Классические мифы Греции и Рима - Генрих Штолль

Увидала его прекраснокудрая богиня Эос и, мгновенно объятая любовью к нему, увлекла его в пурпурный чертог свой. Но как ни прелестна была богиня, Кефал не полюбил ее. Не мог он забыть своей Прокриды и томился по ней тоскою.

– Перестань печалиться, неблагодарный! Пусть будет твоей Прокрида, только не пожалел бы ты, что она была твоею.

Так сказала Эос и отпустила упрямца. На прощание она внушила Кефалу недовеpиe к супруге и посоветовала ему, незаметно для нее, испытать ее верность. Неузнанный, вошел он в дом. Прокрида все еще оплакивала погибшего супруга. Напрасны были все попытки чужеземца снискать любовь Прокриды, и в дом-то пустила она его не вдруг.

– Я принадлежу одному лишь, говорила Прокрида, где бы он ни был, я буду верна ему.

Будь Кефал в здравом уме, ему было бы довольно этих доказательств верности; по нет, безумный, он продолжал настаивать. На свое же горе, предлагал он ей всё больше и больше ценных подарков, давал всевозможные обещания, и твердость Прокриды начинает колебаться.

– Теперь-то я вижу вину твою! – торжествующе, наконец, вскричал Кефал. – Не пришлый я искатель руки твоей, я – Кефал, свидетель твоей неверности, подлая!

Прокрида в ответ ему не сказала ни слова. Глубоко оскорбленная такой злою пыткой, мучимая стыдом и раскаяньем, удалилась она на остров Крит и там, презрев из-за одного всех мужчин, вместе с богиней Артемидой стала охотиться по горам. Но и на Критских горах не могла она забыть любовь свою. Артемида подарила любимице быструю, как ветер, собаку (пса по кличке Лайлап) и дивный охотничий дротик. Никогда тот дротик не давал промаха и всякий раз, после удара, возвращался в руки того, кто его бросал.

С этими дарами возвратилась Прокрида на родину, и не узнанная, подошла к своему, охотившемуся в лесах, супругу.

Быстроногий пес и чудный дротик привели его в такой восторг, что Кефал готовь все отдать за них. Прокрида сделала вид, что согласна уступить их Кефалу, если он станет ее супругом и, получив согласие, открыла ему себя. Теперь оба могли попрекнуть друг друга в неверности и простили друг друга, и зажили они опять в добром согласии.

С собакой и дротиком, дарами своей супруги, Кефал не раз хаживал на охоту. Так. однажды, по приглашению фивян, принял он yчастие в охоте на злую тевмесскую лисицу, которую наслал разгневанный Дионис на Беотийскую землю. Молодые охотники окружили широкое поле, на котором держалась лисица; но легко перескакивала она растянутые сети и быстрее птицы скрывалась от преследовавших ее собак.

Молодежь обратилась к Кефалу, прося его спустить и своего пса, уже давно рвавшегося из тесного ошейника. Едва лишь спустили его; как он, как из лука стрела, погнался за лисицей и в один миг скрылся из виду, только след его виднелся на песке. С ближнего холма наблюдал Кефал эту погоню.

Уже пес догонял лисицу, готов уже был схватить ее, но та вновь и вновь уворачивалась и убегала. То прямо мчится она, то кружится по широкому полю, а пес все за ней по пятам. Так и кажется, что пес вот-вот схватит ее, вонзит в нее свои зубы; но, нет, снова и снова кусает он воздух. Кефал решился наконец прибегнуть к не дающему промаха дротику. Прилаживая дротик, Кефал на мгновенье упустил из виду лисицу и ее преследователя; но как только обратил опять в ту сторону свой взор, увидел он дивное чудо: на поле стоят две мраморные фигуры, лисица как будто бежит, а пес не может догнать ее. Бог Зевс пожелал, чтобы ни за той, ни за другим не осталась на этом состязании победа.

Прокрида и Кефал

Много лет после этой истории Прокрида и Кефал прожили в любви и согласии. Прокрида не предпочла бы даже Зевса милому супругу, Кефал же ей – Афродиты. Каждый день, с первыми лучами солнца, Кефал выходил на охоту, без слуг и коня, без собаки и сети, – ему довольно было верного копья. Утомясь, ложился он в тени деревьев и призывал он ветерок освежить горячую его грудь.

– Авра![13] – говорил он, – радость моя, ты подаешь мне отраду, ты услаждаешь мое уединение, при тебе так отрадно в лесу, твое дыханье так освежительно.

