Добыча: Всемирная история борьбы за нефть, деньги и власть - Дэниел Ергин

политический контроль сопровождались стремлением адаптировать финансовые отношения между Ираном и Англо-иранской нефтяной компанией к новым условиям, изменить их по тому же принципу, который использовался другими странами – экспортерами нефти. Вашингтон, обеспокоенный советскими устремлениями, склонял британское правительство и Англо-иранскую нефтяную компанию увеличить арендную плату Ирану, тем более что Вашингтону в отличие от Лондона нечего было терять. Главным с американской стороны был Джордж Макги, помощник государственного секретаря по ближневосточным и африканским делам, который в то же время активно способствовал заключению сделки между Aramco и правительством Саудовской Аравии по принципу «50 на 50». Он считал, что существующее распределение прибылей между Англо-иранской нефтяной компанией и Ираном неразумно. Британские официальные лица, конечно, очень противились вмешательству и навязчивым советам Макги и других американцев. Они называли Макги, которому в 1949 г. было только 37, «вундеркиндом» и считали его источником своих проблем. Они полагали, что он настроен против Великобритании и Англо-иранской компании. В этом они ошибались. Будучи стипендиатом Родса в Оксфорде, Макги познакомился с дочерьми сэра Джона Кэдмена из Англо-иранской нефтяной компании и даже бывал у него в гостях. Работая в Оксфорде над докторской диссертацией по геофизике, он проводил сейсмические исследования вместе с Англо-иранской нефтяной компанией в Хэмпшире, где компания вела буровые работы. Затем, по иронии судьбы, ему предложили работу геофизика в Иране. После серьезных раздумий Макги отверг предложение только потому, что соскучился по дому и хотел вернуться в Америку. «Тогда у меня было доброе чувство к Англо-иранской нефтяной компании», – говорил он впоследствии.

Дальнейшие события показали, что он сделал правильный выбор. Вскоре после возвращения из Англии, в начале Второй мировой войны, Макги открыл довольно крупное месторождение нефти в Луизиане. Оно принесло ему богатство, независимость и возможность посвятить себя общественной деятельности. Он женился на дочери знаменитого Эверетта Де Гольера и был партнером в его консалтинговой фирме, пока не поступил на службу в вооруженные силы. Макги был стойким англофилом (позднее он стал председателем Союза любителей английского языка) и считал, что англичан нужно спасти от них самих, особенно когда дело касалось нефти. Макги выражал точку зрения своих коллег, обобщенную в критических замечаниях государственного секретаря Дина Ачесона о «необыкновенном и глупом упрямстве компании и британского правительства» в иранском вопросе[404].

С другой стороны, хотя американцы этому не верили, британское правительство не ладило с Англо-иранской компанией. Правительство владело 51 % ее акций, но это вовсе не означало, что они питают симпатию друг к другу. Напротив, между ними царили подозрения и затаенная злоба, а самые жестокие схватки между партиями были классическим образцом того, что называется «борьбой министра и управляющего». Министр иностранных дел Эрнест Бевин еще в 1946 г. жаловался, что Англо-иранская компания – «по сути частная компания с государственным капиталом, и все, что она делает, отражается на отношениях британского правительства с Персией. Как министр иностранных дел, я не обладаю ни властью, ни влиянием, несмотря на контрольный пакет акций. Насколько я знаю, такой власти нет ни у кого».

Самой компании ситуация, конечно, виделась по-другому. Она была третьей в мире по объему добываемой нефти, бо́льшая часть которой сосредоточилась в Иране, и ей казалось, что иранцы заключили выгодную сделку. Согласно соглашению 1933 г., Иран получал не только роялти, но и 20 % общемировой прибыли компании, и эти условия сделки были лучшими, чем у любой другой нефтедобывающей компании. Помимо этого Англо-иранская нефтяная компания стала одной из крупнейших транснациональных компаний. Она стремилась вести сложный бизнес в мировом масштабе, действовала как частная фирма, что было установлено еще в 1914 г. Черчиллем при приобретении доли компании, и ее руководители не терпели вмешательства или советов со стороны политиков и гражданских чиновников. Они считали, что бюрократы, которых председатель компании сэр Уильям Фрейзер неизменно называл «вест-эндскими джентльменами», неспособны были понять нефтяной бизнес, в частности как его ведут в Иране. Но давление было так велико, что летом 1949 г. Англо-иранская компания была вынуждена начать переговоры с Ираном о дополнениях к переработанному варианту концессии 1933 г. Новое предложение обеспечивало увеличение роялти и единовременно выплачиваемой суммы.

Хотя Англо-иранская нефтяная компания и иранское правительство пришли к соглашению, последнее, боясь парламентской оппозиции, воздерживалось от представления документа в меджлис почти в течение года, до июня 1950 г. Парламентский комитет по нефти резко осудил новое соглашение, призвав к отмене концессии и требуя национализации Англо-иранской нефтяной компании. Видный проанглийски настроенный политик был убит, и напуганный премьер-министр, решив, что осторожность – лучшая политика, подал в отставку.

Новым премьер-министром шах назначил генерала Али Размару, начальника штаба армии. Худощавый, молодой, «солдатская косточка», выпускник французской военной академии Сен-Сира, честолюбивый и хладнокровный, Размара был известен тем, что однажды совершил неслыханное – отказался от взятки. Он старался держаться на расстоянии от шаха и укреплять собственный авторитет. Американцы и англичане видели в нем свой последний шанс. Ирану как никогда раньше угрожала опасность если не коммунистического переворота, то прямой советской экспансии.

В том же месяце, июне 1950 г., Северная Корея напала на Южную, превратив холодную войну в реальную. На советско-иранской границе происходили столкновения, и Макги в срочном порядке занялся в Государственном департаменте разработкой экстренных планов на случай советского вторжения в Иран. Более того, на фоне корейской войны иранская нефть получила новое значение, она составляла 40 % добываемой на Ближнем Востоке нефти, и нефтеперерабатывающий завод Англо-иранской компании в Абадане был главным источником авиационного топлива в Восточном полушарии[405].

При таком росте ставок правительство США усилило давление на британское правительство, чтобы оно, в свою очередь, повлияло на Англо-иранскую компанию. Нужно было сделать такое предложение, на которое иранское правительство быстро бы согласилось. Но сэра Уильяма Фрейзера нелегко было расшевелить. За его спиной был долгий опыт общения с иранцами, он не питал никакого уважения к их государственной системе и ожидал только неблагодарности, обмана, клеветы за спиной и новых требований. Ненамного лучше он относился к американцам. Вину за проблемы компании он возлагал на американское политическое вмешательство в дела Тегерана и на деятельность американских нефтяных компаний, в частности Aramco, на Ближнем Востоке.

Именно Фрейзер определял позицию компании. В любых обстоятельствах он был грозным противником. У него не было дипломатического таланта Джона Кэдмена, он был несговорчивым, упрямым автократом, который управлял Англо-иранской компанией так, как хотел. Возражения не допускались. Председатель совета директоров Gulf, партнера Англо-иранской компании по Кувейту, заметил, что Фрейзер обладает такой неограниченной властью, что другие директора «не осмеливаются назвать свои души собственными». О Фрейзере говорили, что он «шотландец до кончиков ногтей». Его отец основал крупную шотландскую компанию по производству жидкого топлива из сланцев, которую затем продал Англо-иранской нефтяной компании –