающим лбом к холодному оконному стеклу. И так разволновался, что день в этот уже не мог больше работать и.

ВОПРОСЫ, ВОЗНИКАЮЩИЕ В СВЯЗИ С ЧТЕНИЕМ ГЛАВЫ XXXVI

1. И все-таки когда было бы удобнее всего родиться в России?

2. Откуда эти цитаты: «музыка революции», «через четыре года здесь будет город-сад», «здравствуй, русское поле, я твой тонкий колосок!..», «сороковые — роковые», «вставай, страна огромная», «едем мы, друзья, в дальние края»? Есть ли у этих строчек авторы?

3. Есть ли предел долготерпению русского народа? Как понять словосочетание «ГЭС-шмес»? Создаст ли Гдов когда-либо свое «широкое полотно»?

4. Имеет ли смысл освоение космоса, в то время как у большей половины «дорогих россиян» до сих пор нет теплых сортиров?

5. Зажили ль в нынешние времена люди хоть чуть-чуть по-человечески? Если нет, то что действительно нужно сделать для того, чтобы люди хоть чуть-чуть зажили по-человечески? Мы что, действительно хуже всех, как утверждают русофобы?

Глава XXXVII

СЮЖЕТ, КАК ГОВОРИТСЯ, ТОВАРИЩИ…

Писатель Гдов сидел за письменным столом и пытался работать. Он хотел создать широкое полотно из жизни какого-нибудь креативного сукина сына, осыпанного премиями и наградами, как дезертир вшами. Как тот был комсомольцем, коммунистом, кагэбэшником, а стал тем, кем он стал.

Гдов вспомнил, как году эдак примерно в 1977-м служил за ничтожную зарплату в Художественном фонде РСФСР, чтобы не записали в тунеядцы. И вместе с коллегой Романом Владиславовичем Горичем, неофитом православия, пассивным ненавистником советского государственного и общественного строя, оказался поздним вечером в городе Рязани, где друзья, с большим трудом устроившись в гостиницу, пошли в ресторан, чтобы чего-нибудь перекусить.

Ресторан был практически пуст, если не считать присутствия за угловым столиком молодого человека их тогдашних лет. Этот столик имел кабацкие черты недавнего скромного одинокого пиршества: недопитые бутылки, хрящи, рыбьи кости в пепельнице, окурки в объедках селедочки и остатках салата. А молодой человек в лаковых полуботинках и хорошем черном костюме с галстуком дремал, уткнувшись лбом в крепко сжатые кулаки, покоившиеся на некогда белой скатерти.

Гдов и Горич немного посидели, но к ним никто из обслуживающего персонала не подошел, и они тогда сами направились на кухню.

На кухне ссорились две рязанские тетки в белых халатах.

— Ресторан закрыт, — успела сказать вошедшим одна из них.

— Ах ты, лягушка! — обозвала ее другая тетка, очевидно, продолжая прежнюю тему ссоры.

Тетки сцепились, визжа и царапясь, отчего Горич и Гдов сделали правильный вывод, что ужина им сегодня не видать.

Они и вышли в унынии. Ночных продовольственных магазинов тогда еще не было. Социализм — это вам не капитализм, товарищи!

— А ну-ка, поросята, идите сюда обои, — остановил их строгий голос. Это проснувшийся молодой человек манил их к себе сильным пальцем крутой руки. Они и подошли.

— Кто такие, почему не знаю? — чуть-чуть играя, осведомился у них этот якобы протрезвевший проснувшийся.

— С Художественного фонда командировочные по линии агитации и пропаганды. Обои, — ответил Гдов.

— С Москвы обои, — уточнил Горич.

— Что ж, вам повезло. Ведь я, хлопцы, заведующий именно отделом агитации и пропаганды одного из районов нашей краснознаменной области. Добро пожаловать! — широким жестом пригласил москвичей за стол их новый знакомый, чуть было не упав при этом со стула.