Кто-то подслушал эти слова и подумал: «Не иначе как эта Авра, которую Кефал так часто и так нежно призывает, – это какая-нибудь любимая им нимфа». Поспешил подслушавший к Прокриде, и все рассказал ей. Прокрида поверила, – так легковерна любовь! Как убитая, без чувств упала она на землю и, когда поднялась, горько стала жаловаться на неверного супруга и сетовать о своем горе: даже тени боится Прокрида, боится соперницы, которой нет. Но по временам овладевают Прокридой другие мысли; она начинает сомневаться в справедливости слышанного и не теряет надежды убедиться, что Кефал оклеветан. Не доверяя предателю-подслушнику, она решилась собственными глазами убедиться, справедливы ли слова его, прежде чем обвинить в измене милого.

На другой день, лишь только пробудилась румяная заря, Кефал пошел в лес на охоту. Опять стал он призывать Авру, как вдруг услышал чей-то глубокий вздох.

– Приди ко мне, радость моя! – повторил Кефал, но вот тихий шелест послышался в кустах. Кефалу показалось, что в кустарнике скрывается дичь, и метнул он в ту сторону свое не дающее промаха копье.

– Горе мне! – воскликнула Прокрида – то была она: копье попало ей прямо в грудь.

Услышал Кефал голос своей верной супруги, без памяти бросился к ней и увидел: Прокрида, полуживая, истекая кровью, вынимает из раны копье – свой собственный дар милому мужу. Бережно поднимает Кефал с земли супругу, берет ее на руки, перевязывает рану, останавливает кровь и молит милую не умирать, не покидать его, преступного. Обессилев и чувствуя близкую смерть, Прокрида с трудом промолвила еще нисколько слов.

– Нашей любовью, Кефал, богами света и смерти заклинаю тебя, не вводи ты этой Авры в нашу брачную горницу.

Тут только Кефал понял несчастную ошибку; успокоил он супругу, да уж поздно. Вместе с кровью, оставили ее последние силы. Пока жива еще была Прокрида, смотрит она – не насмотрится на мужа, будто хочет в уста его вдохнуть свою душу; но скоро смерть смежила ей очи, и она спокойно скончалась.

20. Дедал

(по „Метаморфозам" Овидия)

Потомок Эрехфея, Дедал, величайший художник древности, прославился своими чудными произведениями. Далеко разнеслась молва о сооруженных им прекрасных храмах и дворцах, особенно же о его чудных статуях, которые, казалось, вот-вот сейчас начнут двигаться и глядеть. Статуи прежних художников имели вид мумий: ноги придвинуты одна к другой, руки плотно прижаты к торсу, глаза закрыты, – Дедал же открыл своим статуям очи, придал им движение и развязал им руки. Он же изобрел множество полезных для своего искусства орудий, таких как: топор, бурав, ватерпас. У Дедала был племянник и ученик Тал, своей изобретательностью и гениальностью обещавший превзойти дядю; еще мальчиком, без помощи учителя, изобрел он пилу, на мысль о которой навел его рыбий плавник; затем изобрел он циркуль, долото, гончарный круг и многое другое. Всем этим возбудил он в дяде ненависть и зависть к себе, и Дедал убил своего племянника, сбросив его с афинского утеса Акрополя. Дело получило огласку и, чтобы избежать казни, Дедал вынужден был покинуть родину. Он убежал на остров Крит вместе со своим маленьким сыном Икаром, к царю города Кносса Миносу, который принял его с распростертыми объятиями и поручил ему множество художественных работ. Между прочим, Дедал построил в Кноссе знаменитый лабиринт – огромное здание, со множеством извилистых и запутанных ходов. в котором держали страшного быкоголового человка – Минотавра.

Хотя Минос дружески обращался с Дедалом, тем не менее художник скоро заметил, что царь смотрит на него, как на своего пленника, и, желая извлечь из его искусства возможно больше для себя пользы, вовсе не хочет когда-либо отпустить его на родину. Когда же Дедал увидел, что за ним следят и его стерегут, горькая доля изгнанника стала ему еще тягостнее, а любовь к родине пробудилась в нем с двойной силой, и он решился убежать с Крита каким бы то ни было способом.

«Пусть закрыты для меня водные и cyxиe пути, – думал Дедал, – передо мною небо, в моих руках воздушный путь. Всем может владеть Минос, только не небом.

Так подумал Дедал и стал помышлять о неизвестном ему дотоле предмете. Искусно стал он прилаживать перо к перу, начиная с самых маленьких; в средине перевязал их нитками, а внизу слепил воском, и составленным таким образом крыльям придал небольшой изгиб, так что они стали вполне схожи с настоящими крыльями.

Пока Дедал занять был своим делом, сын его Икар стоял возле него и всячески мешал работе. То бегал он со смехом за летавшими по воздуху перышками, то мял желтый воск, которым художник прилеплял перья одно к другому.

Изготовив крылья, Дедал надел их на себя и, взмахнув ими, поднялся на воздух. Пару небольших крыльев сработал он и своему сыну Икару и, вручая их, дал ему такое наставление: