Аркадий Гайдар. Мишень для газетных киллеров - Борис Камов

Это была принятая во всем цивилизованном мире общемужская норма поведения в экстремальной ситуации. Кто-то усмехнется: «Старорежимная романтика. Давно вымершие "морские волки"».

Не скажите. В сентябре 1941 года, перед падением Киева, нашелся еще один донкихот, который, подобно Гайдару, не полетел на последнем самолете в Москву. Как вы думаете, кто это был?

Остался с окруженной армией сорокадевятилетний генерал-полковник Михаил Петрович Кирпонос, Герой Советского Союза, командующий Юго-Западным фронтом. Он не полетел в Москву в одном самолете с маршалом Буденным. Кирпонос продолжал вести бои в окружении. От полученного в бою ранения и потери крови Кирпонос скончался.

В 1960-е годы я дружил с бывшим батальонным комиссаром Виктором Дмитриевичем Коршенко. Вместе с Гайдаром он шел несколько дней по немецким тылам. Затем они расстались.

Коршенко вспомнил: он встретил в окружении группу офицеров. Они прорывались к линии фронта. У них было особой важности задание: передать Верховному главнокомандованию Золотую Звезду Кирпоноса в доказательство того, что генерал не сдался в плен, а погиб в бою.

В этом рассказе меня поразила деталь: звезду несли запеченной в маленьком каравае. Что награда принадлежала Кирпоносу, в Москве должны были установить по номеру на обратной стороне медали.

Кирпонос оказался слабым военачальником. В этом даже не было его вины: Сталин полагал, что можно лепить полководцев из вчерашних лейтенантов, как он лепил директоров заводов из малограмотных рабочих. Кирпонос оказался именно таким поспешным назначенцем.

Но в дни киевской катастрофы Кирпонос поступил как настоящий мужчина, как настоящий русский офицер, который не бросает в беде солдат.

Вместе с потомственным офицером, командиром 58-го полка (в отставке), писателем Гайдаром генерал-полковник Кирпонос самоотверженно разделил страшную судьбу обреченной армии.

Лубянские игры

Версия, что самый знаменитый детский писатель стал изменником Родины и перебежал на сторону врага, устраивала Лубянку. В общей неразберихе первых месяцев войны, в атмосфере патологической шпиономании неясностям в судьбе любого человека сразу придавали обвинительный уклон.

Никто не осудил той же осенью 1941 года маршала Семена Буденного, командовавшего Юго-Западным направлением; начальника Генерального штаба маршала Бориса Шапошникова или главу государства Иосифа Сталина, что в «киевском котле» были в буквальном смысле брошены на произвол судьбы 600 тысяч человек солдат и командиров (не считая техники, стратегических запасов и т. п.).

Москва не сделала ни одного шага, чтобы спасти хотя бы четверть этой армии, каких-нибудь сто пятьдесят тысяч человек.

Но Лубянка с подозрительным рвением занялась вопросом: правда ли, что один человек из 600 тысяч решил остаться в этом котле добровольно?

Любые сведения о Гайдаре, которые позднее начали поступать в Союз писателей, преподносились чекистами руководству госбезопасности как результат своей блестящей оперативной работы.

Учитывая известность Гайдара, «дело» все время держали под рукой. Работники центрального аппарата внутренних дел прилагали усилия, чтобы оно продолжало «дышать». Среди прочего, таким образом, контрразведчики доказывали руководству свою нужность… в Москве. В глубоком тылу.

НКВД. Расстрелы. Комсомол

Игра «замедленного действия», которую устроили чекисты, решительно не устраивала одного, теперь мало известного человека. Звали его Борис Сергеевич Бурков.

Когда началась война, Бурков работал главным редактором «Комсомольской правды». Он был хорошо знаком с Аркадием Петровичем. Иногда они встречались, изредка вместе выпивали. Бурков за стопкой пенял Гайдару, что тот ничего не дает его газете. Только «Пионерской правде».

— Боря, не сердись, — оправдывался Гайдар. — «Пионерка» приютила меня, когда никто не брал мои рассказы. Не говорю уже о повестях. Тебя тогда не было. К тебе претензий нет. Подвернется случай — принесу что-нибудь и тебе.

Случай подвернулся. Началась война. Военкомат отказался направить Гайдара в действующую армию. Аркадий Петрович решил, что можно поехать и военным корреспондентом. Журналисту не обязательно обладать здоровьем подводника или парашютиста. И отправился к Буркову:

— Ну вот, Боря. Ты просил. Теперь я готов писать и для тебя. Причем прямо с передовой.

