Франция. История вражды, соперничества и любви - Александр Широкорад

Россия получила возможность держать военный флот на Черном море. До марта 1774 г. Екатерина требовала права свободного прохода русским военным судам через Проливы, но турки решительно возражали, и в договоре проход через Проливы был разрешен лишь невооруженным торговым судам небольшого тоннажа.

Султан признал императорскую (падишахскую) титулатуру русских царей.

В секретный протокол был включен пункт о выплате Турцией России контрибуции в 4,5 миллиона рублей. Этот пункт носил, скорее, престижный характер, а контрибуция была символической. Только за один 1771 год Россия потратила на войну 25 миллионов рублей. Между прочим, в 1773 г. Обрезков требовал у турок контрибуцию в 40 миллионов рублей.

«Незнайка» Дюрон был взбешен и 16 августа 1774 г. (н.ст.) послал донесение в Версаль: «Мир заключен, и очень странно, что это произошло в тот самый момент, когда мятежники достигли наибольшего успеха, когда имелась наибольшая вероятность переворота, вызванного всеобщим недовольством, когда Крым оказался без достаточных сил, чтобы оказать сопротивление турецким войскам и флоту, когда истощение казны вынудило правительство частично прекратить выплаты. В этих условиях я поражен тем, что Россия получает все то, в чем ей было отказано в Форшанах. Столь счастливой развязке она обязана вовсе не своей ловкости или стараниям ее союзников, а инертности ее противников».

Думаю, комментировать сей пассаж нет нужды. Замечу лишь, что передовые русские отряды находились в 250 км от Константинополя. Ресурсы Оттоманской империи были истощены, а в России, как справедливо писала Екатерина, были области, где и не слышали о войне.

А в то же самое время русский посланник в Париже, князь И.С. Барятинский сообщил в Петербург, что местный официоз «Газет де Франс» продолжает давать искаженную информацию о ситуации на русско-турецком театре военных действий. На страницах этого журнала не встречается ни одного упоминания об успехах русских войск.

И даже через два месяца после заключения Кючук-Кайнарджийского мира в Париже ходили слухи об успешной высадке в Крыму турецкого десанта, который якобы разбил находившиеся там войска князя Долгорукова.

Возможно, кто-то посетует — стоит ли писать о столь малозначительных деталях взаимоотношений с Францией? Нет, стоит, поскольку у нас еще с XIX века развелось слишком много интеллигентов-образованцев, озабоченных тем, что о России скажут в Европе. Европейский обыватель скажет то, о чем ему сообщают вруны дипломаты и журналисты. Французский, равно как и любой западный обыватель, угомонится, лишь осознав, что его повышенный интерес к событиям в Прибалтике, Польше или Крыму может реально привести к появлению ядерного гриба над его городишком.

Так что мудрая Екатерина была трижды права, ответив на злополучный вопрос: «А что скажут в Европе?» — «Начхать!»

Итак, французские миллионы ливров вылетели в польскую и турецкую трубу. Но Луи XV не успокоился и начал субсидировать еще одного врага России — шведов. В марте 1771 г. новый шведский король, Густав III получил от Луи 2 млн. ливров. Самое любопытное, что у Екатерины и в мыслях не было чем-либо вредить Швеции. Единственным ее желанием было сохранить доброжелательные отношения со своим северным соседом и во всем, в том числе и в начертании границ, оставить статус-кво. А вот Густав мечтал о реванше и уничтожении Петербурга.

На французские деньги Густав III организовал государственный переворот. 19 августа 1772 г. риксдаг под дулами пушек принял пакет новых законов, которые существенно увеличивали власть короля. Правительство Швеции превращалось в совещательный орган. Риксдаг, в ведении которого оставались законодательство и налогообложение, созывался теперь лишь по воле короля. Уже в 1775 г. король заявил своим приближенным: «Должно, не теряя ни одной минуты, готовиться к обороне. Чтобы окончить по возможности скорее такую войну, я намерен всеми силами напасть на Петербург и принудить, таким образом, императрицу к заключению мира».

10 мая 1774 г. умер от оспы Луи XV. Французы, которыми он правил почти 60 лет, радовались или по крайней мере остались равнодушными к его кончине. Князь Барятинский 12 мая сообщал в Петербург: «О смерти короля вообще ни знатные, ни народ не сожалеют». А в депеше от 25 мая говорилось: «О покойном короле говорят много в терминах весьма непристойных и почитают счастием для Франции его кончину».

Лучше всего последние четыре года правления Луи XV охарактеризовал французский историк Ф. Рокэн: «С Людовиком XV исчез престиж королевской власти, монархия Божьей милостью сделалась более невозможной во Франции. Этот последний четырехлетний период, когда народ видел, как наряду с опозоренным развратом королем царствует г-жа Дюбари, когда на сцене оставались одни только негодяи и развратники, когда повсюду царили беспорядки, и неправосудие, и насилия, когда принципы, нравы, обязанности — все было позабыто, этот короткий постыдный период закончил то, что подготовляло все царствование Людовика XV»[55].

Старому королю наследовал его двадцатилетний внук, Луи XVI, сын дофина Людовика и Марии Йозефы Саксонской. Его отец умер еще в 1765 г., а мать — в 1767 г. Подобно Луи XIII он обожал охоту. Другим его хобби было плотницкое и кузнечное искусство. В отличие от Луи XIV и Луи XV на женщин новый король просто не обращал внимания. Тем не менее по указанию деда Луи для укрепления франко-австрийского союза в мае 1770 г. женился на Марии Антуанетте Габсбургской, младшей дочери императрицы Марии Терезии.

«Дофин был очарован той, которую, не спрашивая его согласия, избрали ему в супруги. Однако уже в первую брачную ночь обнаружилась недееспособность Луи Августа как мужчины по причине незначительного врожденного дефекта. Отчаянные попытки дофина отстоять свое мужское достоинство неизменно терпели фиаско, постепенно повергая его в депрессию. В итоге он вынужден был признать свою несостоятельность и поневоле отдалиться от страстно любимой им супруги, об унизительно тяжелом состоянии которой можно только догадываться. Любой хирург одним движением скальпеля мог бы сделать его полноценным мужчиной, однако потребовались долгие семь лет, прежде чем Луи Август, уже ставший королем Франции, решился на хирургическое вмешательство».

Образ жизни царственных супругов разительно отличался. Так, королева безумно любила удовольствия, постоянно бывала в театрах, на балах и маскарадах. Король же в театрах скучал, балов не любил, спать ложился в 11 часов вечера и вставал в 6 часов утра.

«Мария Антуанетта почти все свое свободное время проводила в обществе своих любимых подруг: госпожи де Полиньяк и госпожи Ламбаль. В сущности, для короля у нее не оставалось ни одной свободной минуты. Очевидная привязанность королевы к молоденьким девушкам вызывала в обществе множество толков, очень не выгодных для нее. Со своей стороны, Людовик настолько пренебрегал супружескими правами, что первые семь лет после свадьбы не был даже настоящим мужем Марии Антуанетты. Природная слабость короля как мужчины была хорошо известна. Поэтому все очень удивились, когда в начале 1778 г. внезапно распространился слух о беременности Марии Антуанетты. Злые языки возлагали вину за это на герцога Куаньи, который давно и настойчиво ухаживал за королевой»[56].

19 декабря 1778 г. у Марии Антуанетты родилась девочка, а через три года родился долгожданный наследник Луи, который умрет за месяц до падения Бастилии. В 1785 г. у королевы родился второй сын, Луи Шарль, после казни Луи XVI прозванный роялистами Луи XVII. В 1786 г. родилась девочка, названная Софии Беатрике и умершая менее чем через год.

В феврале 1783 г. Шагин Гирей отрекся от ханского престола. В апреле того же года Екатерина издала манифест «О принятии полуострова Крымского, острова Тамана и всей Кубанской стороны под Российскую державу». Этот манифест окончательно покончил с татарскими набегами на Русь. Екатерина Великая блестяще закончила дело Дмитрия Донского, Ивана III и Ивана Грозного. Екатерина писала, что по приобретении Крыма «исчезает страх от татар, которых Бахмут, Украина и Елисаветград поныне еще помнят».

Манифест вызвал бурю возмущения в Париже. Французские дипломаты начали подстрекать Австрию и Пруссию оказать давление на Россию. Фридрих II был не прочь поиграть на русско-французских противоречиях. По сему поводу Г.А. Потемкин написал императрице: «Прусский Король, точно как барышник, все выпевает вероятности перед французами. Я бы желал, чтоб он успел Короля уговорить послать сюда войск французских, мы бы их по-русски отделали»[57].

В середине июля 1783 г. князь Барятинский сообщил вице-канцлеру Остерману об увеличении численности французской армии. К двадцати четырем имеющимся полкам приказывалось сформировать еще шестнадцать полков, по 1560 человек в каждом. Русский посланник писал: «Довольно сведущие люди уверяют также, что в Совете неоднократно обсуждался вопрос о том, что если между нами и Портой воспоследует война и турки будут просить от Франции помощи, то чтоб дать им вспомогательный корпус от двадцати до тридцати тысяч человек пехоты с надлежащим парком артиллерии и оный отправить из Тулона через Дарданелл»[58]. Также Барятинский докладывал о ходящих по Парижу слухах о военных приготовлениях Пруссии.