Реверс - Михаил Юрьевич Макаров

не то воспитание у пассажира, чтобы спрашивать разрешения дымить в чужой машине. И один фиг, самолюбие саднило. Но цель поездки уравнивала его, мента по жизни, с криминальной шушерой, поэтому оставалось терпеть.

До упора Юра опустил стекло в своём окошке. В салон косо ворвался ветер, хлестнул по пылающей щеке.

Их полоса движения пустовала, зато по встречке шёл поток. Выходным конец, горожане возвращались сдач и садов-огородов.

Ковальчук ослабил ремень безопасности, которым пристегнулся ещё на заправке. Нынче он чтил ПДД больше, чем обычно. Приближаясь к Соломинским Дворикам, снял «хамелеоны», зацепил дужкой за нагрудный карман. Гаишники психологи ещё те. Водитель в солнцезащитных очках (жующий жвачку, небритый, др), вызывает у них подозрение на предмет употребления спиртного.

Юра был трезвёхонек, но внимания милиции не жаждал.

Волнения оказались напрасными. На своём доходном месте возле стационарного поста «дэпээсник» не торчал. Ковальчук расценил это как добрый знак.

Нужный поворот мог прозевать только «чайник». Видный издалека дорожный указатель извещал, что до «ГРАЧЕВО» осталось 5 км. Белая стрелка подсказала направление движения.

Не подкачал и просёлок, оказавшийся сухим, с неразбитой колеёй. Что значит, последнюю неделю дождей не было.

Через сотню метров Ковальчук съехал с дороги. Осторожно выруливая промеж берёз, углубился в рощу. Под днищем шуршала приминаемая трава. Оказавшись невидимым с просёлка, остановился. Выключил двигатель, поставил машину на ручник. Глянул на часы. Запас времени имелся гигантский, почти шесть часов. Скоротать их в подобравшейся тёплой бражке занятие не из простых.

Все трое вышли из «жигулей». Изучающе присмотрелись друг к другу.

У брюнета — искривлённая переносица, мощные надбровные дуги и короткая шея, он долгорук и пластичен. Боксёр, однозначно. «Чубчик» назвал его Арменом, заполнив тем самым графу «национальность».

В верхней челюсти «Чубчика» поблёскивали стальные фиксы. Он то и дело ухмылялся, гордо демонстрируя возможности тюремного протезирования.

Обоим пассажирам в районе четвертака. Опасный возраст. В мужскую силу вошли, дерзости набрались, а ценить жизнь ещё не научились.

Юра решил разведать дорогу. Подельники увязались за ним. Остановить их было не во власти Ковальчука. Поразмыслив, он решил, что сориентироваться на местности не помешает всем. Да и оставлять этих перцев без пригляду было чревато, запросто начнут в тачке шарить.

Выросший в донецкой степи Юра не знал и не любил леса. Мог заплутать в трёх соснах. Такой же турист, похоже, был из Армена. Роль Сусанина, важно надув щёки, взял на себя исконно русский парень «Чубчик».

Шагали так долго, что устали, а какое расстояние одолели — непонятно. Дорогу преградила упавшая старая берёза. Юра похвалил себя за дальновидность. Понадейся он на Ванькину схему, в потёмках напоролся бы бампером на препятствие. Дерево еле оттащили втроём. Трухлявое, а тяжеленное, зараза…

Лесной массив кончился неожиданно. Открылся вид на луг и на огороженный забором большой красивый дом. Ковальчук вынул из кармана фотографию, сравнил. Она оказалась один в один с оригиналом, сентиментально розовевшим в лучах заката.

— Стоять! — Юра цапнул за рубаху «Чубчика», безалаберно выпершегося на открытое место.

Блатняк огрызнулся: «Не лапай, не баба», однако тормознул.

— Здесь я развернусь, — Ковальчук для наглядности очертил рукой дугу. — Дальше вы своим ходом.

— Далеко пилить, — забрюзжал «Чубчик». — Руки оторвутся. Канистры хоть какие?

— Десять литров, — сквозь сжатые зубы выдавил Юра.

