Всемирный следопыт, 1929 № 12 - Д. Мак-Муллен

Чаще всего самцу приходится иметь столкновения с собственным соседом, владения которого соприкасаются с его владениями. Твердо установленной пограничной линии у них нет, поэтому постоянно то один, то другой заплывает в чужие владения. Но к соседу у лебедя отношение все-таки иное чем к чужаку. На чужака он бросается без всяких церемоний и беспощадно гонит его прочь. С соседом он чаще всего проделывает «военный танец» лебедей, который не всегда сопровождается сражением.

Завидев друг друга, оба приходят в ярость, и гнев их тем сильнее, чем ближе они к гнезду и самке. Оба стараются принять как можно более грозный вид. далеко откидывают назад изогнутую шею, приподнимают щитом крылья и стремительно мчатся навстречу один другому. Столкновение повидимому неизбежно. Но в тот момент, когда они уже подплыли друг к другу так близко, что грудь почти касается груди, и когда вся их осанка, все движения говорят о самой пылкой ярости, — один из них вдруг делает поворот и описывает на воде круг перед носом противника. Другой проделывает то же самое.

Так они поочередно вертятся друг перед другом. Всякий раз, когда они снова повернутся друг к другу грудью, вы уверены, что в следующее мгновение они кинутся один на другого, нанося удары тяжелыми жесткими крыльями. Но не тут-то было. Они снова начинают кружиться. Мне случалось наблюдать, как лебеди делали по двадцать-тридцать таких туров и в конце концов отплывали в разные стороны, гордо выгнув шею. Каждый из них словно хочет показать другому свою силу и устрашить его, чтобы сосед не вздумал вторгнуться в его владения. А вдосталь наглядевшись друг на друга, они заключают своего рода вооруженный мир.

По отношению к другим птицам лебедь беспощаден. Какой у него мирный и кроткий вид, когда он скользит по воде! Но в действительности это далеко не безобидное существо. Лебедь силен и любит властвовать. И он это показывает всем птицам, даже тем, которые не могут причинить никакого вреда ни его яйцам ни птенцам. Правда, такой пичужке, как болотный воробей, разрешается безнаказанно присаживаться на край лебединого гнезда. Она уж слишком ничтожна. Но если к гнезду приблизится птица покрупнее, которая почему-либо не понравится самцу, — будь то лысуха или беспомощный утенок, — вы никогда не можете быть уверены, что в следующий момент темный глаз лебедя не засверкает гневом и его клюв не опустится для меткого удара.

В зоологических садах ручной лебедь может быть прямо бичом для птиц помельче, обитающих вместе с ним на обнесенных решоткой прудах. Вот мирно плывет утка со своим выводком. Утята почему-то возбудили гнев лебедя — и спустя мгновение на том месте, где они только что плавали так резво и мирно, остается несколько трупиков. А лебедь спокойно и горделиво удаляется, словно не он совершил это злодеяние.

Зато у самого лебедя врагов не много. Лисица иногда ухитряется подкрасться к спящему на берегу лебедю, но удастся ли ей удержать добычу, это еще большой вопрос. Орел и даже беркут иногда нападают на молодых лебедей, но редко на старых. Они конечно сильнее лебедя, но он для них слишком тяжел. Птенцам опасны камышевая лунь и другие мелкие хищные птицы, но лишь в тех случаях, когда поблизости нет родителей, чтобы их защитить. В общем самый опасный враг лебедя — человек. Недаром дикий лебедь всячески старается укрыться от человека. Едва завидев вдали лодку, он спешит уплыть или улететь. Так поступают на Тоокерне и кликун и шипун, с той только разницей, что первый еще более осторожен чем второй.

И все же мне удалось пробраться с камерой так близко к парочке лебедей, что я мог их заснять в домашней обстановке — с гнездом, яйцами и птенцами.

IV. Как я снимал лебединое гнездо.

Весна была в полном разгаре, озеро очистилось ото льда, и лебеди начали строить гнезда. Вопрос был только в том, как перехитрить зоркую, бдительную птицу и поставить камеру достаточно близко от гнезда, не возбудив ее подозрений. Много разных уловок перепробовал я, но все они ни к чему не приводили, пока меня не осенила мысль, оказавшаяся удачной.

Я купил старый челнок, замаскировал его камышом так, что он стал похож на бугор, провел его в камышовую заросль и оставил там на расстоянии выстрела от намеченного мною гнезда. Затем в течение двух недель я почти каждый день приезжал туда в другой лодке и, пока вспугнутые лебеди не возвратились к гнезду, передвигал замаскированный челнок немного ближе к гнезду. После экспериментов с челноком я обыкновенно отъезжал на такое расстояние, что лебеди не могли меня видеть, и наблюдал за ними.