Бурков обрадовался творческим намерениям Гайдара, но выражение лица его при этом было кислым. Пояснил:

— Тебе нужно будет зайти к Михайлову.

Николай Александрович Михайлов был первым секретарем ЦК комсомола. Идти к нему Гайдару не хотелось.

Аркадий Петрович всерьез дружил с его предшественником, Александром Косаревым. Внешне простоватый, Косарев при этом был умницей. Обладал талантом смотреть далеко вперед.

Когда у Аркадия Петровича возникла тяжелая полоса — не было пристанища, не ладилась работа, давно кончились деньги, — Косарев собрал на срочное заседание секретарей ЦК. Все разволновались: что стряслось?

— У нас, — заявил Косарев, — на сегодняшний день имеется первоочередная, неотложная задача: нуждается в помощи наш товарищ, один из первых комсомольцев страны Аркадий Гайдар. Если его сейчас не поддержать, мы его потеряем. Как человека и как пролетарского писателя для детей.

За десять минут было принято два решения: отправить Гайдара на отдых по путевке ЦК ВЛКСМ и поручить Детиздату напечатать (пока!) что-либо из старых вещей.

Арестовали Косарева по доносу секретаря ЦК ВЛКСМ Ольги Мишаковой. Расстрел Косарева повлек волну арестов среди его приближенных и друзей. Аркадий Петрович не исключал, что брызги могут задеть и его… Что они с Косаревым дружили, было известно многим.

Но Мишакова, которая после расстрелов обрела немалое влияние в ЦК комсомола, пожелала продолжить «шефство» над «любимым писателем советской детворы». Предполагаю, что здесь имели место и внелитературные порывы.

Гайдар в ту пору был очень хорош: крупный, мускулистый, почти всегда улыбающийся. По силе обаяния его можно было сравнить только с «великим летчиком нашего времени» Валерием Чкаловым. И Гайдар был почти такой же знаменитый. Чуть ли не в каждой семье были книги Гайдара с его портретами. Выйти с ним на улицу Горького, пройтись по центру Москвы мечтали многие женщины…

Гормональные порывы Мишаковой спасли Аркадия Петровича. Он не попал в списки «пособников Косарева», которые Мишакова продолжала составлять и отправлять Лаврентию Павловичу Берия, «лично» и «в собственные руки».

С Лаврентием Берия Мишакова была на «ты» и любила звонить ему в присутствии подчиненных, которые обмирали от ужаса. Стоило Мишаковой в таком разговоре назвать имя любого из них — и человек мог исчезнуть бесследно…

Потом, когда Гайдара уже не было в живых, стало известно, что Ольга Мишакова страдала психическим заболеванием и на его почве повышенной сексуальностью. Косарев и целая плеяда блестящих комсомольских руководителей, которые могли стать крупными государственными деятелями, погибли от доносов свихнувшейся бабы.

Гайдар после гибели Саши Косарева появлялся в ЦК ВЛКСМ крайне редко. Последний раз это случилось в январе 1941-го. Здесь проходило совещание по военному воспитанию. В то время как партийная печать настойчиво проводила мысль, что для нашей армии, «непобедимой и легендарной», война будет быстрой и легкой, Аркадий Петрович выступил с четкой программой, как нужно учить детей выживать в экстремальных ситуациях: физически и психически.

При этом особая роль отводилась книгам.

«Когда ему (вчерашнему школьнику. — Б. К.) придется лежать где-нибудь в грязи, — говорил Гайдар на совещании, — то ему будет нелегко, но может стать легче. Ведь на войне человек всегда или очень занят, или очень свободен. Вот он лежит и думает: "Я где-то читал, что был какой-то Овод… Значит, я (попал в такую трудную ситуацию. — Б. К.) не один"»[20].

Выступление Гайдара произвело оглушительное впечатление. То, чем комсомол еще только собирался заниматься, в голове Аркадия Петровича уже было давно продумано и до мелочей разработано.

— Кому же, как не вам, Аркадий Петрович, писать о войне для молодежи? — заявил Михайлов, когда Гайдар изложил ему свою просьбу.

Но первый секретарь ЦК ВЛКСМ нахмурился, произнося:

— Сами послать вас на фронт мы не можем. Требуется разрешение Генерального штаба. Но представление на вас мы отправим сегодня же.

* * *

Приход Гайдара стал для Михайлова столь волнующим событием, что через много лет он написал об этом свои воспоминания.

* * *

Разрешение от Генштаба поступило 19 июля 1941 года. Аркадий Петрович немедля отправился в «Комсомолку».