Рейтинговые книги
Читем онлайн Семейная реликвия - Евгений Богат

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 15 16 17 18 19 20 21 22 23 ... 57

«…3.11. 1983 года (имярек) был задержан в городе (название), куда убыл на постоянное местожительство, и этапирован для дальнейшего отбывания наказания в учреждение… где и содержится с 20 декабря 1983 года по настоящее время (подпись ответственного должностного лица)».

Человек, освобожденный по амнистии, был… «задержан» (!), будто бы он совершил дерзкий и безрассудный побег и после безустанных поисков органами милиции обнаружен для «этапирования» и дальнейшего отбывания наказания.

Он был задержан, когда пил перед сном чай с женой и дочерью…

Перечень болезней его в это время занимал, наверное, несколько страниц. Когда наутро жена (вообразим пережитую ею ночь!) наконец нашла учреждение, куда его доставили, и стала умолять, как о милости, чтобы мужу передали теплое белье и ингалятор (у него тяжелая форма астмы), ей этой малости и милости не разрешили, хотя закон и милосердие делали ее ходатайство обоснованным, если бы даже речь шла о человеке, действительно совершившем побег.

Когда читаешь документы, создается странное впечатление, что этому человеку и его семье теперь мстили.

За что?!

За то, что кто-то перепутал даты, оформляя его освобождение (перепутавший отделался куда легче: получил выговор).

Милость обернулась местью.

Мы часто говорим о мудрости закона, но эта мудрость реальна и действенна лишь тогда, когда закон осуществляют люди, находящиеся на его высоком уровне.

Мудрость закона — не в теории, а на деле, то есть в судьбах людей, — это мудрость его исполнителей.

Чем же окончилась наша история? Освобожденный по амнистии и потом возвращенный в колонию человек этот и жена его обратились в высокую инстанцию, которая высказала четкое суждение о «нецелесообразности» подобного возвращения после освобождения по амнистии, даже незаконного.

В лице высокой инстанции Буква и Дух закона соединились воедино. Государственная целесообразность стала неотрывна от гуманности. А гуманность от государственной целесообразности.

…Вечером поздно ко мне домой позвонила его жена. Из-за дали я не расслышал ее в первую минуту. Она повторяла все явственнее: «Алло, алло, алло». И по ее голосу, в котором была радость, я понял, что он вернулся.

— Вы хотите с ним поговорить?

Я ответил, что хочу, и услышал его голос.

Услышал мертвый голос, в котором не было ни радости, ни боли, а ощущалась безмерная усталость, может быть, усталость на всю оставшуюся жизнь. И подумал я: до чего же это второе возвращение, наверное, непохоже на первое. Первое было — как воскресение. Можно ли воскреснуть второй раз?..

Сейчас уже, как выше я писал, он в больнице…

Акт великодушия и милосердия государства из-за немудрых исполнителей обернулся актом человеческой трагедии.

Амнистия…

Вернулся по амнистии и Анатолий Павлович Андреев, о котором было рассказано в очерке «Двое». Этот очерк был опубликован в периодической печати («Литературная газета» от 21 июля 1982 года) с посткриптумом, который я сейчас полностью воспроизведу:

«Перед самым выходом этого номера „ЛГ“ я узнал, что до сих пор — через два с лишним месяца после кассационного разбирательства в Верховном суде РСФСР, оставившем наказание в силе, Андреев все еще не взят под стражу, более того, он опять работает в системе торговли…»

Как выяснилось потом, во время опубликования очерка «Двое» Андреев — уже не подсудимый, а осужденный! — работал тихо-мирно товароведом в универсаме № 32.

После появления очерка (напомним: 21 июля 1982 г.) он скрылся и только 4 августа был взят под стражу.

С 19 октября 1982 года Андреев находился в одной из колоний в Амурской области, а 28 февраля 1983 года, то есть через четыре с небольшим месяца, в соответствии с Указом об амнистии направлен на стройку народного хозяйства, где работал на небольшой, но руководящей финансовой должности. А 7 сентября 1983 года один из народных судов Амурской области освободил его от дальнейшего неотбытого наказания (один год десять месяцев восемнадцать дней)[3].

Андреев вернулся в Ленинград в тот же самый универсам № 32 на должность старшего товароведа.

