Чумные ночи - Памук Орхан

– Я же говорила, что дядя не даст нам доехать до Китая! – воскликнула Пакизе-султан. – Не сомневаюсь, что это он приказал убить беднягу Бонковского!

– Не торопитесь, – предостерег доктор Нури. – Давайте-ка я сначала расскажу вам о том, как устроено международное карантинное дело, и тогда уже выносите суждение.

И вот «Азизийе» покинул александрийскую гавань с тремя пассажирами на борту и всю ночь шел в северном направлении. Когда стемнело и скорость парохода упала из-за крепчающего северо-восточного ветра, доктору Нури захотелось объяснить жене, почему он думает, что несчастный Бонковский погиб не по вине Абдул-Хамида, что погубить его могла, вероятно, другая сила. Поэтому он начал рассказывать Пакизе-султан о международной карантинной политике.

В 1901 году англичане, французы, русские и немцы, которые благодаря военному и политическому господству над миром, а также первенству в медицинской науке могли диктовать всем остальным свою точку зрения, полагали, что чума и холера попадают в Европу и другие части света из Мекки и Медины, а приносят их на Запад (в Западную Азию, Южную Европу и Северную Африку) стекающиеся в Хиджаз мусульманские паломники. Иными словами, хотя чума и холера зарождались в Индии и Китае, центром распространения заразы был Хиджаз, один из вилайетов Османской империи. Турецкие врачи из разных уголков империи – и христиане, и мусульмане, и иудеи – понимали, что с медицинских позиций это мнение, как ни жаль, верно. Однако некоторые из них, особенно молодые врачи-мусульмане, были убеждены, что европейцы, преследуя свои политические интересы, преувеличивают роль хаджа в распространении болезней, а нужно им это для того, чтобы подавлять неевропейские народы и государства – интеллектуально, духовно, а там и военной силой. Власти Османской империи, и в первую очередь султан Абдул-Хамид, отлично понимали, что когда англичане говорят: «Вы не сможете уберечь от заразы индийских паломников, подданных Британской империи, мы лучше знаем, как это сделать!», в этих словах кроется не только презрение к уровню развития османской медицины, но и военная угроза. По этой причине султан («ваш дядя», сказал доктор Нури, глядя в глаза жене) потратил немало денег на организацию в Хиджазе карантинной службы. На острове Камаран, у южного входа в Красное море, были построены новые здания, военные объекты и пристани. Работать на остров отправили самых талантливых врачей.

Карантинная станция на острове Камаран в те годы была самым большим карантинным учреждением в мире как по занимаемой площади, так и по количеству людей, которое она могла принять. Рассказывая, как впервые оказался там семь лет назад, когда в дни хаджа[65] там вспыхнула эпидемия холеры, доктор Нури не мог сдержать волнения. В тот первый раз он порой плакал, видя, в каком бедственном положении находятся паломники, особенно те, что прибывали из Индии и с Явы, по большей части на дряхлых, изношенных, под завязку набитых людьми судах под британским флагом. Впоследствии ему предстояло наблюдать еще более ужасные условия на всех кораблях, приходящих из индийских портов. Английские транспортные агентства в Карачи, Бомбее и Калькутте требовали от паломников приобретать билеты в обе стороны, однако в те годы каждый пятый индийский мусульманин, отправляющийся в хадж, умирал в пути или не мог вернуться по другим причинам.

Доктор Нури видел пассажирский пароход вместимостью четыреста человек, идущий из Бомбея в Джидду[66], – на его борту находилось более тысячи паломников, набившихся как сельди в бочку, притом что билеты стоили весьма недешево! Некоторые особенно жадные капитаны распихивали пассажиров по самым неприспособленным для этого, невероятным местам – вплоть до плоского навершия капитанского мостика; те бедолаги, что ухитрялись на него встать, потом уже не могли согнуться и сесть, а те счастливцы, которым сразу удалось сесть или даже лечь, после уже не решались встать, чтобы не лишиться своей привилегии. И дамат Нури сел на пол, чтобы показать жене, как сидели паломники.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Всякий раз, когда судно карантинной службы медленно приближалось к очередному такому ветхому, ржавому, раскаленному от солнца кораблю, готовому, казалось, вот-вот пойти ко дну, с палуб, из иллюминаторов, изо всех отверстий на доктора Нури смотрели бесчисленные мужские лица, и ему становилось тоскливо и даже жутко. Когда же он в сопровождении военных поднимался на борт, чтобы произвести досмотр, ему сразу же становилось понятно, что все горизонтальные поверхности корабля покрыты сидящими и лежащими людьми, которых на самом деле раза в три больше, чем видно со стороны, и что все плывущие из Индии паломники измождены и разбиты, а многие уже сейчас больны.

