О нашем жилище - Вячеслав Леонидович Глазычев

трубами, ведущими в названный водосток; и одну конюшню… длиной, между названным залом и старой кухней, двенадцати футов шириной, с малой «светлицей» над каждым стойлом; и высокий чердак над названной «светлицей»; и с одного конца «светлицы» должна быть кухня с трубой; и еще должен быть устроен «ориоль» между названным залом и старой комнатой, шириной восемь футов… И названный Уильям из Хейнигтона заявил, что он обязался заплатить вышеупомянутому Симону за вышеперечисленные работы сумму в 9 фунтов 5 шиллингов 4 пенса, полсотни шкурок весенней куницы, мех на женский плащ и мех на платье для названного Симона…»

Было бы жаль сокращать выписку еще больше, ведь она весьма красноречива. Мы говорили о низкой цене даже квалифицированного труда, и действительно: вместе со стоимостью меха гонорар мастеру, его подмастерьям, плата за материал составили около 20 фунтов стерлингов. На 1308 год это была немалая сумма, эквивалентная целому стаду коров, но боевой рыцарский конь, к примеру, мог цениться и в два раза дороже. Из текста видно подтверждение и тому, что в строгом смысле строительство дома совершенно заново, на новом месте было делом нечастым - обычно речь идет о перестройке и расширении куда более древнего здания. Все из того же текста следует привычность распределения функций между разными помещениями, точность знания заказчиком того, что и в каких объемах ему нужно; заметны несомненная привычность использования довольно больших поверхностей остекления (пусть еще в мелкоячеистых переплетах), раз речь идет о двух больших эркерах, внимание к устройству кухонь и отводу воды. Но заметно также и отсутствие упоминания о ванной комнате - ее роль выполняла кухня, где для этой цели стояла огромная деревянная кадка.

37. Л. Брусиловский, Н. Матусевич, К. Пентешин, А. Товбин. Жилой дом. Сестрорецк. 1983 год. Планировочная схема

Понадобилось два десятилетия, чтобы советским архитекторам удалось сделать «гибкой» мощную строительную индустрию и научиться монтировать композицию многоэтажных домов из крупных сборных элементов. Оперируя ограниченным набором строительных деталей, наиболее творчески мыслящим проектировщикам удалось перейти от идеи типового дома к идее жилого комплекса, формируемого из набора так называемых блок-секций, соединяемых друг с другом в различных сочетаниях. В 70-е и особенно 80-е годы в Москве, Ленинграде, Минске, Киеве и других городах возникают жилые районы, каждый из которых обладает собственным характером. Стремление к рациональности и экономности решения объединяется теперь со всеобщим тяготением к разнообразию жилой среды, в результате всякий раз складывается специфический компромисс. В настоящее время интенсивно продолжается поиск таких «гибких» технологий, которые позволили бы каждый жилой комплекс собирать на основе индивидуального творческого решения. Трудность этой задачи проступает со всей ясностью, если учесть, что ежегодно в стране вводятся в строй более двух миллионов квартир

38. Н. Пальяра. «Деревушка». Салерно, Италия. 1969 - 1975 годы. Аксонометрия. Фрагмент Никола Пальяра - современный архитектор (родился в 1933 году), работающий преимущественно над жилыми и общественными сооружениями среднего размера. Для современного профессионала характерно одновременно глубокое изучение опыта предшественников (итальянец Пальяра называет учителями немца Беренса, австрийца Вагнера, шведа Асплунда) и обращение к древней архитектурной традиции античного Средиземноморья.

«Деревушка» представляет собой летний кооператив - компактный дачный поселок в миниатюре, квартиры которого расположены в один, два и три уровня. Этот «многоквартирный дом» относится к типу, известному под названием «хабитат» (обиталище), когда при относительно малых затратах удается достичь сложной индивидуальности целого. Это достигается за счет гибкого использования рельефа и благодаря сочетанию сблокированных жилых квартир и общественных помещений - магазинчиков, прачечных, гаражей, бассейнов. При богатстве композиции единство материала (большемерный «кирпич», резанный из местного известняка) придает всему сооружению монолитность и связанность с горным склоном, на котором расположилась уступами «деревушка»

В богатых бюргерских домах Западной Европы вплоть до середины XVI века господствовал тот же «стандарт»: тяжелая мебель - прежде всего сундуки, украшенные готической резьбой или позже изысканными росписями; занавешенные коврами каменные стены; остекленные окна с очень частыми решетками переплетов; серебряные или бронзовые небольшие зеркала; сначала факелы, затем масляные лампы и, наконец, свечи из русского и польского воска; замечательная по красоте майолика и металл парадной посуды на многочисленных полках. Поскольку слуги трактовались как живое «оборудование» дома, никому не приходило в голову их стесняться, и понятие об отдельности спальни показалось бы странным.

Так было в Западной Европе, где немногочисленное городское население тем не менее задавало тон всей жизни. В Северной и Восточной Европе структура жилого дома длительное время развивалась обособленно и иначе. И в скандинавских странах, и в Киевской Руси дерево остается практически единственным строительным материалом как для бедного крестьянского двора, так и для княжеских хором, хотя великокняжеские дворцы Стокгольма, Киева или Владимира бывали и каменными (во всяком случае по первому этажу). Дворы князей и бояр были часто огромными, занимая большие кварталы в кремлях и за пределами их стен, - это и не удивительно, ибо в них, как и в замках Запада, обреталось великое множество народа. Раскопки в Новгороде, этой боярской республике, сохранявшей до погрома, учиненного Иваном Грозным, немало черт далекой старины, показали огромность дворов и крепких ремесленников (усадьба иконописца Алексея Гре-чина показана на нашей иллюстрации).

Однако, чем ниже было социальное положение посадских людей, тем меньше были участки, тем уже переулки, тем теснее подступали друг к другу дома. Вплоть до крупномасштабной реконструкции российских городов, предпринятой в конце XVIII века, теснота в городе, окруженном безмерными просторами, была чрезвычайной, а урон от неотвратимо частых пожаров - грандиозным. Вот, скажем, сведения середины XVII века, приведенные в историческом сочинении Владимира Соловьева: «Пожары продолжали истреблять не только строения, но и людей: 27/VII (речь о 1754 г. - В. Г.) в Калуге был пожар, сгорело обывательских 1191 двор и ряды, причем погибло до 65 человек, потому что на 15 саженях стояло по 3 и по 4 двора на жилых подклетях, улицы были не шире 4, а переулки 2 сажен». Данные по другим городам свидетельствуют о том же, и только в тех случаях, когда город погружался в долгий период экономического упадка, он несколько разреживался за счет запустения. В чем же дело?

Как ни обидно, из-за тех же пожаров XV и даже XVI веков нашей истории до нашего времени дошло меньше документов, чем от бесконечно древней Месопотамии, где обожженная глина покрытых клинописью табличек оказалась вечной. К счастью, среди немногих других полностью уцелела «писцовая книга» - подробная опись владений небольшого города Торопца, материал которой относит