Мастерская человеков - Ефим Зозуля

Кнупфа заинтересовала речь этого человека, утверждавшего, что без него не одному великому певцу пришлось бы. расстаться со своими успехами. Его профессия заключалась в том, что он разъезжал по Европе и не только ставил голоса у начинающих певцов, но одному ему ведомым способом исправлял голоса и у знаменитостей. Он утверждал, что учил говорить двух артистов императорского театра, которые совершенно разучились пользоваться этим свойством человеческой породы. Они могли говорить только фразами из своих ролей и вынуждены были влачить жалкое существование, так как люди не понимали, чего они хотят, выслушивая не к месту произносимые реплики и монологи. Несчастные изо дня в день играли в пьесах, имевших многолетний успех.

— Что касается гениальных певцов, — хвастливо говорил он в кабачке случайным слушателям, — то одного я учу петь каждое утро, и когда я. не проделываю с ним, что нужно проделывать, он просто блеет, как баран. Стоит мне только не прийти к нему, как он не выступает на концерте.

Кнупфа заинтересовал необыкновенный специалист, и он со свойственной ему решительностью пригласил его работать в Мастерскую Человеков.

— Все, что вам нужно, вы будете иметь, — сказал Кнупф. — Наша Мастерская прекрасно оборудована. Вопервых, вы сами нуждаетесь в основательном ремонте. Гусиная кожа, которая обтягивает ваши челюсти, вряд ли вам придает много уверенности в жизни. Думаю, что количество девушек, способных заинтересоваться вами, чрезвычайно невелико. Или вы намерены отрицать это? Затем мешки под глазами говорят о том, что у вас неладно с почками. И вообще многих певцов вам надо научить петь и многих актеров говорить по-человечески, чтобы заработать деньги, необходимые для вашего оздоровления и обновления. Мы же вас подновим бесплатно. Во-вторых, вы будете получать солидный процент с каждого сделанного певца. Это, несомненно, во много раз превысит все ваши гонорары, которые вы получали от этих ваших блеющих певцов и разучившихся говорить старых попугаев. В-третьих, работа вам будет предоставлена только чистая. Вашим делом будет только установление голосовых связок и нужная их натяжка. Черная работа, то есть приготовление всего человека, будет проделана другими. Вы этого не умеете, и вообще в моей Мастерской существует разделение труда… Со временем я думаю ввести конвейерную систему.

Кнупф сделал ошибку, называя Мастерскую Человеков своею. Это было опасно прежде всего потому, что его молодой возраст и облик мало соответствовали руководящей роли в таком сложном и серьезном предприятии. Впрочем, тон Кнупфа, его хмурая уверенность, насупленные брови и твердый голос заставили верить ему.

Исправитель певцов беседовал с ним около часа, встретился с ним и на другой день, и в конце концов Кнупф привел его в Мастерскую.

Теперь он торопил Латуна:

— Да идите же, поговорите с ним.

Он выражал явное и немного непочтительное нетерпение. В самом деле, так нельзя. Арендован дом, штат растет, расходы огромны, а заказов нет! Старик же возится с какой-то чепухой. Беспомощность и канитель! Святой сбежал, с девушки за жениха взяли по знакомству мало, преданный рабочий еще не сделан, да и трудно сказать, что из этого выйдет — кто знает, как делается преданный хозяину рабочий? Существуют ли вообще преданные хозяевам рабочие? Благоразумный предприниматель условился заплатить только после того, как он убедится, что заказанный рабочий действительно предан. Вообще, забот много, а денег не видно.

Латун, еще немного повздыхав по поводу сбежавшего святого, пошел вниз нанимать делателя певцов.

— Какая сволочь! — не мог он успокоиться, спускаясь по лестнице и вспоминая святого. — Я еще сам ходил покупать для него шелковистую бороду…

Внизу ждал человек, приведенный Кнупфом.

— Познакомьтесь, — сказал Кнупф. — Это мосье Батайль.

— Очень приятно, — сказал Латун, со скукой разглядывая невзрачную фигуру с большой головой и морщинистой кожей на лице. — Так вы желаете у нас работать?

— Что ж, можно попробовать. Мосье Кнупф нарисовал такие перспективы, что, если они сбудутся только наполовину, наше предприятие можно будет считать блестящим. Не правда ли?

Латун довольно грубо перевел разговор на деловые рельсы:

— Что вам для этого нужно? Что вам вообще нужно для работы?