В первый день, когда лебедиха увидела наполненный камышом челн, она отнеслась к нему более чем подозрительно. Несколько раз она оплыла вокруг него, потом привела супруга, и они вдвоем стали проделывать то же самое. Но в конце концов оба успокоились, и самка вернулась к своим яйцам.

На другой день я не трогал челнока и лишь на третий день пододвинул его немного ближе к гнезду, прикрыв его несколькими связками камыша. Снова такое же подозрительное исследование со стороны лебедей. И так почти каждый день. Тем не менее по прошествии двух недель мой челнок стоял на достаточно близком расстоянии от гнезда, а я лежал на дне под камышом, направив на гнездо объектив камеры.

Не скажу, что бы я желал часто повторять этот опыт, принимая во внимание онемение членов, колючий камыш и мучительные укусы всевозможных насекомых. О ревматизме, который мне пророчил мой помощник Фредерик, я предпочитал не думать. Почти час пролежал я неподвижно в своей засаде, поджидая возвращения лебедей, которые покинули гнездо при появлении лодки, доставившей сюда меня и камеру. И за свое терпение я был вознагражден снимками, каких у меня еще никогда не бывало.

Передо мной расстилалась камышовая заросль, сильно опустошенная и оголенная зимними бурями. Вокруг гнезда весь камыш был обкусан на несколько метров, но я знал, что пока самка высиживает яйца, вырастут новые стебли, так что камыш опять будет стоять плотной стеной к тому времени, когда птенцы вылупятся.

Наконец я услышал характерный звук, который лебедь производит, когда хлопает крыльями по воде. Немного погодя среди камышей засверкало что-то белое. Лебеди возвращались. Они разумеется видели, что Фредерик уехал обратно в лодке, увозя с собою чучело, сделанное из подставки камеры, рубахи и шляпы. Они наверное следовали на некотором расстоянии за ним, зорко следя, куда он держит путь. Удостоверившись, что лодка увезла двух людей, они, успокоенные, возвращались домой.

Самке видимо не терпелось снова сесть на яйца. Она плыла впереди супруга по извилистому каналу среди камышей. Следя за ней глазами, я поражался тому, как трудно ее разглядеть. Лебедь — крупная птица, а между тем то-и-дело случалось, что она вдруг исчезала у меня из глаз: желтоватая шея сливалась с фоном сухого белесоватого камыша, белоснежное туловище — с отражениями в воде белых весенних облачков.

Лебедиха находилась уже близко от гнезда, когда выглядывавший из камыша глазок камеры привлек ее внимание. Она остановилась и, не спуская с него блестящего черного глаза, долгое время оставалась на одном месте, лишь слегка передвигаясь на воде то в ту, то в другую сторону. Самец исчез из поля моего зрения. Вероятно он отплыл подальше.

Наконец самка повидимому успокоилась. Мягким движением она наклоняет шею и быстро плывет к гнезду. Доплыв, она на секунду останавливается. Гнездо было построено, когда вода была выше, а теперь вода спала, и самке не так легко взобраться наверх. Могучие крылья делают несколько шумных взмахов — и лебедиха стоит на краю гнезда, которое чуть-чуть опускается под ее тяжестью. Крылья быстро складываются, грузное туловище слегка покачивается из стороны в сторону, шея втянута и изогнута. Но вот шея снова настороженно вытягивается во всю длину. Лебедиха зорко озирает свои камышовые и водяные владения: нет ли какой-нибудь опасности?

Повидимому нет. Самец взобрался на старое заброшенное лебединое гнездо в камышах и преспокойно чистит свои перья. Самка наклоняется над яйцами, словно считая их, потом снова бросает подозрительный взгляд в сторону моей засады. Из-под этого странного камышового бугра как будто раздался какой-то звук… Но нет, вероятно она ошиблась. И во всяком случае здесь нет ничего опасного.

Успокоенная, принимается она за церемонию, которую проделывает всякий раз, когда возвращается в гнездо. Первым делом она проводит клювом по нижней части туловища, выжимая воду и удаляя приставшие к перьям водоросли и грязь. Покончив с этим, она вытягивает во всю длину шею, сладко зажмуривается, полураскрывает крылья и отряхивается с такой силой, что все гнездо качается. Таким способом она сушит перья. Затем она начинает по всем правилам искусства чистить перья, приглаживает их и вообще приводит в порядок свой туалет. Длинная стройная шея извивается как змея, клюв быстро скользит вдоль туловища, укладывая на место каждое растрепавшееся перышко. Вот он зарылся под крыло. Потом вонзился глубоко в грудку, где что-то ее щекочет. Если клюв не может куда-нибудь добраться, на помощь приходят лапы.