Расследованием установлено… - Георгий Молотков

Н-да… Они помолчали, думая каждый о своем. Незаданные вопросы витали в воздухе вместе с табачным дымком. Таковы правила игры, и тут ничего не поделаешь. Остаток вечера добили на кухне с помощью бутылки.

Ясное утро обещало жаркий день. Несмотря на это, Саввич надел в прихожей китель, перед зеркалом поправил фуражку. В форме выглядел представительно, хоть сейчас посылай в школу выступать о героях ратных будней. Петров тоже накинул куртку — под ней фотоаппарат не так бросался в глаза.

Когда ворота со звездой распахнулись перед запыленным капотом служебного «уазика» и солдат в кителе с голубыми погонами отдал честь, Петров наконец поверил: да, вот оно! Машина медленно катилась по асфальту военного городка, потом выехала на широкую, уложенную бетонными плитами дорогу, которая и сама по себе уже напоминала взлетную полосу. Свежий ветер крепко рванул брезентовый тент вездехода, горизонт распахнулся: в утренней дымке плыл аэродром.

— Прибыли! — Саввич ловко соскочил на бетонку, повел рукой, словно приглашал полюбоваться собственным хозяйством. Солнце слепило, отражаясь в щедром остеклении стартового командного пункта, сверкали серебром плоскости истребителей на стоянке. В машине Петров через голову потянул аппарат, установил выдержку и диафрагму и тоже вышел.

Магнитом тянули самолеты. Они были готовы к полету и бою. Петров взвел затвор. Саввич смотрел равнодушно: «миги» этой модификации, на его взгляд, секрета не представляли. Присев на корточки, Петров ловил резкость, вращая длиннофокусный объектив. В визир вошли ракеты — крупным планом…

За ужином жена сказала:

— Меня на пляже знакомая спросила, в шутку, конечно…

Петров зевнул и отложил журнал:

— И что она тебя спросила?

— Она спросила: ваш муж, случайно, не шпион?

3

На просторном столе перед старшим следователем по особо важным делам майором Верещагиным лежало заявление портье гостиницы «Ленинград», ксерокопия письма к «дорогому Даниэлу» и его перевод. Сергей Иванович уже посмотрел бумаги и теперь сидел, постукивая тупым концом карандаша по толстой столешнице, как бы заново после отпуска привыкая к просторному кабинету.

Здесь все было массивно и основательно — старинный стол, лобастый сейф, и только самому хозяину не хватало солидности. Сухопарый, нарядный, в легком светлом костюме, он, казалось, заскочил сюда ненароком или на спор, как отчаянный старшеклассник в директорский кабинет. Хороший ровный загар убавлял годы, в модной прическе не наблюдалось покуда благородной седины — молодой человек, да и только, как величали его на улице, в магазинах или автобусах, прося передать билетик. Впрочем, так оно и было. Тридцать два года не возраст, если, конечно, оставить за кадром все, что сопутствовало его должности и разнообразило жизненные опыты.

Легкий ветерок теребил занавеску на высоком окне, осторожно трогал подколотые листки. Верещагин вновь пробежал по строчкам взглядом.

«Дорогой Даниэл!

Я получил твое письмо. Теперь я хочу тебе сказать, что ты можешь связаться с фирмой «Эски» и предложить им начать производство моделей советских самолетов. Со своей стороны я могу достать все материалы, которые им нужны, такие, как детальные изображения, хорошие фотографии и виды в цвете…

Думаю, что для нас это было бы очень прибыльно».

Предложение было составлено грамотно. Верещагин видел такие модели в масштабах 1:35 и 1:72, выпускаемые фирмами «Тамия», «Эрфикс», «Италаэрл»… До последней заклепки и мельчайшей детали миниатюрные самолеты, танки, бронетранспортеры повторяют боевую технику армий всех стран, в том числе и советскую. Правда, многое зависит от искусства того, кто их склеивает, наносит камуфляж. Верещагин вспомнил джип величиной со спичечную коробку. Малыш выглядел так, будто одолел немало километров, на ветровом стекле запеклась дорожная пыль, но лишь там, где ее не тронули щетки «дворников», а все-то стекло — чуть больше ногтя…

Достоверные подробности и придают цену в глазах коллекционеров. Раскраска, опознавательные знаки… Да, Гена, подписавший письмо, хорошо знал это. Как настоящий купец, предлагал товар лицом. И пожалуй, не мешало бы посмотреть на него самого.

