Аркадий Гайдар. Мишень для газетных киллеров - Борис Камов

Но Миша с Володей общаться с семьей человека, который по сочиненной ими же легенде остался в Киеве, чтобы перебежать, уже не желали…

«Товарищи из бригады "Комсомольской правды"» уничтожили, по меньшей мере, еще одно письмо А. П. Гайдара

Отправляя коллег на Большую землю, а сам оставаясь в окружении, Аркадий Петрович, естественно, должен был написать официальное объяснение своему начальству — редактору «Комсомолки» Б. С. Буркову и первому секретарю Союза писателей А. А. Фадееву. Гайдар отчетливо понимал: в любой ситуации он «боец идеологического фронта». Любая неприятность с ним, Гайдаром, рикошетом ударит по «рабочему коллективу», который может быть обвинен в соучастии и даже в активной подготовке… неизвестно к чему. Такова была тогдашняя практика.

Аркадий Петрович, человек ранимый и деликатный, не желал неприятностей никому. Мало того, он еще надеялся выжить и вернуться в Москву.

О письме Фадееву нигде никаких упоминаний нет, хотя такое письмо должно было быть. А следы письма Буркову отыскались. Где?! В книжечке Миши и Володи. Вот что они об этом сообщают.

Гайдар незадолго до их отлета в Москву ушел к себе в номер, чтобы (как он им объяснил) написать «официальный рапорт». После этого принес «конверт (?!) и письмо».

«Вручите лично (главному редактору Буркову. — Б. К.), — сказал Гайдар. — Здесь все объяснено. Можете прочитать. Письмо открытое. Кстати, не стесняйтесь, что тут есть похвальные слова (естественно о них, «мушкетерах». — Б. К.)».

Но это они поведали в 1967 году. Как развивались события В 1941-м, остается загадкой. Реальная судьба рапорта неизвестна. Миша и Володя также сообщают, что Аркадий Петрович послал в редакцию подарки. Борису Буркову — трофейный вальтер.

Но сам Бурков, выступая на протяжении нескольких десятилетий по радио и ТВ с воспоминаниями о Гайдаре, ни единым словом о рапорте и пистолете не обмолвился. Не рассказал Бурков о подарке и в нашем с ним полуторачасовом разговоре. Беседа произошла до выхода книги «Всадник, скачущий впереди».

Даже если официальный рапорт пришлось вложить в «дело», которое было на Гайдара заведено, ничто не мешало Буркову пересказать, что говорилось в послании. Ведь письмо не содержало никакой «военной тайны», особенно через 20–30 лет после Победы.

А что пистолет Буркову, скорее всего, послан был, свидетельствуют такие подробности. Гайдару на передовой дарили много оружия. Даже если оно лично ему и не было нужно, Аркадий Петрович все равно брал. Во-первых, чтобы не обидеть дарителей. Во-вторых, Гайдар знал, что с подарками делать: он их тоже дарил. В первые месяцы войны револьверы и пистолеты, особенно трофейные, были в дефиците и считались роскошным подарком.

Гайдар подарил браунинг № 2 капитану Якову Рябоконю, который, будучи раненым, помог вывести окруженцев из Семеновского леса под Киевом. Маленький вальтер — лейтенанту Сергею Абрамову[23].

Такой же подарок он мог послать Буркову. Если бы Борис Сергеевич пистолет получил, он бы о нем помнил. Бурков стал бы в Москве первым главным редактором, у которого появилось такое оружие — не в мае 1945-го, а в сентябре 1941-го. Но Бурков не увидел пистолета, как не увидел и письма.

«Официальный рапорт» (по моему убеждению) был уничтожен Мишей и Володей, потому что разрушал легенду о том, что Гайдар замыслил изменить Родине. Уничтожив письмо, Миша и Володя не стали передавать и вальтер. Подарок, даже без сопроводительного письма, также опрокидывал бы версию о переходе Гайдара на сторону врага и предательстве.

Миша и Володя не зря молчали 26 лет. Все эти годы они пребывали в состоянии страха от содеянного, в ужасе от масштабов предательства, совершенного по отношению к Аркадию Петровичу.

Прозрение

Миша и Володя улетели на «Дугласе» днем. Гайдар их провожал. Потом вернулся в Киев. Город был пуст. Круглосуточная канонада, которая не смолкала последние дни, стихла. Город уже никто не охранял. В любой час на улицах могли появиться вражеские танки.

Аркадий Петрович заехал на Крещатик, в гостиницу «Конти-ненталь». Три месяца она служила главным пристанищем всему журналистскому корпусу. Теперь и гостиница поражала полупустотой и пугающей тишиной. Оставаться здесь Гайдар не захотел.

