День чёрной собаки - Панов Вадим

– Но я обязательно приезжаю сюда каждый октябрь.

– Ты не говорила.

– Мы договорились никогда не обсуждать октябрь.

Что было правдой.

– За Руслика. – Она подняла бокал.

– За Руслика, – отозвался Илья.

Чокаться не стали.

Длинные ноги Ада положила на пуфик – его принёс Илья – и почти лежала в кресле. Сделав глоток, она не вернула бокал на столик, потянулась, что получалось у неё необыкновенно соблазнительно, помолчала, глядя на огонь через бокал, и медленно рассказала:

– Последние два года мне снится один и тот же сон. Довольно часто снится, не реже раза в месяц. Всё время один и тот же сон: я иду по главной улице «Сухарей», я знаю, что осень, но на улице тепло, ярко светит солнце, так ярко, что можно проснуться от пронзительного света. Я жмурюсь на солнце, но мне всё равно немного холодно. Кажется, лёгкий ветерок.

– Сколько тебе лет?

– Пятнадцать. – Она подняла брови. – Это важно?

– Просто спросил. – Он пожал плечами.

Короткая пауза.

– Я иду и вижу тебя, справа, ты стоишь у ворот Корчевниковых и разговариваешь с Русликом. Я прохожу мимо и слышу, как Руслик спрашивает: «Кто это?» А ты отвечаешь: «Какая-то девчонка незнакомая».

– Я говорю так о тебе? – удивился Илья.

– Да, обо мне, но я не обижаюсь. Я иду дальше и вижу слева Платона. Он стоит у поворота на нашу улицу и разговаривает с Русликом. Я прохожу мимо и слышу, как Руслик спрашивает: «Кто это?» А Платон отвечает: «Какая-то девчонка незнакомая». Но я не обижаюсь, потому что чувствую, что я – незнакомая девчонка. Меня это не смущает. Я иду по улице, подхожу к дому Розалии, прохожу мимо её ворот, делаю следующий шаг… и оказываюсь в лесу, перед калиткой на мой участок. Солнца больше нет, лес тёмный, мрачный, накрапывает дождь… всё как тогда, в тот день. Я стою перед калиткой и точно знаю, что вы стоите на полшага позади меня. Ты – справа, Платон – слева. Я протягиваю руку, нажимаю на мокрую ручку… и просыпаюсь.

– Всё как тогда, – повторил Бархин.

– Я думала, время лечит, а оно лишь убивает. – Ада пригубила вина. – Идеальный убийца, которому не требуется алиби.

– Это и значит «лечить». – Ада наконец-то оторвала взгляд от камина и посмотрела на Илью, показав, что ей интересно, и Бархин развил мысль: – Когда осознаёшь, что рядом с тобой находится идеальный убийца и ты выбран на роль жертвы, и никакие деньги не могут это изменить – многое перестаёт быть важным.

– Наваливается безразличие?

– Меняются приоритеты. – Илья смотрел Аде в глаза. – Я не равнодушен к тому, что тогда случилось.

– Ты просто об этом не думаешь.

– Да.

– Каждый защищается по-своему.

– Да.

– А ты всегда был самым спокойным из нас. И самым умным.

– Мы сделали то, что решили сделать, и этого не изменить, – ровным голосом ответил Бархин, продолжая смотреть в голубые глаза Ады. – Переживать об этом я не собираюсь.

– Ты даже в детстве был очень прагматичным мальчиком.

– Это комплимент?

– Почти.

– Хорошо. – Илья помолчал. – В таком случае можно, я скажу, что ты прекрасно выглядишь?

– Можно, – рассмеялась Ада. – Но ты потратишь комплимент впустую.

Он вопросительно поднял брови. Она, продолжая смеяться, отрицательно качнула головой. Он едва заметно кивнул, показывая, что всё будет так, как захочет она.

– Где я буду спать?

– В угловой гостевой, если ты не против.

На первом этаже.

– Я не против.

– Я там всё приготовила.

– И когда ты всё успеваешь?

– Когда ты курил, оставив болоньезе на плите. – Ада встала и вновь потянулась. – Спокойной ночи.

Тонкая ткань чётко обрисовала большую грудь. Лифчиком Ада пренебрегла.

– Если что – я в угловой гостевой.

Она снова рассмеялась и направилась к лестнице на второй этаж. Он отсалютовал бокалом и остался смотреть на огонь. Он знал, что настаивать нельзя.