Доктор Нури рассказал, что порой продирался сквозь плотную толпу паломников до капитана с помощью вооруженных стражей. В ответ на вопрос жены он уточнил, что многие суда были даже не пассажирскими – грузовые пароходы, где сидячие места не предусмотрены изначально. Спускаясь в трюм, доктор Нури ощущал в бескрайнем зловонном мраке шевеление сотен людей и слышал, как некоторые из них стонут или бормочут молитвы; другие же только молча смотрели на него с любопытством и страхом. В трюмах было так темно, что докторам из карантинной службы запрещалось спускаться туда после захода солнца.

– Дальше рассказывать не буду, не хочу повергнуть вас в уныние.

– Прошу вас, не скрывайте от меня ничего!

Почувствовав, что люди, о которых он рассказывает, кажутся его жене нищими и убогими, доктор Нури не мог не открыть ей глаза на истинное положение дел. Многие из паломников были – по меркам своих стран – довольно богаты. Некоторые из них, чтобы отправиться в хадж, продали свои поля или дома, другие годами копили деньги, третьи, несмотря на тяготы и дороговизну путешествия, сызнова пускались в дорогу. За последние двадцать лет благодаря развитию пароходного сообщения и падению цен на билеты количество паломников к святым местам ислама увеличилось в несколько раз и приблизилось к четверти миллиона в год. Впервые в истории такое огромное множество мужчин из всех уголков мусульманского мира, от Явы до Марокко, встречались, знакомились, общались друг с другом. Дамат Нури рассказал, как однажды в праздничный день наблюдал целый город из шатров и солнечных тентов, где собрались паломники, и добавил, что, по его мнению, султану («вашему дяде»), который желает использовать ислам и свой титул халифа как козырь в политической игре, очень приятно было бы увидеть такую захватывающую картину.

– Мне нравится, что вы хотите внушить мне любовь к моему дяде, – проговорила Пакизе-султан. – Вы благодарны ему за то, что именно по его воле мы с вами познакомились, не так ли?

– И по его воле мы отправляемся на Мингер, чтобы расследовать убийство. Вы не правы, обвиняя своего дядю в смерти Бонковского.

– Хорошо, тогда я больше не буду так говорить, – согласилась Пакизе-султан. – Но продолжайте же свои рассказы о холере. Вы можете рассказать мне всё, даже самое горькое и страшное.

– Я не решаюсь. Как бы после этого вы не стали бояться меня, как бы не разлюбили!

– Напротив! Больше всего я люблю вас именно за вашу самоотверженность в тяжелейших обстоятельствах. Скорее же расскажите мне самую страшную историю!

Супруги вышли на палубу, и доктор Нури рассказал своей рожденной во дворце жене о самодельных уборных, привязанных к фальшборту. Немногочисленные гальюны на пароходах, набитых паломниками, как бочки – сельдью, либо были сломаны изначально, либо ломались в первый же день плавания, поскольку невежественные пассажиры не знали, как ими правильно пользоваться. Тогда изобретательные капитаны-европейцы привязывали канатами с внешней стороны фальшбортов импровизированные подвесные люльки, которые и служили отхожим местом. На любом корабле, идущем из Индии в Хиджаз, у этих уборных постоянно выстраивались длинные очереди, в которых вспыхивали ссоры и драки; некоторые бедолаги, справлявшие нужду ветреными ночами, когда в Аравийском море поднимались волны, не удержавшись, летели вниз, где их поджидали голодные акулы. Иные предусмотрительные и опытные путешественники могли не покидать трюма, поскольку прихватили с собой ночные горшки и ведра, содержимое которых выливали из иллюминаторов в море. Однако в шторм иллюминаторы задраивали, и тогда нечистоты из переполненных горшков и ведер от качки выплескивались на пол. Доктор Нури рассказал о зловонии, в котором запах трупов незаметно скончавшихся от холеры пассажиров смешивался со смрадом нечистот, и надолго замолчал.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})