Он забрал из номера вещи и вышел на улицу. Здесь его ждала полуторка с ее водителем Александром Ольховичем. Это Саша возил Аркадия Петровича все два месяца на передовую и обратно. Сейчас Ольхович ждал Гайдара, чтобы отвезти его к себе домой, на Круглоуниверситетскую улицу, дом 15. На окраине было спокойней. Там жила его мать.

Можем ли мы сегодня представить, о чем думал Гайдар в последнюю ночь перед падением Киева? В какой-то мере можем. Ведь я был знаком с Александром Куприяновичем Ольховичем, который меня разыскал после моего выступления по радио. Оставив все московские дела, я полетел в Киев.

.. Аркадий Петрович в тот вечер долго не ложился спать. Его ваботило решение, которое он принял (и которое не мог не при-шть). Он несколько раз мысленно представлял, как Миша и Во-июля с загадочно-испуганным видом идут по длинному коридору [ «Комсомолки», заходят прямо в кабинет Буркова и долго сидят там за обитой войлоком дверью.

Гайдар знал цену обоим «товарищам из бригады». За два ме-Ьяца с лишним пребывания на Юго-Западном фронте Миша с Володей ни разу не спустились в окоп. При этом отличались честолюбием и заносчивостью.

Докладывая Буркову, они должны были испытывать неловкость от того, что мало видели на передовой, что сами улетели, в Гайдар остался. У них должно было родиться желание выгля-еть красивее, отважнее, патриотичнее, чем это происходило на амом деле. Так Аркадий Петрович мог подойти к мысли, что «мушкетеры», скорее всего, исказят в своем рассказе реальную | картину и реальные мотивы того, почему он, Гайдар, отказался лететь в Москву[24].

Читатель спросит:

— А имеются у вас, Камов, доказательства в подтверждение такой версии?

Конечно. После ужина в квартире водителя Аркадий Петрович сел за освободившийся стол, открыл сумку, достал тетрадку и почтовые конверты и сел писать письма. После отлета «мушкетеров» прошло несколько часов. Никаких событий у Гайдара за этот срок не произошло, если не считать, что он уехал из гостиницы. Одно письмо, адресованное Тимуру, он даже прочитал Ольховичу вслух. Там, по меньшей мере, было еще одно. Аркадий Петрович отдал конверты матери Ольховича.

— Если мы отступим, то вы это спрячьте, — сказал Гайдар матери Ольховича. — А когда придут наши, отошлите, пожалуйста, в Москву.

Я думаю, это был второй, страховочный комплект писем.

…Тогда, осенью 1962 года, я поехал вместе с Ольховичем на Круглоуниверситетскую, 15. Мать Александра Куприяновича была еще жива. Сохранился даже сундучок, в который женщина положила письма Гайдара. Но сундучок оказался пуст. Москву женщина тоже ничего не отсылала. Она объяснила: еще во время оккупации квартиру ограбили. Перевернули все вверх дном. Вряд ли письма кому-нибудь понадобились. Просто их выбросили вместе с остальным мусором, когда прибирали разоренный дом.

Если не выбросили раньше.

«Мой стих громаду лет прорвет»

Все же одно послание Гайдара из бездонного «киевского котла», из глубокого немецкого тыла в Москву дошло.

В Семеновском лесу близ Киева (о чем я уже рассказывал) окруженные бойцы и командиры готовили прорыв. Немцы замкнули вокруг леса кольцо, подогнав даже танки. Бездействие грозило пленом. Но исход предстоящего боя тоже был неизвестен. Гайдар понимал, что может погибнуть, но считал, что не имеет права пропасть бесследно. Даже если его убьют, Москва должна знать, что он был убит, а не сдался, не попал в плен. Ведь существовали не только он сам и его семья — жена, сын, дочь; существовали еще его книги и фильмы.

Но как оповестить Москву, что он убит, если его самого не будет в живых?

Никакой связи с Большой землей, даже по радио, в Семеновском лесу не было. Значит, нужно было заготовить какое-то количество предварительных сообщений о себе, раздать их людям, если он, Гайдар, погибнет, кто-то останется жив. Выживший должен будет переслать весточку.

Но первый вопрос, который здесь возникал: на чем писать? У Гайдара в сумке была бумага. Были химические карандаши[25]. Но бумага не годилась. Она легко рвалась. Мало того, здесь, в окружении, люди старались избавляться от бумаг. Требовался необычный, прочный материал. И нужно было придумать краткий, в какой-то степени зашифрованный текст, который не содержал бы никакой полезной информации для непосвященного, но представлял интерес для людей, которым была небезразлична судьба Аркадия Гайдара.