Неспешно допил коньяк. Дождался, когда угли станут совсем тёмными. Поправил экран и только после этого направился к себе. Улёгся в аккуратно застеленную кровать – когда было надо, Ада становилась прекрасной хозяйкой, – однако сон не шёл. Долгая дорога после трудной ночи – поговорив с Галей, Илья заснул далеко не сразу – и затянувшийся вечер не утомили Бархина.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

«Или не спится, потому что я рассчитывал на другой приём?»

Он знал, что мог настоять и отказа бы не последовало. Но и настоящей радости от близости Ада бы не испытала. Она должна хотеть сама, только в этом случае всё получается идеально – как он любил, как он жаждал, как он не мог прекратить, хотя много раз давал себе обещание никогда не приближаться к Аде. Не хотеть её. Не думать о ней. Давал бессчётное количество раз и столько же нарушал, потому что ни с одной другой женщиной не испытывал ничего подобного.

«Ада?»

Показалось или по гостиной и впрямь прошелестели лёгкие шаги?

Илья посмотрел на часы:

02:45.

По всей видимости, он всё-таки заснул, но шаги его разбудили.

«Я действительно слышал шаги?»

Проверить можно было только одним способом.

Бархин поднялся и как был – в одних пижамных штанах – вышел в гостиную, освещённую ярким лунным светом. Не дневным, конечно, но вполне достаточным, чтобы разглядеть стоящую у панорамного окна Аду. Совершенно обнажённую.

Идеально красивую.

Ничего не видящую вокруг.

Ада стояла вплотную к окну, уперевшись в него руками и лбом, не отрываясь смотрела на тёмный лес и шептала:

– Уйди, уйди, уйди… уйди… пожалуйста, уйди… уйди…

Илья проследил за её взглядом и вздрогнул… но через мгновение подумал, что показалось… не могло не показаться… в конце концов…

В конце концов, откуда на участке, со всех сторон окружённом сплошным высоким забором, взяться большой чёрной собаке? Которая, кажется, спрыгнула с террасы при его появлении.

Собаки здесь быть не могло!

– Уйди, уйди, уйди…

– Ада?

Она не ответила.

– Уйди… пожалуйста, уйди…

Бархин мягко подхватил женщину на руки и отнёс в спальню.

Он знал, где она находится.

Уложил на кровать – судя по состоянию белья, спала Ада беспокойно, – накрыл одеялом, постоял, раздумывая, а затем деловито проверил прикроватные тумбочки и шкаф. Бутылок не обнаружил, видимо, все они были вовремя отправлены в мусорное ведро, зато в одном из ящиков нашёлся пакетик с белым порошком.

– Проклятье.

Он не злился. Он был очень и очень огорчён.

Вздохнул, вернул пакетик на место, посмотрел на Аду, после чего улёгся рядом, забравшись к ней под одеяло, и сразу же уснул.

А проснулся – от нежного прикосновения. Очень мягкого, очень возбуждающего. От прикосновения, которое очень любил. И которым владела только одна женщина на свете.

Проснулся, однако открывать глаза не стал – это было частью игры. Но перевернулся, чтобы Аде стало удобнее, и приподнял таз, когда она стягивала с него штаны. А так он «спал». Но чутко реагировал на прикосновения. На возбуждённые соски, которыми она поглаживала его грудь. На мягкие поцелуи.

Не мог не реагировать.

Илья открыл глаза, когда Ада оказалась сверху. Улыбнулся и, продолжая игру, сказал:

– Так это была ты?

– А кого ты ждал?

– Я не ждал, я мечтал, чтобы это оказалась ты.

Ада наклонилась и поцеловала Илью в губы. А он… он хотел всё сразу… одновременно ласкать её стройные, крепкие бёдра и большую грудь… быть снизу и наваливаться сверху… держать её на руках и входить сзади. Он всегда терял с ней голову.

От желания. От возбуждения. От счастья.

– Ты проснулся?

– Разве ты не чувствуешь?

– Судя по тому, что чувствую я, проснулся ты давно.

– И надолго, – пообещал он, сжимая руками бёдра Ады. И глядя ей в глаза. – Надолго…

Почти на четыре часа. С перерывами на отдых, конечно, и на утренний кофе, но на четыре часа. Потом они какое-то время молча лежали, приходя в себя после упоительного финала, потом она поднялась, чтобы пойти в душ, а он потянулся за смартфоном. И когда он вошёл в мессенджер, она, стоя к кровати спиной, негромко произнесла: