Бульдог. Экзамен на зрелость - Константин Калбазов - Константин Калбазов

Но с другой стороны, тут никак не подгадаешь. Запало девушке живущей в Псковской провинции заняться овцеводством, и что тут поделаешь. Не гнать же ее в степные районы. К тому же, пастух испанец, занимается скрещиванием различных пород овец, и всячески в том поощряется молодой госпожой. Глядишь, вскорости появится порода, полностью адаптированная для России. Одно имение, это не страшно.

После объезда стад, настала очередь фабрики. С делами на мануфактуре Петр был знаком уже давно и обстоятельно. Меняться там по большому счету было нечему. Разве только когда у хозяев появятся средства, мануфактура исчезнет и на ее площадях расположится новая фабрика. Или вернее будет сказать, новые цеха.

А вот сама фабрика Петра заинтересовала. И тут уж, как ни старалась Анна, остаться в стороне, ничего-то у нее не вышло. Разумеется, ее помощник вполне мог все показать и рассказать. Неумехе девушка не доверила бы управление. Но тут император требовательно посмотрел на хозяйку и той ничего не оставалось, как тяжко вздохнув, провести государя по всем цехам самолично.

— Ладно у вас тут все устроено, Анна Александровна, — остановившись и с удовольствием глубоко вдохнув особый, густой, фабричный воздух, произнес Петр.

— Стараемся, ваше императорское величество, — чуть не с вызовом, ответила девушка.

— Оно и заметно, что стараетесь. Сколько полотна приходится на один стан за день?

— Восемь аршин, ваше императорское величество.

— А сколько успеваете переработать?

— Фабрика за день выдает в среднем четыреста аршин готового полотна. Иногда чуть больше, иногда чуть меньше. Все зависит от частоты различных несуразиц.

— Прекрасно. Просто замечательно. Это в сравнении с вашими же станами на мануфактуре, выходит в два раза больше. Изрядно. А больше не выйдет?

— Да куда больше-то, ваше величество? И без того изрядно выходит. Подумать только, еще шесть лет назад я радовалась тому, что с каждого стана за день возможно получить по два аршина сукна, а тут в четыре раза больше.

— И что, вот так вот всем довольны?

— Ну-у, по мне так можно было бы и больше. Но тогда нужно переделывать стан и вносить в него изменения.

— И какие на ваш взгляд изменения могли бы способствовать еще большей отдаче? Говорите, Анна Александровна, говорите, не стесняйтесь. Порой и самая бредовая идея находит воплощение в жизни. Да вот, хотя бы движитель Силина, то же казался бредом, а на поверку получилось куда изряднее английской махины.

— Движитель и впрямь вышел на славу, — пристально глядя на Петра, произнесла девушка.

Тот словно преобразился. То был мрачен и угрюм. Потом, словно прятал от нее взгляд. Но оказавшись на фабрике, словно преобразился. Ах да. Радуется успехам своей диковинки. Не иначе как опять пришлет к ней целую свору, науку постигать. Ну что же. Давай раз уж так. Погляди, кого и за что решил пустить по миру.

— Извольте, ваше величество, — наконец решившись, начала девушка. — Один ткач вполне способен присматривать за двумя станами, есть и те, что управляются с четырьмя. Но это уж совсем оборотистые, у которых шило в известном месте. Да только, простои долгие случаются, а потому я того не одобряю. Все от того, что выходит множество задержек от того, что даже при нормальной работе, каждый раз приходится менять катушки в челноках. Вот кабы был механизм, который бы сам ставил на замену новую катушку или заряженный катушкой челнок, тогда и станы останавливались бы куда реже…

Девушка говорила и говорила, высказывая наблюдения практика. Петр же вооружившись книжицей, записывал в нее все высказанные замечания. Задавал уточняющие вопросы, просил показать, как она видит решение той или иной проблемы. Анна подняла вопросы не только по ткацким станам, коснулась и иных. Петр продолжал записывать, проявляя всесторонний интерес…

— Спасибо, Анна Александровна. Это очень ценные наблюдения, — пряча книжицу, произнес Петр. — Андрей Константинович конечно длительное время проводил испытания своих махин. Но как говорится, практикам все видится иначе. А уж такому как вы, столь досконально постигшей ткацкое дело и подавно.

— Благодарю, ваше величество.

— Кстати, Анна Александровна. Коли у нас зашел разговор об этом. Брат разговаривал с вами?

— Разговаривал, — ну вот. Только настроение начало поправляться.

— И как? Когда вы будете готовы приступить?

— Никогда, — резко обернувшись к Петру, выпалила девушка. Чем ввергла императора в ступор.

