Леди, любившая чистые туалеты - Джеймс Донливи

— Простите. Просто все случившееся, кажется, довольно сильно меня взволновало.

— И это вполне понятно. Надеюсь, вы не сочтете неуместным, если я скажу вам прямо сейчас, что мы были бы чрезвычайно рады предложить вам любые наши услуги. Понимая, разумеется, что вы можете пожелать и дальше использовать собственных юридических консультантов. О боже, вы хорошо себя чувствуете, миссис Джонс.

— Нет.

— О боже. Вижу, сказанное мной стало для вас чрезмерно большим потрясением. Не желаете ли воспользоваться нашим туалетом.

— Спасибо. Если можно. И пожалуйста, не надо машины. Я просто отправлюсь домой. На поезде.

— Ну разумеется. Я вполне понимаю вас, миссис Джонс.

Женщина из приемной проводила миссис Джонс в дамскую уборную, где она и пописала в замечательно просторной, безупречно чистой кабинке. А мистер Саттон, обошедший столы своих секретарш, собирая оставленные ему сообщения, проводил ее до лифта, ободряюще похлопал по спине, когда бесшумно заскользила, открываясь, дверь ascenceur[26] и, улыбаясь, поклонился, когда дверь эта начала закрываться. Она получила его прямой телефонный номер и уверения в том, что, если ей потребуется помощь, она может в любое время связаться с ним, где бы ни находилась — в Париже, Риме или Нью-Йорке.

Она спустилась шестьюдесятью двумя этажами ниже, пересекла вестибюль. Интеллигентного облика леди в полиэтиленовых мешках куда-то пропала. Видимо, кто-то уже подошел и сказал ей: а ну, ты, вали отсюда. Интересно, догадался ли мистер Саттон, что она с собой принесла — свой тридцать восьмой, глухо и металлически стукнувший, когда она опустила сумочку на письменный стол. Однако еще интереснее будет посмотреть, как она пойдет теперь по улице, сможет ли вышагивать по тротуару— теперь, когда стала владелицей целого многоквартирного дома, стоящего посреди этого города и населенного живыми людьми.

К центру полз плотный поток машин. На тротуаре не протолкнуться. Большой сверкающий “роллс-ройс” у бордюра, смуглый мужчина в черном пиджаке и черной фуражке сидит за рулем, вглядываясь в лица покидающих здание, — выходя, она на миг встретилась с его вопрошающим взглядом. Имя “Стив” норовит сорваться с ее губ, однако она не издает ни звука. Жизнь по-прежнему иронична. Муж ее носит то же имя, что и ее водитель. Человек, которому она сможет отныне говорить: поверните направо, поверните налево, помедленнее, остановитесь, и да-се — вы уволены. Стоило бы поступить, как положено леди, позвонить мистеру Саттону, сказать, что Стив уже на месте, поблагодарите его за то, что привел машину, но пусть он меня не ждет.

Шагая сквозь недружелюбные безликие тени Сорок пятой улицы к вокзалу “Гранд-сентрал”, она купила кренделек у лоточника на углу. Будет что пожевать в поезде. Ступни, да и ноги тоже, замерзли, на нее неодолимо наваливается скорбное чувство, чувство обреченности. В ушах снова звучат хоры Бортнянского, перед глазами стоит лицо и пенсне мужчины в гробу. По дороге к лифту мистер Саттон сказал, что она является ныне счастливой обладательницей самой большой в городе коллекции порнографии. Мысль, которая могла бы вызвать у нее улыбку. А вместо того внушает ощущение одиночества, которого она прежде никогда не испытывала.

Сжимая в ладони три четвертака сдачи, она проходит под огромной крышей “Гранд-сентрал” с его расписанными звездами потолками и вспоминает о смелых, многоречивых людях, которые съехались в город, чтобы воспротивиться планам сноса этого огромного памятника архитектуры. Спасти священный храм поклонения поездам и странствиям. В городе, который наделял свои постройки величием и в котором никто никогда еще не пытался спасти хоть что-то. Городе, где фундаменты небоскребов уходят глубоко в камень этой островной фондовой биржи, где столь многие богачи имеют возможность прятаться в своих обороняемых швейцарами крепостях. Аминь.

Все это продолжает терзать ее и когда она спускается на четырнадцатую платформу, чтобы сесть в поезд, идущий через Уайт-Плейнс в Скарсдейл. Ужасаясь голой бесплодной пустоте своих мыслей. И не ощущая ни отчаяния, ни горя. Только вторжение в ее внутренний мир чужой посягающей на нее смерти. Которую теперь можно себе позволить. Наконец-то. Теперь я могу принять таблетки. Квартира за следующий месяц, счета, все оплачено. Напиши завещание. И оставь все до пенни на создание прибежища для обладающих чувством собственного достоинства бездомных нищих Нью-Йорка. Пусть они спят там в уюте и покоятся с миром.

Она сидит на левой стороне вагона. Полная луна встает этим вечером над поездом, идущим в северный район метрополии, бывший некогда Йонкерским округом Нью-Йорка. Социальный аспект. Люди проводят, приезжая и уезжая, в этих поездах десять процентов своей жизни. Чернокожие, прибывающие из Скарсдейла, сходят на Маунт-Вернон или 25-й улице. Истории о мужчинах, что ни день встречающихся в поездах со своими возлюбленными или давними любовницами. Годы назад говорилось, что ты можешь выбрать, ехать ли тебе вперед лицом или спиной, потянув за медную ручку и развернув плетеное кресло в нужную сторону. А теперь с ней даже начал здороваться проводник, привыкший к ней и как-то утром сказавший: вы, конечно, можете называть меня Диком, мэм, но только мое полное имя Дик Браун. И с тех пор она никогда не говорила: с добрым утром, Дик. Всегда — с добрым утром, мистер Браун.

Проскальзывают одна за другой северные станции. “Фордэм”, “Ботанический сад”, “Уильямс-бридж”. За тусклым, бесцветным окном едва различимы белые, заснеженные могилы и мавзолеи на склоне холма, занятого Вудлонским кладбищем. Как ей понравится лежать зацементированной за каменной плитой в мавзолее, который уже обжил ее благодетель, мистер Мак-Дурбрински. Понравится. Почему бы и нет. Выглядел он, в своей шелковой сорочке и с булавкой в шейном платке, вполне по-джентльменски. Ей доводилось читать чьи-то воспоминания о Бронксе. О мальчике, уверявшем, что он брал по 25 центов за доставку цветов на могилы, — с людей, приносивших букеты на “Сентрал” и не желавших тащиться на кладбище, в такую-то даль. Странные дела совершались когда-то в мире. Слышала она и о призраке леди в развевающихся одеждах, которую видели мглистыми зимними вечерами на нежилом участке Уэбстер-авеню у высокой черной ограды погоста. Машины останавливались, чтобы подвезти ее. А она вдруг растворялась в воздухе.

Сейчас же в мире происходит вот что: поезд с ревом и лязгом несется сквозь морозную ночь. Наверное, снова пойдет снег. И к ее годам, что уж тут сомневаться, добавился еще один день. Даже девушкой, в двадцать два года, она старалась остановить свое старение. Теперь она стала намного старше, ее списали в тираж, предали. Когда уйдет любовь, ее уж не вернешь. И если хоть что-то из привидевшегося тебе правда, ты никогда уже не сможешь снова обзавестись друзьями.

Кто она теперь. Леди с достатком. Которой не нужно больше стараться произвести на кого-то впечатление, не нужно лгать или льстить. Которая может позволить себе не подаваться в шлюхи или в монашки. И когда она сходит с поезда, мужчина в армейской шинели приподнимает, приветствуя ее, котелок. Предлагает подбросить в своей машине до дома. Похоже, он немного подшофе. Она же, ожидая такси, снова видит ту девушку, что красовалась, надев наручники, в окне дома на Виннапупу-роуд. По бокам от нее двое санитаров. Вид у девушки перепуганный, загнанный. Санитары запихивают ее в большой черный лимузин, и тот уносится прочь.

Если она позвонит печальному мужчине, тому, что потерял в авиакатастрофе семью, он, может быть, скажет ей: здравствуйте, а я как раз собирался вам позвонить. Может такое быть правдой. Что кто-то возьмет вдруг и скажет: а я как раз собирался вам позвонить. Спросить, не хотите ли вы сходить в какое-нибудь приятное место. Истинная же правда состоит в том, что нужно будет попросить таксиста подождать, пока она купит в гастрономе еще один пакет молока, салями, салат, сыр и бутылку пива. Что обойдется ей в три-четыре, а то и в пять долларов. Да еще и таксисту лишнее заплатить придется.

Однако сегодня она купит две бутылки пива, чего бы они ни стоили. И в одиночестве выпьет обе, при свечах. А потом пораньше в постель. И ведь что поразительно. Закончим на легкой ноте. Когда человек получает возможность купаться в роскоши, начать жизнь заново.

Он только о том и думает,как бы покончитьс ней.

Примечания

1

Общество студентов и выпускников университетов, старейшее братство США, основанное в 1776 г. Название — по первым буквам греческого девиза: philosophia biou kubernetes (философия — рулевой жизни). (Здесь и далее — прим. перев.)

2

Эдвард Хикс (1780–1849) — американский художник-примитивист.