Затрагивать тему ёмкостей для бензина ему страшно не хотелось. Выглядело так, будто он на равных участвует в обсуждении преступного замысла.

Армен деловито озирался из-за кустов, намечал маршрут.

— Пойдём вдоль опушки до самого забора. Правильно? Я фонариком подсвечу.

Назад к автомобилю вернулись быстро. В который раз Ковальчук подивился загадке передвижения по незнакомой местности. Из пункта «А» в пункт «Б» тащишься целую вечность, а обратно возвращаешься в два счёта. Феномен, неподвластный среднему уму, наверняка, имел научное объяснение.

«Чубчик» маялся, не зная, чем заняться. Он был из тех, у кого в заднице шило. Чихвостил себя за то, что забыл карты.

— Командир, в бардачке стиры[373] не завалялись? — порывисто нагнулся к сидевшему за рулём Ковальчуку.

Получив отрицательный ответ, вытащил из кармана выкидной нож. Начал им щёлкать, выпендриваться. Корчить из себя спеца по ножевому бою. Скроив зверскую харю, с утробным хеканьем наносил колющие удары воображаемому противнику.

Непроницаемые линзы «хамелеонов» позволяли скрытно наблюдать ужимки и прыжки «Чубчика». Юре вспомнились занятия по боевому самбо в школе милиции. По части защиты от холодного оружия им дали самые азы.

Тренер наставлял:

— Определись, с кем имеешь дело. Опытный боец никогда не выставит руку с ножом вперёд.

Армену надоело смотреть на понты напарника, он велел ему срезать две палки. Показал нужный размер. «Чубчик» ушёл в заросли, минут через десять вернулся с дубинками под мышкой. Одну Армен забраковал — коротка. Вторую взял в работу.

На левой кисти боксёра болталась кожаная сумочка. Из неё он достал тряпку, судя по расцветке, кусок старой наволочки. С треском разорвал надвое. Один фрагмент плотно обмотал вокруг конца палки. Закрепил алюминиевой проволокой. Повертел в руке. Похоже, остался доволен результатом.

Согнувшись, Армен аккуратно приставил факел к стволу берёзки. Натянувшаяся ткань трико обрисовала в его заднем кармане выпуклый рельеф кастета.

Ковальчука от омерзения передёрнуло. Смотреть дальше на хладнокровные приготовления к преступлению стало невмоготу. Он выскочил из машины, оставив дверь распахнутой. Опрометью кинулся вглубь рощи.

Навстречу через малинник ломился «Чубчик» с новой палкой.

— Пойдёт такая? — задрав вверх руку, издалека демонстрировал заготовку.

Юра ускорился максимально, понимая, что уподобляется страусу, прячущему голову в песок. За кустами он наткнулся на грибную поляну. В траве желтело множество сморщенных гребешков растительного происхождения. В грибах Ковальчук был профан, не мог запомнить их названия, звучавшие по-дурацки (коровки, дуньки, чёрные губы), не отличал съедобные от ядовитых. Накаляя и без того высокий градус семейных отношений, отказывался ездить с Алкиными родичами на Матрёшкину гать за «мочухами».

Пиная ни в чём не повинные грибы, побрёл вспять. Потянулась тугая резина ожидания. В такой ситуации единственный доступный способ убить время — сигарета. Пяти минут не проходило, как Ковальчук вытряхивал из пачки очередную «палочку здоровья». Злющая никотиновая горечь пропитала рот, кончик языка жгуче свербел, слюна сделалась реально ядовитой, а он с упорством, достойным лучшего применения, снова прикусывал фильтр и щёлкал зажигалкой. Свои окурки Юра пихал в стеклянную баночку из-под майонеза. При этом понимал, что если им суждено влететь, не спасут никакие шпионские предосторожности.

Нервы спровоцировали приступ голода. Сперва закружилась голова и ослабли ноги, потом всего затрясло так, будто неделю не ел.

Собирая мужа в дальнюю дорогу, любимая жена, разумеется, позаботилась о его желудке. Увесистого свёртка с бутербродами, лежавшего в бардачке, за глаза