Батайль нагло повел плечом и выставил ногу;

— Видите ли, мы условились, что вы будете давать мне готовых людей. Я людей делать не буду. Я этого не умею. И, признаться, не хочу делать. Я людей, вообще говоря, не люблю. Вы давайте мне готовых, а я в них буду вставлять голоса. Вот и все. Но имейте в виду, что в какую-нибудь мразь я голоса не вставлю. С голосовыми связками и барабанными перепонками всякой шпаны я возиться не стану. Я слишком уважаю для этого свое ремесло. Если вы не умеете делать красивых, рослых, импозантных и интересных людей, так лучше меня не приглашайте. Выпускать на сцену карликов и разных шутов гороховых не стану. Какой это будет иметь вид? Вот недавно выпустили какого-то урода. Ноты закрывали почти целиком его ноги. А когда он повернулся, чтобы уйти, публика ясно увидела, что его голову от задницы разделяет совсем коротенькое расстояние! Безобразие какое! Нет, певец должен быть высок и красив. Недавно вот еще выпустили одного идиота, так тот…

Кнупфа и Латуна одинаково раздражала неуместная болтовня этого типа. В ней было что-то нестерпимо нахальное. Разве так начинают деловой разговор? Кто ему предлагал уродов? Для чего это забегание вперед? Для чего этот задиристый тон?

Они переглянулись, и Кнупф дал понять Латуну, что это все же полезный человек и надо отнестись к нему терпеливо.

— Хорошо, — сказал Латун. — Вы нам напишите или скажете, какие вам нужны люди для того, чтобы вставлять в них голоса, и мы постараемся удовлетворить ваши требования.

Батайль от этого скромного ответа пришел в еще большее возбуждение:

— Да-да, вы должны будете выполнить мои требования в точности. Не думайте, что я буду наделять голосами каких-нибудь дураков или дур. Выходит какая-нибудь толстоногая, обвисшая дама и начинает петь тонким голоском о подснежниках или о фиалках. «Фиалки, фиалки, где вы?» Вы думаете, это даст сбор? Это может только дать разорение. Я хочу поставить дело серьезно, раз я согласился участвовать в таком предприятии. Я еще не знаю, что из этого выйдет, и время мое не так уж дешево стоит, но я такой человек: раз делать — так уж делать.

Наглый человек долго болтал на эту тему. Кнупф слушал его с удивлением. В кабачке он держался совсем по-иному. Минут через двадцать он отвел его на третий этаж и предоставил в его распоряжение две комнаты.

— Желаю вам успеха, — сказал он и хлопнул по его ладони, как цыган, продающий лошадь.

Затем, стараясь быть похожим на купца, заключающего выгодную сделку, он сказал Батайлю:

— Желаю вам полного успеха! Дай бог, чтобы из этих комнат выходили знаменитости, мировые певцы и певицы. Постарайтесь сделать это. Предприятие — выгодное во всех отношениях.

В этот же день Кнупф привел в Мастерскую и изготовителя красивых женщин. Этот был значительно симпатичнее Батайля. Его фамилия была Карташевич. Это был поляк, долго живший в Берлине. Он был солдатом, затем дамским портным, затем был владельцем института красоты, разорился, но сохранил достоинство и тонкое понимание женского изящества. С ним, несомненно, можно было сделать дело. Кнупф, даже не знакомя его с Латуном, привел в Мастерскую и предоставил ему три комнаты. Ведь женщинам свойственна стыдливость, и лишняя комната, рассчитал он, не помешает им.

Мастерская начинала работать. Из труб ее вился дым. На лестницах начиналось движение. Деятельные приготовления шли в нескольких этажах, хотя они далеко еще не были заполнены.

Однако недоразумения не прекращались.

Одно из них, связанное с первым заказом, разыгралось в первую же неделю после переезда Мастерской Человеков в новое помещение и будет описано в следующей главе.

Глава четырнадцатая

Латун проснулся от странного крика. Кричали на улице. Здоровенный человек бил кулаками в зеленые ворота Мастерской. Хозяин высунулся в окно и, может быть, в первый раз увидел в конструктивном ракурсе обветшалое здание. Оно выглядело довольно жалко, с полуразрушенными своими карнизами и с бесконечным количеством ставней. Некоторые из них были закрыты.

Старик посмотрел на часы и пришел в ярость. Девять! Все отделения должны работать. Между тем ясно, что сотрудники прохлаждаются в утреннем сне.

Весь первый этаж, где Капелов руководил подготовкой теста и сгустков, еще спал. На втором этаже, где делались гении, ставни тоже были закрыты, а рядом, где изготовлялись просто симпатичные люди (этот отдел открыл Ориноко), ставни были так наглухо заколочены, что само собою рождалось сомнение в том, откроются ли они когда-нибудь.