«Сварщик» с Юноны (СИ) - Трунов Сергей

Отжался на руках, осторожно, чтобы не задеть какую живность, сел, глубоко, с шумом вдохнул, аж грудь заломило. Солнце вновь скрылось за тучами, которые теперь уже заволокли полнеба, стало зябко.

Осмотрел, ощупал себя: вроде тот же, что пришел. Чтобы окончательно удостовериться, внутренне обратился к Резанову:

«Вашбродь, ты как?»

«Всё в порядке» — последовал незамедлительный ответ.

Я переполз к дубу, облокотился спиной о ствол, сорвал травинку, сунул в рот, принялся автоматически жевать. Внешне невозмутимый сейчас я напряженно думал. Только что муравьи, неразумные букашки подсказали мне, так называемому «высшему существу» гениальную стратегию. Которую коротко сформулировала Русская пословица: «Один в поле не воин!». А что это значит?

А это значит: объединять вокруг себя команду. Команду единомышленников. Племя. Собственное племя. Но «под крылом» власти. Мощной власти. Державы Российской. А значит как минимум покровителем нашего племени-клана должен стать Император России, в данное время Александр I.

Решив так, я рывком поднялся. Слева глухо зарокотало. Бросил взгляд — километрах в пяти клубилась чернотой грозовая туча. Я встал на ноги, стряхнул налипший на одежду мусор и решительно зашагал к спутникам.

Проводник, военный вождь Быстроногий волк и слуга Фернандо, переводчик Орлиный коготь встречали меня почтительно. Вчера, да ещё сегодня утром демонстративно общались на равных и я вопросительно поднял брови. Вождь велеречиво забубнил, слуга Фернандо коротко перевел:

«Вождь знал что ты, белый брат командор, большой воин. Но сейчас, когда в твоем присутствии на месте силы Бог грома прислал своего сына поздороваться с тобою, вождь признает тебя Великим Воином!». Смеяться над верованием краснокожих я не стал. В конце концов в этом дубе действительно что-то мистическое есть, недаром же я возле него прозрел. Прозрел как в прямом, так и в переносном смысле. Поэтому я для важности задрал нос и насколько мог невозмутимо кивнул, как бы принимая слова индейцев. Туча, начавшая было угрожающе приближаться словно передумав медленно рассасывалась.

Ну что ж, теперь я, по крайней мере, знаю где находится моя «дверь» домой. А открывать/закрывать попробую когда здесь всё «подчищу». Хотел было на радостях поделиться с Резановым, но по здравому размышлению пока отложил, не ровен час вновь впадет в суеверие, лечиться вздумает, а мне сейчас и без этого проблем полон рот.

Площадка словно специально созданная как смотровая, на которую мы взобрались обходя пороги на горной речке открывала вид далеко окрест. Ранняя весна подгоняла растительность тянуться к солнцу, яркая зелень веселыми пятнами пробивалось сквозь ржавчину прошлогодней травы. Трепещущие бледно-салатовые юные листочки на кустарниках и деревьях веселили глаз, но всё-таки ещё полностью не скрыли унылые стволы и ветви. Однако тёплый ветерок доносил их смолистый запах. К которому природа-парфюмер прихотливо примешивала аромат пока ещё редких цветов. Я вдыхал полной грудью запах всё ещё девственных мест, не изуродованных ради собственного удобства рукой человека. И вдруг на меня пахнуло цивилизацией, прямо-таки моим временем. Я даже инстинктивно поискал глазами нет ли где поблизости автомобиля?

Я вертел головой, поводил носом как собака когда почует дичь. Почудилось? Почудилось. Нет, вот опять! Проводник, завидев моё беспокойство поинтересовался:

— Что так взволновало моего бледнолицего брата командора?

Я ещё раз демонстративно подёргал носом:

— Скажи, мой краснокожий брат Быстроногий волк, ты тоже чувствуешь этот запах?

— Так это дыхание грязной земли, — как о чём-то обыденном ответил пожав плечами индеец.

— Грязной земли? — наморщил я лоб, — А где она? Как она выглядит?

— Да там, — махнул рукой индеец сторону океана. — Чёрная. Как выглядит? Наши воины, охотники туда редко заходят: там не растёт трава, по ней не ходит зверь, над ней не летает птица. А если что-то попадает на грязную землю, так грязная земля проглатывает смельчака.

