Игра престолов - Джордж Мартин

— Хорошо, — сказала Кейтилин. Она услышала интонации Неда в голосе сына, согнувшегося перед ней над картой. — Говори дальше.

— Я оставлю небольшой отряд охранять ров Кейлин, в основном стрелков, а со всеми остальными направлюсь на гати, — сказал он. — Как только мы пройдем Перешеек, я разделю войско надвое. Пешие пойдут по Королевскому тракту, конница же переправится через Зеленый Зубец у Близнецов. — Он показал. — Узнав, что мы едем на юг, лорд Тайвин повернет на север, чтобы встретить наше главное войско, пропустив конницу по западному берегу к Риверрану. — Довольный собой, Робб откинулся назад, не смея еще улыбнуться.

Кейтилин нахмурилась, глядя на карту.

— Ты разделил рекой две части своей армии.

— Как и Джейме с лордом Тайвином, — сказал Робб горячо. На лице его наконец появилась улыбка. — Через Зеленый Зубец нет переправы выше Рубинового брода, где Роберт завоевал корону, — до самых Близнецов, а там мост держит лорд Фрей. А ведь он — знаменосец твоего отца, правда?

— Так, — согласилась она. — Но мой отец никогда не доверял ему. Тебе тоже не следует делать этого.

— Я не собираюсь, — обещал Робб. — Ну что ты думаешь?

Невзирая на все, она была довольна. Пусть Робб похож на Талли, подумала она, но он — сын своего отца, Нед хорошо учил его.

— Каким отрядом ты будешь командовать?

— Конницей, — ответил он немедленно. И опять как отец: Нед всегда брал на себя самое опасное дело.

— А кто возглавит другой?

— Большой Джон всегда утверждает, что мы легко разобьем лорда Тайвина. Я думал предоставить ему эту честь.

Вот и первая ошибка, но как показать это Роббу, не ранив его еще робкой уверенности в себе?

— Отец твой всегда говорил мне, что не встречал человека бесстрашнее Большого Джона.

Робб ухмыльнулся:

— Серый Ветер откусил ему два пальца, а он только расхохотался. Значит, ты согласна?

— Твой отец не бесстрашен, — указала Кейтилин. — Он отважен, а это две разные вещи.

Сын задумался на мгновение.

— Лишь восточное войско будет отделять лорда Тайвина от Винтерфелла, — сказал он задумчиво. — И те немногие лучники, которых я оставлю около рва. Итак, мне нужен здесь не бесстрашный человек, правда?

— Да, тебе нужна здесь холодная хитрость, а не отвага.

— Тогда это Русе Болтон, — сказал Робб торопливо. — Этот человек ошеломляет меня.

— Будем надеяться, что он ошеломит и Тайвина Ланнистера.

Робб кивнул и свернул карту.

— Я отдам команды и соберу свиту, чтобы тебя проводили до Винтерфелла.

Кейтилин постаралась собрать свои силы — ради Неда и ради их упрямого и отважного сына. Справившись с отчаянием и страхом, она отложила их в сторону — словно платье, которое решила было не надевать… но вдруг заметила, что все-таки натянула его.

— Я еду не в Винтерфелл, — услышала она собственный голос, удивляясь неожиданно прихлынувшим слезам, затуманившим ее взгляд. — Возможно, отец сейчас умирает за стенами Риверрана. Брат мой окружен врагами. Я должна ехать к ним.

Тирион

Чилла, дочь Чейка от Черноухих, направилась вперед на разведку и вернулась с вестью о войске, собравшемся на перекрестке дорог.

— Судя по кострам, думаю, что их там тысяч двадцать, — сказала она. — Красные знамена с золотым львом.

— Твой отец? — спросил Бронн.

— Или мой брат Джейме, — ответил Тирион. — Скоро мы узнаем это.

Он обозрел своих оборванцев: почти три сотни Каменных Ворон, Лунных Братьев, Черноухих и Обгорелых. Всего лишь семя того войска, которое он надеялся вырастить. Гунтер, сын Гурна, поднимал теперь остальные кланы. Тирион подумал о том, как воспользуется лорд-отец этими облаченными в шкуры людьми, с их краденой сталью. Откровенно говоря, он и сам не знал, что делать с ними. Кто же он здесь — предводитель или пленник? Скорее всего и то и другое.

— Быть может, лучше будет, если я один спущусь вниз? — предложил он.

— Лучше для Тириона, сына Тайвина, — заметил Улф, говоривший от Лунных Братьев.

Шагга бросил яростный взгляд, это было жуткое зрелище.

— Шагге, сыну Дольфа, это не нравится. Шагга пойдет со взрослым мальчишкой, и если взрослый мальчишка лжет, Шагга отрубит ему мужской признак…

— И скормит его козлу, — устало сказал Тирион. — Шагга, даю тебе слово Ланнистера, я вернусь.

— Почему я должен верить твоему слову? — Чиллу, невысокую и суровую, плоскую как мальчишка, нельзя было обмануть. — Лорды Нижних земель всегда обманывали горные кланы.

— Ты ранишь меня, Чилла, — ответил Тирион. — Я считал, что мы уже стали друзьями. Но как хотите. Ты поедешь со мной, и Шагга и Конн от Каменных Ворон, и Улф от Лунных Братьев, и Тиметт, сын Тиметта, от Обгорелых. — Горцы, когда он назвал их, обменялись настороженными взглядами. — Остальные будут ожидать здесь, пока я не пошлю за ними. Постарайтесь хотя бы не перерезать друг друга, пока меня нет.

Ударив пятками в бока коня, он отъехал, не оставив своим спутникам иного выхода, кроме как последовать за ним или же остаться на месте. Он был бы доволен и тем и другим — только бы горцы не задержали его, не уселись на землю и не занялись бесконечной — на целый день и ночь — говорильней. В этом и крылась главная трудность общения с кланами: они исповедовали абсурдное убеждение в том, что на совете следует выслушать мнение каждого мужчины. Позволялось высказываться даже женщинам. Нечего удивляться тому, что прошли века с тех пор, когда они серьезно угрожали Долине, если не считать случайных набегов. Тирион намеревался исправить положение.

Бронн ехал возле него. А позади пристроились после недолгого недовольства все пятеро горцев на невысоких мохнатых коньках, более похожих на пони и прыгающих по скалам, как козы.

Каменные Вороны ехали вместе, Чилла и Улф держались неподалеку друг от друга — Лунных Братьев и Черноухих связывают крепкие узы. Тиметт, сын Тиметта, ехал один. Все кланы, населявшие Лунные Горы, опасались Обгорелых, умерщвлявших плоть огнем, чтобы доказать свою храбрость, и — как утверждали другие — жаривших младенцев на своих пиршествах. Но даже сами Обгорелые боялись Тиметта, который, достигнув зрелости, лишил себя левого глаза добела раскаленным ножом. Тирион слыхал, что обычно мальчишка отжигал себе сосок, палец или же — будучи истинным храбрецом или безумцем — ухо. Поступок Тиметта произвел столь глубокое впечатление на Обгорелых, что они безотлагательно провозгласили его Красной Рукой — чем-то вроде походного вождя.

— Хотелось бы знать, что отжег себе их главарь, — обратился Тирион к Бронну, впервые услышав эту историю. Наемник, ухмыляясь, потянулся к собственному паху… однако даже Бронн уважительно держался с Тиметтом. Если у человека хватает безумия, чтобы лишить себя глаза, с врагом он церемониться не будет.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});