Путь на врата. Нашествие Квантовых Котов. - Фредерик Пол

Немного погодя шахта заполнилась наполовину и порода кончилась, за исключением той, что набросана снаружи иглу. Но идти за ней у меня не было сил. Я осмотрелся в поисках нового занятия. Я осмотрел сверла, заменил затупившиеся резцы последними острыми, изменил на двадцать градусов направление и снова запустил их.

Только тогда я заметил, что Дорри стоит рядом со мной, помогая первые метр-два удерживать сверла. До того я даже не сознавал, что выполняю новый план. Не помнил, чтобы составлял его. Не помнил даже, когда проснулась Дорри и вошла в иглу.

Я подумал, что план неплохой. Почему бы не попробовать этот склон? Нам все равно нечем заняться.

И вот мы занялись работой.

Когда сверла перестали дергаться в руках и начали устойчиво грызть камень, мы смогли оставить их. Я расчистил место у стены иглу и какое-то время бросал породу.

Потом мы просто сидели, смотрели, как сверла проделывают новое отверстие. Не разговаривали.

Вскоре я снова уснул.

И не просыпался, пока Дорри не заколотила по моему шлему. Мы были погребены в отходах бурения. Они светились голубым светом, так ярко, что у меня заболели глаза.

Сверла царапали металл хичи не меньше часа. Они даже проделали на нем бороздки.

Заглянув вниз, мы увидели уставившийся на нас круглый яркий голубой глаз туннеля. Туннель был прекрасный.

Мы не разговаривали.

Каким-то чудом я умудрился пробраться через породу к выходу из иглу. Герметически закрыл шлюз, выбросив наружу несколько кубических метров породы.

Потом начал пробираться к режущим факелам.

Наконец мне это удалось. Каким-то образом. В конце концов я их отыскал и сумел закрепить.

Мы отошли как можно дальше, и я включил их. И смотрел, как свет, вырывающийся из шахты, образует яркий рисунок на крыше иглу.

Потом послышался неожиданный короткий вскрик газа и стук: это внутрь провалились куски породы.

Мы прорезали туннель хичи.

Он был нетронут и ждал нас. Наша красавица оказалась девственницей. Мы с любовью лишили ее девственности и вошли в нее.

12

Должно быть, я снова потерял сознание, потому что когда пришел в себя, мы были на полу туннеля. Шлем у меня был открыт. Боковой шов скафандра тоже. Я дышал затхлым застоявшимся воздухом, которому четверть миллиона лет, и вонял он на все эти четверть миллиона.

Но это был воздух.

Плотнее обычного земного и не такой влажный, но парциальное давление кислорода почти такое же. Это доказывал факт, что я дышу этим воздухом и не умираю.

Рядом со мной была Дорри Кифер.

Шлем у нее тоже был открыт. Синий свет стен хичи не скрывал, не приглаживал ее телосложения, и она казалась призрачной, какой только может показаться красивая девушка. Вначале я не был уверен, что она дышит. Но несмотря на то, что выглядела она ужасно, пульс у нее был ровный, легкие работали, и, почувствовав, что я ее трогаю, она открыла глаза.

— Боже, я вся избита, — сказала она. — Но мы это сделали!

Я ничего не сказал. Она уже все сказала за нас обоих. Мы сидели, глуповато улыбались друг другу и выглядели В голубом свете хичи как маски Хэллоуина.

Больше ничего в тот момент я не мог делать. Голова у меня кружилась. Прежде всего нужно было справиться с мыслью, что я еще жив. И я не хотел подвергать опасности это непрочное сознание своими движениями.

Впрочем, было очень неудобно, и спустя какое-то время я понял, что мне жарко. Я закрыл шлем, чтобы отгородиться от жары, но внутри пахло так отвратительно, что я тут же открыл его снова, решив, что жара лучше.

Тогда меня удивило, почему жара просто неприятна, она не сжигает нас мгновенно.

Металл, из которого сделаны стены туннелей хичи, очень плохо проводит тепло, но ведь прошли сотни тысяч лет. Мой старый печальный больной мозг некоторое время поворачивал эту мысль и наконец пришел к заключению: до самого недавнего времени, может, до последней тысячи лет., в туннеле искусственно поддерживалась относительно низкая температура. Следовательно, пришел я к мудрому заключению, должны для этого существовать какие-то автоматические механизмы. Ну и ну, сказал я себе. Их стоило бы отыскать. Пусть они сломаны. Именно из таких находок создаются состояния…

И тут я вспомнил, зачем мы вообще оказались здесь. Я посмотрел вверх и вниз по коридору в поисках добра хичи, которое сделает нас богатыми.

* * *

Когда я был школьником в Амарилло, моей любимой учительницей была калека по имени мисс Стивенсон. Она рассказывала нам истории из Балфинча и Гомера.