— То есть, как это никогда?

— Я никогда не буду к этому готова, ваше величество, — все так же с вызовом, ответила девушка, которую уже буквально трясло от негодования.

Находившийся все это время рядом с этой парочкой сержант, как-то странно ухмыльнулся и словно невзначай отошел в сторонку. Вот только что, был рядом, а вот уже самым внимательным образом рассматривает, как ткачиха управляется со станом. Хм. Еще и интересуется у нее чем-то, пальцем в махину тычет, да со знанием дела покачивает головой. А потом, приобнял ее и увлеченно слушая, начал отводить в сторону.

Только Анна все это отметила лишь краем сознания, сосредоточив все свое внимание на государе. Нет. Не так. Меча в него из глаз молнии. И как только не испепелила.

— Анна Александровна, каждый из нас отдает все силы на благо государства. У вас есть несомненный талант и просто грешно не поделиться им. Ткацкие фабрики дело совершенно новое и специалистов для них попросту нет. Вы же, достигли просто поразительных успехов. Ни одна казенная фабрика не в состоянии соперничать с вашей. Неужели, вас ничто не заботит кроме собственной выгоды? Так ведь на нее никто и не претендует…

— Не претендует? — Девушка едва не задохнулась от возмущения. — Развалить налаженное суконное производство, только от того, что армии понадобилась посконь. Это вы так ни на что не претендуете? Не убили тогда моего брата, так решили нас всех по миру пустить? Не смотрите на меня так, ваше величество. Брат, он на службе и готов жизнь положить, если то будет потребно России. Но я в первую очередь думаю о его семье, даже если он об этом позабыл. Да где это видано, чтобы государь, желал разорения своим верным слугам?

— Погодите, Анна Александровна. Успокойтесь, — Петр даже растерялся от того напора и пыла, с которым набросилась на него разгневанная девушка.

— А чего мне успокаиваться. Может еще обвините в чем? Так давайте. Лучше уж на плаху, чем видеть это непотребство.

— Какая плаха? Какое непотребство? Вы о чем вообще, Анна Александровна?

Император окончательно потерял нить рассуждений девушки, не в состоянии понять, что вообще с ней произошло. Мало того, он уже и сам начинал сердиться. Перед ним стоял последний человек на этом свете, на которого он хотел бы гневаться, но и совладать с собой ему было все труднее и труднее.

Да что такого особенного он сказал, чтобы заслужить подобное? Вот именно, что ничего. А потому выслушивать этот поток негодования, да еще и несправедливого, он не собирался. Вот только, как ни непристойно вела себя девушка, обижать ее то же никак не хотелось. А вот понять… Понять, очень даже не мешало бы.

— Я о том, ваше величество, что вы повелели наладить производство поскони на фабрике моего брата и ввергнуть его в пучину разорения.

— Развалить столь хорошо налаженную суконную фабрику, чтобы наладить производство поскони? Я что, по вашему на недоумка похож? Ну чего вы так на меня смотрите? Только что, вы не стеснялись в выражениях. Прошу, продолжайте.

Анна в растерянности смотрела на императора, силясь понять происходящее. И не понимала ровным счетом ничего. К горлу подкатил твердый ком. От обиды хотелось плакать. Да что там плакать, она готова была разрыдаться. Пытаясь сдержаться, она часто и глубоко задышала, высоко вздымая грудь. Как он мог? А мог ли? Вон как смотрит. Да и его слова. Неужели… Не-эт, брат не мог ошибиться или обмануть. Да и зачем ему это?

— Вх… Хм. В-ы, ска-за-ли бра-ту ч-что х-хоти-те п-пору-чить м-мне в-выделывать п-посконь. Ч-то он-на пот-требна для армии, — превозмогая себя, и борясь с готовыми вырваться наружу рыданиями, произнесла девушка.

— Да, я говорил это. Да погодите вы, Анна Александровна, — Петр едва успел схватить девушку, уже готовую от него убежать. — Да, я спросил вашего брата, возьметесь ли вы за выделку поскони. Это действительно важно и не только для армии.

— Вот видите, — наконец расплакавшись, и растирая по лицу хлынувшие из глаз слезы, выкрикнула она.

— Господи. Да что в этом такого-то. Я ведь не приказываю вам. Не хотите расставаться с вашей фабрикой. Да Бога ради. Найду кого-нибудь другого. Анна Александровна, давайте присядем вот здесь. Прошу. Во-от так, — помогая девушке устроиться на какой-то колоде и присаживаясь на корточки, напротив нее, самым заботливым тоном произнес Петр. — Итак. У меня сложилось стойкое убеждение, что произошло какое-то недоразумение.