Хотя… Сергей Иванович задумался. Да, вполне возможно, что он уже встречался с этим Геной…

Ровно в девять майор Верещагин докладывал начальнику отдела о возвращении из отпуска. Полковник пожал руку:

— Присаживайся, Сергей Иванович. Значит, отдохнул, говоришь. Тогда включайся в работу. Вот заявление, разберись-ка с ним сначала. Боевая техника, переписка с заграницей… Похоже, опять с коллекционерами дело имеем.

— Обстоятельства сходятся, Василий Николаевич. Знакомый почерк.

— Кстати, и на почерк посмотри…

Верещагин кивнул. Не первый раз он получал задание и ценил доверительные минуты, когда полковник штрихами намечал направление поиска, делился мыслями, проигрывая различные варианты.

Не первый и, наверняка, не последний. В кабинет начальника отдела не доносился шум большого города: на границе всегда тихо. А она проходила и здесь, та граница, тот передний край, где чекисты принимают бой с контрабандистами и шпионами, идеологическими диверсантами, пресекают попытки тех, кто из корысти, по недомыслию или другим причинам оборачивают в товар государственную и военную тайну.

Тихо в кабинете. Пристально смотрит с портрета Феликс Эдмундович. Чекисты — солдаты тишины.

— Люблю, когда за окном дождь, — сказал Василий Николаевич. — Мелкий, грибной… Или снег. Лучше тогда работается.

— Август. Скоро и дожди зарядят.

— Да, летит время, летит… Дело Иванова, кажется, года три назад у нас проходило?

— Четыре.

— Не забыл, это хорошо. Тогда ты со многими коллекционерами встречался, пройди по старым адресам. Собиратели народ памятливый…

— Интересный народ, — согласился Верещагин, — и своеобразный. Один, помню, планами делился. Хотел сделать серию моделей исторических кораблей — и из чего бы вы думали? Из титана!

— Размах, однако, — усмехнулся полковник. — Чтоб на века — так надо понимать?

Верещагин покачал головой:

— Здесь психология другая: ни у кого нет, а я — имею. С моделями из титана чудачество, конечно, чистой воды, но если в рамках не удержатся… Ведь как оно бывает — сначала в коллекции фотографии, флаги, потом медали памятные в честь спуска кораблей, а там и чертеж крейсера последнего проекта.

— Своего рода диалектика накопительства.

— Абсолютно точно. Квартира того же Иванова музей напоминала.

— Из Военно-морского музея к нему как будто кое-что и приплывало, — заметил Василий Николаевич. — Короче, нужно обратиться к архивам. Думаю, отыщется зацепка… Ну и в гостинице поработай: что за итальянцы к нам приезжали, был ли кто из них в нашей стране прежде? Исключать возможность шпионажа мы права не имеем.

Полковник передал Верещагину тоненькую папочку, еще раз повторил:

— И само собой, коллекционеры. Все же мне сдается, что мы имеем дело с кем-то из старых знакомых.

Тогда-то мелькнула у Верещагина впервые мысль: а не знаком ли он с автором письма к неведомому покуда Даниэлу? Свидетелями по делу Евгения Иванова, осужденного за разглашение секретных сведений, составляющих государственную тайну, проходили десятки людей. В основном коллекционеры по военно-морской тематике, но были и те, кто «собирал авиацию». Предметами обмена служили фотографии боевых кораблей, модели, чертежи — все, так или иначе связанное с флотом.

Во время следствия Верещагин не раз поражался энергии и разворотливости Иванова — модельщика с золотыми руками, но в разговоре не без труда подбиравшего слова, скорее замкнутого, чем общительного. Высокий лоб с залысинами, близорукие глаза, очки в тяжелой оправе… И образ жизни соответствовал внешности типичного затворника: большую часть времени Иванов проводил в своей комнате за столом-верстаком, выпиливая, вытачивая, раскрашивая модели. Но в его записной книжке было свыше полусотни адресов и фамилий. Негативы, снимки новейших десантных судов и крейсеров, тральщиков и подводных лодок, бронекатеров путешествовали в конвертах и бандеролях между Ленинградом и Москвой, Севастополем, Керчью, Херсоном и Куйбышевом, Алма-Атой и Кронштадтом и уж совсем неприметным городком Конаково. Оттуда, через Бориса Лемачко, материалы Иванова уходили за рубеж. А вскоре и сам он начал посылать за границу фотографии, познакомившись с Рене Егером.

Это было долгое дело… Чтобы раскрыть все связи, установить утечку информации, работала целая бригада, подключились товарищи из страны, где жил Егер. Они и предоставили ленинградским чекистам одно интересное письмо…

Верещагин набрал номер телефона:

— Слава, здравствуй. Ты на месте? Тогда приготовь, пожалуйста, дело коллекционера Иванова. Сейчас поднимусь, ладно?