Биология желания. Зависимость — не болезнь - Марк Льюис

все сложнее и сложнее противиться искушению.

* * *

К концу мая жизнь Фреда и Натали, представителей среднего класса, начала рушиться. Они катились вниз с горы, не думая о том, что делают, загипнотизированные системами мозга, гораздо более древними, чем интеллектуальные базы данных, на которые нацеливались их профессора. Натали помнит, как падала. Она помнит, как подмечала хмурые взгляды Грейс, когда та обозревала последствия последнего ночного разгула — использованные шприцы, переполненные пепельницы, — и думала: «О-о-о, опять долго спала с утра. И мы не убрали за собой, прежде чем отправиться спать. Не могу вспомнить, как мы легли».

Так что Натали не была удивлена, когда Грейс решила изменить ситуацию. Ведь арендная плата все равно повысилась. Грейс собиралась переехать в дом, сняв его в складчину с другими жильцами, а Натали — ну, возможностей много, но пока она просто решила пожить у Фреда, у которого и так почти всегда ночевала. Когда они накопят денег на первый и последний месяц аренды, они переедут в квартиру попросторнее. К началу осеннего семестра уж точно. Все наладится. Все уже налаживается, убеждала она себя.

Но пока не были выставлены оценки за семестр, она не понимала, что в беде. Она сказала Фреду и Стиву, что пора остановиться. Она помнит этот момент во всех подробностях. «Я озиралась по сторонам в квартире, которая была пропитана запахом окурков, и ужасалась ее кошмарной запущенности; повсюду мусор, грязные иглы, разбросанные учебники. Не осталось ни одной не согнутой ложки, ни одного не вымытого маленького пакетика. Беспощадной правдивости открывшейся картине добавляли мои друзья… Они тоже были безнадежно зависимы от героина. Одно дело думать про себя, что вот да, есть проблема, и совсем другое — видеть, как двое других людей это подтверждают. Мы начали говорить об этом и потом, кажется, проплакали несколько часов. Я хотела немедленно все прекратить, и на следующее утро мы все были с красными глазами, вялыми и чистыми». Следовало изменить ситуацию.

Но она не могла измениться сама собой. Обстоятельства пришли на выручку.

Однажды вечером друг, пошатываясь, вошел в квартиру через открытую дверь, крича, что только что стал виновником автомобильной аварии. Оттуда он приехал прямо к ним. Он был заметно пьян. И не мог допустить встречи с копами. Но он ехал на машине Фреда; и номер был зарегистрирован по этому адресу. Естественно, через несколько минут в дверь настойчиво постучали. Натали сидела на диване, набивая трубку марихуаной (относительно невинное прегрешение для нее), подняла голову и увидела, как лучи света проникают через окно, выходящее на улицу. Кто-то забыл задернуть занавески.

«Мы знаем, что в доме есть наркотики, — сказал стальной голос. — Откройте дверь. У нас есть право войти в любом случае, откроете вы или нет».

Добыча полицейских была до смешного скудной: пара ложек, сожженных снизу, классифицированных как принадлежности для употребления героина, и одна таблетка рецептурного наркотика. Но этого было достаточно для обвинения в хранении наркотиков. Так что через неделю Натали сидела напротив помощника окружного прокурора, обязуясь пройти курс лечения, — сделка о мере наказания, как ей сказали, от которой она не могла отказаться. Она признала себя виновной во вменявшемся преступлении и согласилась на год амбулаторного лечения, по завершении которого судимость будет снята.

Натали не учла, насколько невыносимой станет для нее программа лечения. Настолько невыносимой, что она не сможет подключиться к ее целям. Она стойко перенесла абстинентный синдром — это было не так ужасно, как она боялась, — и оставалась чистой несколько месяцев. Но довольной она не была. Она должна была посещать групповую терапию три раза в неделю и бывать на собраниях местной группы, работающей по 12 шагам, еще три раза в неделю. Это просто было чересчур много. Все это сидение кружком и разговоры о том, как не пить и не принимать наркотики. Люди там как будто принадлежали к другому виду. Эти высохшие пьяницы, постоянно потягивающие плохой кофе, отчаянно пытающиеся продержаться месяц в завязке. Что у нее с ними общего? В план не была включена индивидуальная терапия, не было никого, с кем она могла бы по-настоящему поговорить. Однажды, когда влечение прорвало плотину решимости и она знала, что падает, Натали отозвала лидера группы после собрания в сторону и умоляющим голосом сказала: «Я действительно хочу захотеть измениться». Но, прошептала она себе, я не хочу превратиться вот в это.

Так она снова села на иглу. Она подделывала регулярно проводившиеся анализы мочи, принося мочу друга в бутылке в кармане. К лету она кололась каждый день. Когда ее поймали в первый раз, она получила предупреждение. Во второй раз ее отправили в реабилитационный центр на 30 дней. Он назывался лечебным центром, но, по мнению Натали, это был обычный наскоро переделанный мотель, управляемый двумя бывшими зависимыми, которые воображали, будто знают, как лечить людей, потому что им самим удалось бросить. Первой соседкой по комнате была сорокапятилетняя проститутка, которая употребляла крэк, героин, все, что могла раздобыть. «Приятная женщина, — вспоминала Натали. — Я хочу сказать, у нее определенно было какое-то расстройство личности, но мне она нравилась». Затем был парень со шрамом. Все звали его «Шрам». Он шел от уха до уха, и ходили слухи, что он пытался перерезать себе горло. Натали было жалко парня. Длинные волосы, фланелевая рубашка, одиночка по натуре. Это его двадцать пятый реабцентр, смущенно признался он. Натали думала, что он самый неумелый человек из всех, кого она когда-либо встречала. Он даже не смог выбрать более надежный способ самоубийства.

Она звонила Фреду несколько раз в неделю, но он собирался с ней расстаться. Она это знала. Когда она попросила его привезти ей что-нибудь расслабляющее — всего один пакетик, — он бросил трубку. Он переезжал к родителям, как и собирался. Он бросил. А ее дела приняли мрачный оборот.

После реабилитационного центра она возвратилась в пустую квартиру и начала работать в ресторане на полную ставку. Она продолжала проходить амбулаторную программу, как от нее и требовали, но снова начала регулярно колоться. Она нашла другой способ подделывать анализ мочи. Эта повторная вспышка зависимости произошла незаметно, без фанфар, без предупреждения. По словам Натали, невозможно было понять, что же пошло не так. Дело в том, что «героиновые» связи расходились веером от ее полосатого тела к другим участкам мозга как оптоволоконные кабели, ожившие после перебоя питания. И больше всего энергии они получали от тревоги, тревоги о том, чтобы быть в порядке. Но героин был как причиной этой тревоги, так и единственным