Гарри Поттер и методы рационального мышления - Элиезер Юдковский

Гарри потыкался со всех сторон, заходя то так, то эдак, но брешь в системе безопасности найти не смог.

Поэтому он набрал в грудь воздуха, расслабился в кресле, закрыл глаза и вспомнил:

«А что до вас… минус пять баллов. Нет, минус десять баллов с Когтеврана за дерзость».

Холод пришёл медленно и неохотно. В последнее время Гарри нечасто обращался к своей тёмной стороне...

Он мысленно пробежался по всему памятному уроку зелий, и только тогда кровь застыла в жилах, а разум приблизился к знакомому состоянию смертоносной кристальной чёткости.

Затем Гарри подумал о дементоре.

Ответ был очевиден.

— Дементор нужен для отвлечения внимания, — холод ясно слышался в голосе Гарри, ведь именно этого Дамблдор хотел и ждал. — Большая, заметная угроза, но в конечном итоге прямолинейная и легко предотвратимая. Поэтому, пока всё ваше внимание будет приковано к дементору, настоящий замысел будет осуществляться в другом месте.

Дамблдор пристально посмотрел на Гарри и медленно кивнул:

— Да. И, кажется, я знаю, от чего профессор Квиррелл хочет отвлечь внимание, если он задумал недоброе... спасибо тебе, Гарри.

Дамблдор продолжал смотреть на Гарри с каким-то странным выражением в старческих глазах.

— Что? — с тенью недовольства бросил Гарри. Холод ещё не успел покинуть кровь.

— У меня есть ещё один вопрос к этому молодому человеку, — сказал директор. — Я давно им задаюсь, но понять так и не смог. Почему? — в его голосе послышалась затаённая боль. — Зачем кому-то умышленно делать себя чудовищем? Зачем творить зло просто ради зла? Почему Волдеморт?

* * *

Вжж, бзззт, тик; динь, паф, шлёп...

Гарри удивлённо уставился на директора.

— Мне-то откуда знать? Я что, должен каким-то волшебным образом понимать Тёмного Лорда просто потому, что я герой, или как?

— Да! — воскликнул Дамблдор. — Моим главным врагом был Гриндевальд, и уж его-то я понимал великолепно. Гриндевальд был моим тёмным отражением, волшебником, в которого я превратился бы, если бы поддался искушению поверить, что я хороший человек и потому всегда прав. «Ради высшего блага» — таков был его девиз; и он искренне в него верил, даже когда раздирал Европу, словно раненый зверь. И в конце концов я его победил. Но следом пришёл Волдеморт, вознамерившись разрушить в Британии всё, что я защитил. — В голосе и на лице Дамблдора ясно проступила боль. — Он совершал поступки, которые были хуже даже самых ужасных злодеяний Гриндевальда: ужас ради самого ужаса. Я принёс в жертву всё, только чтобы его сдержать, и до сих пор не знаю почему! Почему, Гарри? Почему он это делал? Он не мой предначертанный враг, а твой. Так что если у тебя есть хоть малейшая догадка, Гарри, умоляю, скажи! Почему?

Гарри опустил взгляд на свои руки. На самом деле он ещё не читал про Тёмного Лорда, и прямо сейчас у него не было никаких догадок. Но почему-то ему казалось, что такой ответ директора не удовлетворит.

— Может, слишком много тёмных ритуалов? Сначала он думал, что совершит только один, но при этом пожертвовал частью своей хорошей стороны, и в каждый следующий раз у него было всё меньше сомнений. Один ритуал следовал за другим, он попал в цикл с положительной обратной связью и в итоге стал до ужаса могущественным чудовищем...

— Нет! — голос Дамблдора дрожал, как от мучительной боли. — Я не могу в это поверить, Гарри! Должно быть что-то ещё!

Почему должно? — подумал Гарри, но не сказал вслух, потому что директор явно считал, что у вселенной есть сюжет, и что громадные трагедии не могут происходить при отсутствии столь же громадных, значимых причин.

— Прошу прощения, директор. Но мне Тёмный Лорд вовсе не кажется моим тёмным отражением, ну вот нисколечко. Я не вижу ничего заманчивого в том, чтобы прибить кожу семьи Йерми Уиббла к стене издательства.

— Ты совсем не можешь поделиться мудростью? — старый волшебник чуть ли не умолял.

Зло просто случается, — подумал Гарри, — и оно ничего не значит и ничему не учит, кроме разве что «не будь злодеем»? Тёмный Лорд скорее всего был просто эгоистичным подонком, который плевать хотел на то, что он кому-то причиняет боль, или дурнем, который совершал глупые банальные ошибки, которые росли как снежный ком. Никакой злой рок не стоит за болезнями мира. Если бы Гитлера приняли, как он хотел, в архитектурное училище, вся история Европы могла бы пойти другой дорогой. Если бы мы жили во вселенной, в которой ужасным вещам разрешено происходить только по веским причинам, они бы вообще никогда не происходили.

Но, очевидно, директор хотел услышать что-то совсем другое.

Старый волшебник всё ещё взирал на Гарри поверх неуклюжей конструкции, похожей на застывший выхлоп дыма, с болезненным отчаянием и ожиданием во взгляде древних глаз.

Ладно, вещать мудрёными словами не так уж сложно. Вообще-то это даже легче, чем говорить умными словами, потому что нет необходимости придумывать что-то неожиданное или излагать какие-нибудь новые догадки. Достаточно позволить механизму мозга, который отвечает за сопоставление похожих образцов, дополнить штамп и исторгнуть из себя запасённую ранее Глубокую Мудрость...

— Директор, — торжественно провозгласил Гарри, — я предпочитаю, чтобы обо мне не судили по моим врагам.

Каким-то образом, даже посреди всего шипения и тиканья, воцарилась тишина.

Получилось даже Глубже и Мудрее, чем Гарри планировал.

— Это звучит очень мудро, Гарри... — медленно произнёс директор. — Я бы хотел... чтобы обо мне судили по моим друзьям.

Горечь в его голосе только усилилась.

Гарри спешно порылся в голове в поиске ещё одной Глубокой Мудрости, которая бы смягчила неумышленный удар...

— А может быть, — тихо сказал он, — враг определяет гриффиндорца, друг определяет пуффендуйца, и цель определяет слизеринца. Я точно знаю, что всегда, в каждом поколении, учёного определяет загадка.

— На жестокую ношу ты обрекаешь мой факультет, Гарри, — боль из голоса директора никуда не ушла. — Теперь, когда ты это сказал, я вижу, что меня и впрямь во многом сформировали мои враги.

Гарри снова посмотрел на руки, лежавшие на коленях. Сейчас, похоже, лучше всего будет промолчать.

— Но ты всё-таки ответил на мой вопрос, — тихо, словно самому себе, пробормотал Дамблдор. — Я должен был догадаться, в чём ключик к душе слизеринца. Ради цели, всё ради своей цели; и её я знаю, но вот почему...

Некоторое время Дамблдор смотрел в пустоту, потом выпрямился, и его взгляд снова сфокусировался на Гарри.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});