Тотчас же после издания Указа об амнистии отец Марины — Юрий Андреевич Березуев — направил в компетентные органы Амурской области письмо, в котором сообщал о том, что Андреев во время судебных разбирательств, когда его то арестовывали, то отпускали, дважды нарушал подписки о невыезде. Однажды в зале суда ударил оператора телевидения; в последние дни перед арестом скрывался, пытаясь избежать наказания.

Ю. А. Березуеву ответили, что все его аргументы не имеют юридической силы. Это искренне удивило, если не потрясло Березуева.

…Но если читатель из вышеизложенного заключил, что Андреев освобожден незаконно, то он заблуждается. Да, при самом сосредоточенном рассмотрении документов мы тщетно будем искать ошибку — все юридические нормы соблюдены, потому что…

…нарушение подписок о невыезде нельзя трактовать как нарушение режима в колонии: тогда, во время судебных разбирательств, он не отбывал наказание, ибо вина его судом еще не была доказана.

Эти «тонкости», конечно, не могут быть известны Юрию Андреевичу Березуеву (как и большинству наших читателей), но юристы разбираются в них хорошо.

А в колонии и потом в строительном тресте, судя по характеристикам, Андреев режима не нарушал. Более того, он — цитирую определение заседания народного суда — «зарекомендовал себя только с положительной стороны, возложенные обязанности исполнял добросовестно, нарушений трудовой дисциплины и правил поведения не допускал, в коллективе пользуется заслуженным авторитетом, положительно влияет на перевоспитание условно освобожденных. Неоднократно поощрялся администрацией стройки…»

То есть за несколько месяцев Андреева не только перевоспитали, но и сам он стал воспитателем, сеющим добро.

(Полагаю, что ВНИИ МВД СССР было бы интересно изучить положительный опыт колонии, в которой в течение четырех месяцев столь радикально перевоспитывают человека, совершившего опаснейшее деяние.)

В документах, по которым Андреев освобождался (от содержания в колонии, а потом и вообще — условно-досрочно от дальнейшего отбытия наказания), отмечается и его «участие в общественной жизни».

Нет, нет, отличие этой истории от первой — с бедолагой-астматиком — в том, что освобождение Андреева незаконным не назовешь.

Но почему же не испытываем мы удовлетворения, чувства естественного при торжестве закона, и даже — уменьшим пафос — не при торжестве, а при обычном строгом и четком его выполнении?

Мы не испытываем этого чувства не только из-за чисто эмоционального неприятия зла или жажды полного наказания, возмездия. Мы его не испытываем по мотивам более основательным и объективным.

Парадоксальность ситуации, обрисованной выше, заключается в том, что все юридические нормы соблюдены, но закон… не торжествует. Выше мы говорили о том, что без уважения к Букве закона не может быть понимания его Духа, но и наоборот: без понимания Духа закона нет уважения подлинного и к Букве его.

Странное дело, ни в одном из документов, положительно характеризующих Андреева, ни полслова не говорится о том, как он сейчас относится к собственной вине. Осознал ли ее? Раскаялся ли?

Я отнюдь не намерен перевести разговор из области четких юридических категорий в область более расплывчатых и более субъективных моральных ценностей.

Существует одна нравственная ценность, имеющая ранг и ценности юридической.

Чистосердечное раскаяние.

В кодексах всех союзных республик чистосердечное раскаяние трактуется не только как нравственное, но и как юридическое «обстоятельство», смягчающее вину.

Это означает, что моральный облик личности формирует ее юридическую судьбу. И именно в этом высшая мудрость закона, который в нашей истории не торжествует. У нас нет оснований полагать, что моральные качества Андреева повлияли на его судьбу. Мне неизвестно, задавали ли Андрееву в колонии, в наблюдательной комиссии исполкома, на месте работы, в народном суде необходимый вопрос о его отношении к собственной вине сегодня.

(На всех судебных разбирательствах два-три года назад он не только полностью отрицал собственную вину, но и позволял себе кощунственно топтать память погибшей Марины.)

Люди, исполняющие закон, осуществляющие волю государства, должны и мыслить по-государственному. Безразличие всех должностных лиц, которые содействовали освобождению Андреева, к его моральным качествам очевидно — при самом тщательном рассмотрении всех документов мы не найдем в них ни одной юридической неточности, но не отражена в них и нравственная сторона дела.

Но, может быть, он осознал все, раскаялся, и лишь сухой «суконный» язык юридических документов не позволяет рассказать о глубинах его душевной жизни?

1 ... 15 16 17 18 19 20 21 22 23 ... 57
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Семейная реликвия - Евгений Богат бесплатно.

Оставить комментарий