Однажды она испортила мне целый уик-энд рассказом об одном греческом парне, который больше всего хотел стать богом. Я понял, что в те дни это довольно обычная цель для умного молодого грека, хотя и не был уверен, часто ли ее удавалось достичь. Этот парень сразу сделал несколько больших шагов по лестнице — он уже был королем маленького государства в Лидии, — но ему нужно было больше. Ему нужна была божественность. Боги даже разрешили ему прийти на Олимп, и похоже было, что у него получится… пока он все не испортил.

Не помню подробности, что именно он сделал, какое-то отношение к этому имела собака, и еще он проделал грязную шутку, заставив одного из богов съесть собственного сына. (Мне кажется, у этих греков были очень примитивные представления о юморе.) Как бы то ни было, его за это наказали. Получил он в награду одиночное заключение — вечное — и отбывал его, стоя по горло в прохладном озере, но не мог пить. Как только он открывал рог, вода уходила. Этого парня звали Тантал… и в туннеле хичи мне показалось, что у меня с ним много общего.

Да, мы нашли сокровище, которое искали. Но не могли дотянуться до него.

Вероятно, мы прокопали ход не к центральному туннелю. Похоже на боковое ответвление, отходящее под прямым углом. И оно с обоих концов было перекрыто.

— Как вы думаете, что это? — тоскливо спросила Дорри, пытаясь что-нибудь разглядеть в щели десятитонной плиты металла хичи, лежавшей перед ней. — Может, это оружие, о котором вы говорили?

Я помигал слезящимися глазами. За плитой машины самых разных видов, неправильные груды предметов, возможно, контейнеры для других предметов, какие-то другие штуки, как будто прогнившие и выплеснувшие содержимое, тоже прогнившее, на пол. Но у нас не было сил добраться до этого.

Я стоял, прижавшись шлемом к одной из плит, и чувствовал себя, как Алиса, которая всматривается в крошечный сад, а бутылочки «Выпей меня» у нее нет.

— Я знаю только, — сказал я, — что такого еще никто не находил.

И опустился на пол, утомленный, больной, но все равно довольный миром.

Дорри села рядом со мной, перед этими закрытыми вратами рая, и мы немного отдохнули.

— Бабушка была бы довольна, — сказала Дорри.

— Еще бы, — согласился я, чувствуя себя словно навеселе. — Бабушка?

— Ну да, моя бабушка, — объяснила она, и затем я, может быть, снова потерял сознание. А когда пришел в себя, она рассказывала, как ее бабушка много-много лет назад отказалась выйти замуж за Коченора. Казалось, это для Дороты Кифер очень важно, поэтому я постарался вежливо обратить внимание на ее слова, но все равно как-то они не имели смысла.

— Минутку, — сказал я. — Она не хотела за него выйти, потому что он был беден?

— Нет-нет! Не потому что беден, хотя он тогда не был богат. Потому что он работал на нефтяных полях, а она хотела чего-нибудь более надежного. Очень похоже на бабушку. А когда год назад Бойс появился снова…

— Он дал вам работу в качестве своей подружки, — сказал я, кивая, чтобы показать, что понимаю.

— Нет, черт возьми, — ответила она, разозлившись. — В своем офисе. Остальное… пришло позже. Мы влюбились друг в друга.

— О, конечно, — заметил я. Мне не нужны споры.

Она напряженно сказала:

— Он на самом деле хороший, Оди. Конечно, не в бизнесе. И он для меня все сделал бы.

— Он мог бы на вас жениться, — сказал я, чтобы продолжить разговор.

— Нет, Оди, — серьезно ответила она, — не мог. Он хотел жениться. Это я сказала «нет».

Она отвергла все его деньги? Я понимал. Не стал спрашивать, но она сама уяснила.

— Если я выйду замуж, — сказала она, — мне нужны будут дети, а Бойс о них и слышать не хотел. Он сказал, что, если бы мы встретились, когда он был помоложе, может, семидесяти пяти или восьмидесяти, у него был бы шанс, но сейчас он слишком стар, чтобы заводить семейство.

— Тогда вам следует поискать замену.

Она смотрела на меня в голубом сиянии.

— Я ему нужна, — просто сказала она. — Теперь больше, чем когда-либо.

Я немного подумал над этим. Потом мне пришло в голову проверить время.

Прошло сорок шесть часов с его отлета. Он сейчас может вернуться.

И если вернется, когда мы тут болтаем, постепенно сообразил я своими затуманенными мозгами, девяносто тысяч миллибар ядовитого газа обрушатся на нас. К тому же будет поврежден наш девственный туннель. Едкий газ быстро уничтожит все за этим барьером.