Конечно язык индейцев образный и поэтичный, Но мне бы объяснить попроще. Жернова мыслей в моей голове провернулись, у меня наконец всё связалась в одну цепочку: запах, грязная земля, поглощает, не растёт… Нет, я конечно не большой знаток, и вряд ли отличу скажем соляр, керосин, бензин по запаху, Но это было явно что-то из этой же оперы. Значит это был запах нефти!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

На берегу Быстроногий волк в десяток минут спора нарубил томагавком в прибрежных зарослях гибких прутьев толщиной в большой палец руки, расправил на песке тонкую отменно выделанную кожу и ловко вставил каркас из подогнанных тут же по месту хлыстов. «Надо же, — мысленно восхитился я, — а я-то думал, что байдарка — изобретение скудного Советского времени!» Между тем байдарку из первобытных материалов лёгкую как Пёрышко индеец одной рукой перенес в речку, и за всё плавание внутрь не просочилась ни одна капля воды! Трое нас разместились с достаточной свободой.

Когда отчалили и устроились в лодке: проводник на носу, а переводчик на корме с короткими веслами мне в центре никакого дела не осталось, я пялился на живописные берега, постепенно переходящие из отвесных скал во всё более, пологие и Резанов помявшись задал по-видимому мучивший его последние часы вопрос:

«Савелий, а вот племя-то пришло, за ними американцы-бандиты гнались… Не придут ли они по следам краснокожих беглецов к нам?»

Я оторвался от созерцания окрестностей, нахмурился, ответил:

«Вашбродь, ты наверное внимания не обратил, занятый распоряжением людьми в лагере, а я краем уха слышал обрывки разговоров нашего переводчика с индейцами-беженцами. Так вот, их через болото и горы провёл только ему одному ведомой тропинкой шаман. Знание о которой передаётся из рода в род от отца к сыну только по мужской линии. Так что, думаю, в ближайшее время вряд ли нам стоит ожидать набега. Но ты прав: долго наша тайна не продержится. Я думаю что надо здесь ставить наш форт Российский. Тем более, что в моей прошлой жизни из истории мне известно, что ты здесь как раз в это время Форт Росс и организовал. Но тогда ты его создал для снабжения продовольствием на Ситке промышленников мехов и долго он не продержался, не простоял».

«Почему?» — подобрался Резанов.

«Ну, видишь ли, — вздохнул я, — в мое время считается, что ты ошибочно неспособных к земледелию креолов да северных индейцев колошей завез. А они землю обрабатывать не умеют, Да и выбрали участки почвы, которые попадают под разливы. А вскоре ты погиб — Я тебе уже об этом говорил — И без Тебя здесь всё зачахло… А спустя 40 лет о золоте в этих местах таки пронюхали пронырливые американцы. Они же придумали повод и напали войной на испанцев и отвоевали Калифорнию. Так что сейчас мы той ошибки постараемся избежать, сейчас всё будет иначе!»

Вскоре однако любование природой переключилась на вычленение опасностей: никуда не денешься, вывернутые мозги диверсанта везде их ищут, а здешние места самой природой обустроены для засад. Вот сверху той скалы например даже стрелять не надо: достаточно камушек столкнуть и нам всем здесь кранты. А вот в том «языке» леса, который сбегает прямо к галечной россыпи на берегу из густых кустов стреляй по нам — не хочу, мы же отсюда нифига не увидим. Да, конечно не такие уж мы беспомощные: не скажу за спутников, но я на дно упасть могу и даже за борт при нужде юркнуть. Тем не менее настроение это поначалу не прибавило, но вскоре внутри джинькнул привычный калькулятор, как тот, в детстве у мамы на работе, механический — ручку крутанешь и опля! — получи результат. Вот и теперь мозг обработал вводные, поскрипел, поднатужился и готов к азарту боя!

Обратно на лодке из шкур сплавились буквально за час.

Вылезая на берег мой глаз зацепился за смутно знакомый камушек среди гальки. Нагнулся, поднял, сунул в карман: на обратном пути в Сан-Франциско время будет рассмотреть потщательнее. Да и с Лангсдорфом посоветоваться нелишне, как-никак минералог он получше дилетанта Резанова вкупе со мною.