Исторические новеллы - Ашер Бараш

мужа, поднимающегося в храм своего одиночества.III

У входа в мансарду находилась прихожая со сводчатым потолком и стенами, задрапированная тяжелым занавесом, спускающимся до мраморного розового пола. Через противоположное высокое венецианское окно, которое занимало половину стены, вливался поток света, заполняя всю большую комнату, и медь шкафов сверкала как пламя. Хосе дель Амиго раздвинул обеими руками занавес, стал на пороге, осмотрел комнату холодным взглядом, как будто собираясь вступить в чужие владения. Так он стоял несколько секунд в раздумье, глядя вперед, пока глаза его не наполнились слезами и они не потекли по щекам и бороде. Он опустил руки и вошел.

Перед черным отполированным столом, за которым он писал, читал и изучал рукописи, стоял стул с мягким кожаным сиденьем и высокой резной спинкой. Сейчас стол был залит лучами заходящего солнца. Он передвинул стул в тень и сел.

Никогда в жизни не испытывал он такого чувства. Что-то похожее на дар предвидения пробудилось в нем. Он чувствовал, будто сильная буря уносит его в широкое бесконечное пространство. В этом пространстве все казалось предельно ясным: каждый холмик, каждое строение, каждое дерево, каждый куст. Чистота и удручающая печаль были в этом чувстве. Он сидел молча, но его дух носился в этих холодных пространствах до тех пор, пока не начали тускнеть и исчезать и в конце концов сомкнулись пространства и осталось одно страшное видение: сыны Израиля в великой Испании, министры, раввины, врачи и ученые, деловые люди и торговцы, женщины и дети — вся эта огромная община изгоняется из своих домов солдатами, вооруженными копьями, плетьми и крестами. Священнослужители, вельможи и простолюдины толпятся на улицах, на балконах и в окнах домов, смотрят на это зрелище наслаждаясь. Солдаты хлещут плетьми, а из толпы зрителей доносятся смех, крики гнева, летят плевки. В среде изгоняемых некоторые громко рыдают, другие тихо плачут, но большинство молчит в немом ужасе, идет по середине улицы и молчит; кто-то падает без сил, его поднимают идущие рядом и идут дальше. Вся эта бесконечно длинная процессия спускается к берегу моря — сотни, тысячи, десятки тысяч устремляются к морю (к порту Малака, Картахена или, может быть, к небольшому причалу одной из рыбачьих деревень?). Широко простирается море, на горизонте встают облака, несущие в себе черную бурю, громы и молнии. Только три небольших парусных судна стоят на якоре в ожидании толпы изгоняемых. Как все разместятся на этих трех жалких, ветхих парусниках? Как они отправятся навстречу опасностям в бушующее море, если еще до отплытия оно внушает им ужас? Кто привел эти суда? Куда их унесет? Кто примет этот несчастный груз, выплюнутый обезумевшей, занесшейся Испанией?..

Тихо сидел дон Хосе, и ужасные видения ни на мгновение не покидали его воображения. Долго так сидел он, погруженный в раздумья, а картина изменилась: толпы изгнанных спускаются к морю, преследуемые солдатами, подгоняющими их. На улицах, на балконах, у раскрытых дверей собираются толпы, глазеют на них, смеются, издеваются и плюют им вслед, а три ветхих парусника, стоящие на якоре, качаются на бурных волнах вправо и влево, с горизонта все еще приближаются штормовые тучи…

Дон Хосе встрепенулся, широко раскрыл глаза, вскочил со стула, встал во весь рост и сказал, обращаясь к самому себе:

— Я схожу с ума… Я вижу кошмары…

Он начал шагать по розовому мраморному полу взад-вперед, как зверь в клетке. Но видения не давали покоя, возвращались к нему с той же ранящей отчетливостью, с той же давящей внутренней грустью, от которой он задыхался.

Потом он успокоился немного, стал переходить от шкафа к шкафу, прикасаясь руками к прохладной меди, как бы желая впитать в себя что-нибудь от силы и крепости этих металлических дверей шкафов. Так он двигался, поглаживая ладонью блестящую красноватую поверхность облицовки шкафов. Он выпрямился, зашевелил губами, как бы обращаясь к кому-то невидимому, что-то решая незаметно для других, и встал перед большим окном, опираясь на край стола.

Был летний вечер. Солнце, зашедшее где-то слева, осветило поверхность озера зачарованным светом (вчера прошел освежающий дождь). Растения как будто излучали свет изнутри, стекла в окнах домов блестели золотом, тонкая дымка поднималась к голубым небесам. Вдали среди утесов блестела река Тахо, как полоска расплавленного серебра. Такого чувства скорби он не испытывал никогда. Он не мог оторваться от этого вида и застыл в печали, забыв и себя, и то ужасное видение, которое пригрезилось ему только что.

С наступлением сумерек воздух потускнел и что-то угасло в нем самом. Он отдался этому чувству и очнулся, когда на долину спустилась тьма и можно было различить только тонкие очертания предметов, как будто проведенные острым резцом.

К нему вернулась ясность мысли, без фантазий. Он сел на стул без спинки, опустил голову на руки и задумался о происходящем в Испании и о том, что произойдет в будущем.

Он много передумал за последние два года, находясь в разъездах или дома по ночам, с тех пор, как стало известно о тайных совещаниях королевской четы и главы инквизиции, человека хладнокровного и фанатичного. Большинство его братьев и больше всех его всемогущий зять и его последователи утешали себя несбыточными надеждами. Он же все взвесил и понял с предельной ясностью устрашающую логику: Испания возвышается. Она стремится стать мощным государством. Брачный союз между Арагоном и Кастилией послужил началом объединения страны. Последний оплот арабов — Испания — расшатался. Эпоха их владычества, исчисляемая сотнями лет, пришла к концу. Значительная часть Италии, а также Неаполитанское королевство будут захвачены Испанией. Великий морской флот Испании, заходящий в небывалые дали, возможно, откроет незаселенные страны и создаст новые колонии. Испания намерена стать самым сильным королевством, господствующим над народами и странами. Будто праздничный ветер пронесся над жителями страны, над всеми, но только не над евреями.

Евреев, со времени владычества семитов в Андалузии разбогатевших и достигших силы и влияния в самых главных отраслях жизни, не будут больше терпеть новые властелины страны. Католическое чудовище подымает черную голову и выходит из своего логовища. Испания, освобождаясь от сильного семитского племени — арабов,